Вёшенское восстание - Андрей Венков

Каждый полк получил рубежи обороны. Так, Мигулинский пеший полк получил приказ в ночь на 20 мая (2 июня) занять позиции по Дону «от Прорвы до Быстряка».

Поздним вечером 31 мая после сильного дождя конные сотни 1-й дивизии во главе с начдивом Ермаковым собрались на бугре возле хутора Ясеновки.

Куда идти?.. Подобные вопросы в дивизии все еще решались на митингах. На приказы Кудинова здесь чихали. Кубанская бригада напирала так, что было ясно — Дон красноармейцев не остановит. Поэтому многие казаки склонялись к мысли воспользоваться темнотой и прорываться на соединение к Секретеву. Но где Секретев, не знал никто, и решено было, согласно приказу, уходить за Дон.

В хуторе Токине распределились, где какая сотня переправляется, и в темноте стали строиться, чтоб идти к Дону. Здесь же была токинская сотня, и когда отряд тронулся к переправам, весь хутор вышел провожать его. В темной безлунной ночи слышались стоны и женский плач. «Отряд молчит, как немой», — вспоминал очевидец.

Арьергардная коньковская сотня Боковского полка переправлялась у хутора Нижний Громок. Хуторской атаман («председатель») приготовил семь лодок и дедов-гребцов. Седла и шинели казаки положили в лодки. Сами с лошадьми переправлялись вплавь. Три коня не пошли в воду, их бросили на берегу. Поплыли… В темноте натолкнулись на обрывистый левый берег и, влекомые течением, проплыли еще сажен 50 вдоль обрыва, ища пологий спуск, где можно выбраться.

На заре вся арьергардная сотня — 280 человек — завершила переправу.

Правый берег Дона был очищен повстанцами.

В ходе отступления с 15 по 18 (28–31) мая казаки только перед фронтом экспедиционных войск 9-й армии потеряли 700 человек.

19 мая (1 июня). Экспедиционные войска, громя запоздавшие обозы беженцев и расстреливая затесавшихся среди них одиночных повстанцев, лавиной захлестнули донской берег напротив станицы Вёшенской.

Позволю себе в качестве отступления рассказ, записанный в хуторе Белогорка.

— Отец у меня был гармонист, песельник. Где гуляют, там он первый! Последнюю копейку спустит. Мы с матерью кобылу запрягаем, едем, подберем его, в сани положим. Мать кричит (плачет. — А. В.), я кричу… А он лежит, на небо смотрит и в гармонь играет. И братья старшие в него были, гармонисты. Мы как на ту сторону отступали…

— А чего вы туда отступали?

— Дак красные ж… Как придут, лошадей забирают. В глаза им пальцами ширяют: не слепая? Там с ними нацмены какие-то… Мы тринадцать дней на той стороне сидели. Прямо в окопах всем семейством. Только мы переправились, вот они — красные! Как зачали по нас через Дон стрелять, листочки молоденькие пулями так и рвут. Как дадут, как дадут с той стороны, так листья кружатся, нам на головы падают… А брат мой сидит в окопе и в гармонь играет — красных дражнит. Играл-играл, а потом говорит мне: «Возьми, Наташа, котелок, сходи в Дон, почерпни воды. Чай пить будем…»».

Вернемся на поле боя. 12 орудий Кубанской бригады были выставлены на «Базковской горе» и прогрохотали, посылая первые снаряды по центру восстания — станице Вёшенской. Повстанческая артиллерия не могла с ней состязаться, хотя с 18 (31) мая среди повстанцев появился известный артиллерист есаул Матасов, прилетевший на самолете по просьбе повстанческого командования.

Кудинов, бежавший вместе со штабом в недосягаемый для артиллерии хутор Черновский, издал приказ, начинавшийся словами: «Пробил час последнего испытания!..» Главнокомандующий уговаривал повстанцев продержаться один-два дня, и обещанная «кадетами» помощь подойдет. «Несите патроны и снаряды», — взывал Кудинов. Приказ заканчивался словами: «Не «приказываю», а «прошу»».

По приказанию комбрига 33-й Кубанской дивизии красный вёшенский казак Александр Кухтин отправился на переговоры к повстанцам с предложением сдаться. Как сообщало советское командование, на участке 292-го Дербентского полка «казаки просили прекратить стрельбу, обещали договор о сдаче.

2 июня в 11 часов обещали дать ответ». Но ответа не дали. Новая лавина боев надвигалась на Верхний Дон с юга с войсками генерала Секретева.

В распоряжении автора есть магнитофонная запись:

«— А где их батарея была?

— На Хопре идей-то… А опосля пасхи под Вёшки пришли. Уж тепло было. Гляжу — он скачет…

— Кто?

— Да Федот… Прискакал: «Иде наши?» А их и нет никого. Игнат, брат его — он льготник был — в Вёшках. Свекор с работником на полях, и бабка с ними убралась… Нам работника дали… пленного… Потом, как красные пришли, он комиссаром был. Приезжал ко мне… Сватался… Я за него не пошла…

— Погоди… Ну, прискакал Федот…

Прискакал: «Иде наши?» А их и нет никого…

Он говорит: «Может, ты меня уж и не увидишь. Аминь нам. Красные под Вешками». Повернулся и поехал. «Мне, — говорит, — успеть надо, пока в бой не пошли». Мне б закричать, а слез нету — стою и гляжу. Он ведь к красным хотел, и еще с ним ребята были: «Вот они, красные. Мы перейдем, а — хлоп! — они не одолеют… Куда тогда деваться?» Так и не пошли».

Вернемся на поле боя. В этот день генерал Секретев вступил на территорию Верхне-Донского округа, занял хутор Сетраков. Части эксдивизии 8-й армии, получившие уже приказ форсировать Дон у станицы Мигулинской и добить повстанцев на левом берегу, вынуждены были остановить наступление и выделить силы против Секретева.

Но из Сетракова белые ушли в сторону Миллерово без боя. Секретевские разъезды, высланные к Мешковской, обещанного повстанческого фронта там не нашли. Жители сообщили, что через Мешковскую на Каргин прошел отряд Северо-Кавказской Красной Армии, Каргин сжег, и про восстание больше ничего не слышно. Зато большевики ударом от Красновки вновь захватили Миллерово, и эту важную станцию надо было отбивать.

Чтобы исправить ситуацию, командующий Донской армией генерал Сидорин переслал с самолетом повстанцам приказание готовить конную группу для прорыва на хутор Сетраков на соединение с Секретевым. Повстанческая конница (в основном каргинцы и боковцы, оставившие свои станицы) стала стягиваться вверх по левому берегу Дона, чтобы из района станицы Казанской прорываться на хутор Сетраков.

В тот же день, 1 июня, откликнулся наконец взявший на себя руководство подавлением восстания Троцкий. «Москва, Склянскому, Ленину. 1 июня, Кантемировка. Для мероприятий требуется время, которое в степи, превращенной в море грязи, в которой я плавал четверо суток, измеряется не часами, а днями. Ныне непосредственная ликвидация прорыва возложена на начдива 33 с подчинением его командованию эксвойск. В распоряжении начдива 33 имеется: первая бригада его дивизии, Самарские, Симбирские, Саратовские курсы, местные батальоны, коммунистические роты.

В самом крайнем случае можно было бы опять снять с экс-фронта вторую бригаду 33 дивизии. Командэксвойск дано указание всеми мерами ускорить движение эксвойск с юга на север, чтобы после овладения главными очагами восстания выделить часть эксвойск на Миллеровскую, если последняя не будет возвращена нынешними силами начдива-33. Троцкий».

В тот же день Троцкий, считавший, что судьба восстания уже решена, решил выехать в Изюм, где собирался ругаться с Ворошиловым, Межлауком и Подвойским по поводу организации продовольственной работы на Украине и в частности в Донецком бассейне.

И именно в это время корпуса Донской армии получили задачу перейти в наступление вслед за Секретевым.

1-й Донской корпус (бывшая 1-я армия) должен был взять Константиновскую и наступать вверх по Дону на Чир, имея дальнейшей целью выйти на Усть-Медведицкую и станцию Арчеда.

2-й Донской корпус (бывшая 2-я армия), выбитый обратно за Донец, имел теперь общую задачу выйти к Усть-Хоперской и идти далее на Поворино и Балашов.

3-й Донской корпус (бывшая 3-я армия) наступал вдоль железной дороги на воронежском направлении, имея конечной целью выход к Ельцу. С 15 по 20 мая (28 мая — 2 июня) 1-я Донская дивизия, Гундоровский батальон, Луганско-Митякинский и Каменский полки вели тяжелые бои на подступах к станице Митякинской и, наконец, сбили противника.

Советские тылы начали эвакуацию. Член РВС 9-й армии Ходоровский приказал: «Начдивам при отступлении забирать положительно всех лошадей, рогатый и мелкий скот, а также все средства передвижения. Особенно надлежит забирать все жнейки и косилки».

20 мая (2 июня). Лето. Красноармейцы Дербентского полка загорали на солнышке, удили рыбу. Казаки с левого берега не стреляли, берегли патроны. Лишь один раз, когда бойцы разглядели на казачьей стороне двух стреноженных лошадей и решили сплавать за ними, откуда-то из кустов, как предупреждение, по пловцам саданули из винтовки.

Обе стороны маневрировали, вели перегруппировку, готовились к последующим решающим боям.

Повстанческая кавалерия была послана вверх по левому берегу, стала скапливаться ближе к железной дороге, на границе Донской области и Воронежской губернии, чтобы форсировать здесь Дон и прорываться к белым.