Семья Буссардель - Филипп Эриа

- Я это знаю, отец,- отвечал Фердинанд.

- Та-та-та! Знаешь, да плохо! Смотри, не обижай ее! А не то, мошенник, я тебе покажу.

Но, несмотря на такого рода заявления, он с большим удовольствием наблюдал, как его сын перешептывается за дверью с какой-нибудь дамой или подхватывает записочку из маленькой ручки, затянутой в перчатку. Фердинанд ни в чем не таился отца, будучи уверен в неизменной его снисходительности, зачастую пользовался им как ширмой. Но все это делалось как бы случайно, и у обоих хватало такта никогда об этом не говорить.

И как раз не сын, а отец пригласил в Буа-Дардо госпожу Овиз. Прошлой зимой старик подметил, что эта молодая вдова не сводит глаз с Фердинанда и слушает его с многозначительным вниманием. Иногда она появлялась в свете в сопровождении пожилой и бедной родственницы, жившей у нее на положении компаньонки. И вспомнив об этом, он сказал Альбаре:

- Пригласи их обеих погостить у тебя в одно время со мной. Ты доставишь мне удовольствие.

- Ты что, ухаживаешь за госпожой Овиз, старый шалопай?

- О нет! Просто я искренне сочувствую этой милой женщине, заслуживающей всяческого уважения. Мне кажется, она знает никаких развлечений.

Банкир Овиз, обжора и пьяница, умер полтора года назад, оставив своей молодой хорошенькой вдове весьма недурное состояние. Разница в возрасте, которая была между ними, избавляла ее от скорби и слез по умершем. Однако она, по-видимому, не спешила второй раз выйти замуж; из-за каких-то семейных обстоятельств задерживалось получение ею наследства. Женщина богатая, занимавшая солидное положение среди обитателей Шоссе д'Антен, свободно располагавшая своим временем, она была избавлена еще на несколько месяцев от светских обязанностей - словом, она соединяла в своей особе все преимущества идеальной любовницы для такого человека, как Фердинанд.

Он это прекрасно понял и ждал только случая не для объяснения в любви, а для того, чтобы госпожа Овиз выдала свое расположение к нему, - это был его принцип, его метод. Вкусы его отличались эклектизмом, его привлекали женщины самого различного типа, но он принадлежал к тем женолюбам, которых не прельщают трудные победы, наоборот, им необходимо почувствовать ответное влечение женщины. Избалованный своими м успехами, он снисходительно дарил женщин своей благосклонностью, словно какой-нибудь паша, и был не прочь, чтобы любовные приключения сами плыли к нему в руки. С хорошенькими дамами своего круга он поддерживал отношения весьма любезные, которые всегда могли перейти за пределы дозволенного; за каждой он ухаживал с осторожной настойчивостью и наблюдал, какое впечатление производит, и если замечал вспыхнувший вдруг румянец, признаки смятения чувств, собирал все свои батареи и штурмовал слабо защищенную крепость, выдавшую свою уязвимость.

Словом, он всегда играл наверняка. И в конце концов в этом мире финансовой буржуазии, где о нравственности пеклись больше, чем в некоторых других кругах, он, к удивлению Луи, находил все желательные ему удовольствия.

- Дорогой мой,- говорил брату Фердинанд,- огромное большинство людей имеет ошибочные представления о женщинах, полагая, что есть женщины добродетельные и женщины, лишенные добродетели. А в действительности есть лишь женщины счастливые в замужестве и женщины несчастные. Любая супруга, которая не нашла в своем муже того, что надеялась в нем найти, несет в себе зачатки прелюбодеяния, и, для того чтобы грех совершился, достаточно ей встретить мужчину, в котором она увидит достойного и возможного утешителя. Разумеется, способного к тому же подметить во взоре будущей своей жертвы едва уловимую искорку огня, зажженного им во всем ее существе.

- Однако же,- говорил Луи, который, вступая в брак, был чист душой и телом, как ребенок, что несомненно отразилось и на его понятиях о женщине,не будешь же ты утверждать, что супруга, сознающая свой долг...

- Ах, оставь! Очень мало на свете женщин, которые за всю жизнь никогда не отличали кого-нибудь среди мужчин и не думали бы при этом: "Вот ради этого человека я могла бы в виде исключения не быть неумолимой". Очень мало на свете женщин, которые никогда не видели себя в воображении преступницей, нарушившей супружескую верность,- хотя бы ради удовольствия покаяться на духу в таких греховных мыслях.

Луи смеялся, слушая такие аргументы.

- А знаете, какую весть мне принес электрический телеграф? - воскликнул однажды Альбаре, найдя своих гостей в обвитой зеленью беседке, где они обычно сидели после четырех часов дня, когда жара немного спадала.- Завтра к нам приезжает мадам Овиз со своей кузиной. Весьма приятная весть!

Он сел в одно из чугунных садовых кресел, расставленных полукругом, и подмигнул своему другу, но Буссардель только спросил:

- Она выехала из Парижа на лошадях?

- Нет, нет! Мадам Овиз - особа современная, она любит новшества и решила поехать по железной дороге. Поезд прибудет около половины одиннадцатого. Я сам поеду встречать ее, велю запрячь лошадь в английский кабриолет.

- Не советую тебе ехать, - сказал старик Буссардель.- Хоть до станции только четыре лье, но август нынче очень жаркий, а у тебя сложение апоплексическое.

- Это у меня-то апоплексическое? - возмутился Альбаре, всегда принимавший всерьез приятельские подшучивания Буссарделя. - Тьфу ты! Вечно что-нибудь выдумает! А я, дурак, еще отвечаю тебе.

- Ты еще больше будешь дураком, если поедешь завтра. Лучше поручи Фердинанду встретить гостью. Он, конечно, с удовольствием окажет тебе услугу. Правда, Фердинанд? - спросил отец, слегка повернувшись к сыну.

- Но ведь это будет невежливо с моей стороны,- возразил Альбаре.- Дамы, наверно, рассчитывают, что я встречу их на станции...

- Не пойти ли нам прогуляться в плодовый сад? - сказал Буссардель, желая прервать щекотливый спор, и встал.

Альбаре развел у себя плодовый сад, которым очень гордился, особенно грушами. Он часто ходил посмотреть на своих любимиц. Он останавливался у деревьев, заложив руки за спину и вытягивая шею, или же взбирался на лестницу и оглядывал груши со всех сторон; гости неизменно сопровождали его при этом осмотре - это был один из священных обычаев в Буа-Дардо. При словах "плодовый сад" все поднялись и отправились туда. Кроме двух Буссарделей, у Альбаре гостило еще человек шесть, все приблизительно его сверстники.

Направляясь к грушевым деревьям, Фердинанд предложил руку отцу: старик привычным знаком попросил его об этом. Они остановились на минутку полюбоваться бордюром из бальзамина, а остальные прошли дальше.

- Хи-хи-хи! - рассмеялся Буссардель старший.- Вот простак наш Альбаре! Воображает, что мадам Овиз будет разочарована, если увидит на станции тебя вместо него!.. Взгляни на этот бордюр, голубчик, - тотчас же переменил он тему разговора. - Как по-твоему, не стоит ли и мне посадить в Гранси вперемежку разные цветы? Право, это красивее, чем массив из одинаковых растений.

На следующее утро, в двенадцатом часу, при свете яркого солнца лошадь, запряженная в английский кабриолет и бежавшая крупной рысью, привезла со станции гостей; правил Фердинанд, и экипаж подкатил к крыльцу, описав безупречный полукруг. Госпожа Овиз в дорожном сиреневом платье с четырьмя воланами, обшитыми лиловой узорчатой тесьмой, сидела на передней скамейке, осеняя своим кринолином колени возницы. Она спрыгнула на землю легко и мягко, словно большой упавший цветок, и тогда стала видна ее компаньонка, примостившаяся на задней скамье вместе с грумом и саквояжами. Госпожа Овиз, довольно пухленькая блондинка, принадлежала к тому виду стыдливых особ, которые постоянно опускают очи долу, то и дело отворачивают лицо и, можно сказать, кокетничают своей скромностью.

Тотчас после завтрака она удалилась вместе с кузиной, чтобы отдохнуть после утомительного путешествия. Ей отвели комнату на втором этаже, смотревшую окнами в парк. Тут на длинную террасу выходили застекленные двери апартаментов самого Альбаре и трех лучших комнат, кои предоставили госпоже Овиз, старику Буссарделю и некой пожилой чете. Остальные гости помещались в комнатах, расположенных в другой стороне дома или же в пристройках к главному корпусу; детей Фердинанда Буссарделя поселили на третьем этаже.

Не прошло и суток, а Фердинанд уже убедился в наблюдательности отца: госпожа Овиз оказалась уязвимой. Он узнал, что она погостит в Буа-Дардо две недели - то есть слишком мало для того, чтобы роман можно было довести до существенных результатов, но достаточно для того, чтобы добиться от красавицы поощрения и, может быть, обещаний. Фердинанд уже представлял себе, как он будет роскошествовать всю зиму. Но нельзя было терять ни одного дня. Первая помеха возникла в лице Викторена. На следующий день после приезда госпожи Овиз в замок явился управляющий и доложил, что какой-то злоумышленник отпер дверцы крольчатника и лучшие экземпляры, выращиваемые там, а именно русские кролики с розовыми глазами, разбежались. Драма произошла днем, и, следовательно, нельзя предположить, что виновниками ее были воры, забравшиеся на скотный двор; наоборот, есть подозрение, что это