Тотальное превосходство - Николай Псурцев

Вторая женщина, у которой голова тоже перевязана «халой», сложносочиняемой постройкой, требующей некоторого времени и качественного труда, всю свою жизнь, немалую, но и невеликую еще, чаще одинокую, чем семейную, от самого ее начала, как затрепетал только ветерок на ее горячей и мокрой макушке, — выпихивала себя, энергично и ожесточенно отталкиваясь толстенькими ножками от материнских внутренностей; почувствовав мир, тотчас же заверещала панически и предсмертно и скоренько заспешила обратно, откуда и объявилась, — всю свою жизнь возбуждалась от вида и особенно от запаха животных, любых… Разводила, потакаемая и поощряемая слабоумной матерью, у себя в маленьком домике в подмосковном поселке козочек, барашков, кошечек, собачек, крысок, хомячков и морских свинок. Жила вместе с ними в сарае — спала, и ела, и готовила уроки… Каждую неделю ездила в Москву, в зоопарк. Цепенела всякий раз, когда видела слона, или тигра, или обезьяну, или жирафа, или зебру, или кенгуру. Втискивала в себя безразмерно насыщенный звериными запахами воздух… Во время каникул работала в зоопарке смотрительницей, уборщицей. Приходила на работу раньше всех, а уходила, понятное дело, позже всех. Иногда ночевала в зоопарке. Пела зверям на ночь колыбельные песенки, утром мыла их, причесывала их, разговаривала с ними, обнимала их, целовала их и нюхала их, нюхала, нюхала, нюхала… Перед сном или сидя в туалете — только в туалете чувствовала себя истинно защищенной и по-настоящему свободной, — путешествовала по заповедным паркам Кении и Намибии, лечила зверей в джунглях Южной Америки, спасала от уничтожения и вымирания тигров Азии и Дальнего Востока, руководила московским, нью-йоркским, лондонским, берлинским зоопарками — смеялась, плакала от радости и наслаждения, жила… Закончила после школы текстильный техникум, а потом через несколько лет и курсы повышения квалификации работников легкой промышленности. Добралась до должности заместителя директора крупного и любимого партией и народом ткацкого предприятия. Люди боялись ее. Она казалась им нахальной, злобной, глупой и неуправляемой. Именно поэтому-то они и выбрали ее почти единогласно директором этого самого предприятия, после того как предприятие акционировали. Дешевые ткани хорошо покупались. Директор и она же фактически владелица этого самого предприятия, естественно, богатела… Сидя на унитазе в туалете, орала истошно и обреченно, когда путешествовала по паркам Кении и Намибии, когда руководила московским, нью-йоркским и берлинским зоопарками, когда спасала тигров, когда лечила кенгуру…

Говорили о поиске компромисса между любовью и ненавистью, между жизнью и смертью, между дилетантством и мастерством, между красотой и уродством. Не война, а соглашение, говорили они (в тот момент, когда мы с Катей подошли к ним поближе, говорил, правда, пока один только из них), не вытеснение, а объединение, не крики, а ласковый шепот… Мужчина выглядел молодо, но некрасиво. Пьяно сопел, обтирал галстуком потное лицо, вздрагивал тазом то и дело, будто стряхивал таким образом последнюю капельку с опустошенного члена… Дилетантство поглотит мастерство, а любовь обязательно сдастся на милость ненависти, уродство убьет красоту, а жизнь непременно окончится смертью, отвечала собеседнику женщина. Тоже молодая и тоже не особо хорошенькая. Запихивала руку к себе под юбку, основательно, будто вбивала ее, а потом, уже выпростав руку, нюхала одухотворенно свои влажные, скользкие пальцы.

Завораживающее зрелище. Я любовался…

Катя лизала мое ухо и приказывала мне настойчиво, чтобы я сегодня же родил для нее ребенка.

«Для нас, для простых, для обыкновенных и незатейливых, ребенок — это единственное, ради чего стоит жить!» — объясняла мне Катя мотивы своего неожиданного желания.

Потолки в зале, в которой мы находились, высокие, в прыжке не достанешь; если только я встану на плечи к Кате, а мне на плечи поднимется та не особо хорошенькая женщина с мокрыми пальцами, то таким вот способом мы предложенное нам сегодня пространство вполне одолеем. По стенам пояском внутренним привязаны балконы. За перилами книжные стеллажи. Балконы, наверное, старинно скрипят, когда по ним кто-то ходит…

С балконов в залу развернулась широкая, но отлогая лестница. Лестница отчего-то манит. По ней хочется поскорее взобраться. На верху лестницы, как на вершине мира. Ты на всех и на все влияешь, и ты все и всех без исключения контролируешь…

Заросший густо прыщами юноша, только глаза одни видны, только уши, чистые, по бокам головы безвольно трепещутся, назидательно что-то рассказывал некрасивому мужчине и нехорошенькой женщине. Он рассказывал: «Ум — это самое важное и самое дорогое, что носит в себе любой человек. Мужчина ли тот человек, или тот человек является женщиной, не имеет в нынешнем мире совершенно никакого значения. На уме можно даже жарить котлетки, ха-ха… Сексуальность — говно, обаяние — говно, приятные запахи — ну просто, признаюсь, говнистей говнистого! Только ум делает нас хозяевами и владыками всех и всего!.. Врут, суки, когда говорят, что умный и талантливый человек всегда обаятелен и сексуален!.. Это легенды и мифы, придуманные так называемыми красавчиками… Нет, гений и красота — две вещи несовместные!.. Кривая походка, скверные запахи, врожденная увечность, диспропорциональность в лице, диспропорциональность во всем теле, растерянное, заискивающее или, наоборот, иной раз злобное, ненавистническое выражение глаз, дешевая, безвкусная, не новая, пропитанная пóтом и дождями одежда; косноязычная, невнятная речь — среди чужих, разумеется, и для чужих, разумеется, а среди своих, бесспорно и несомненно, цветистая и уверенная, как вот у меня сейчас, например, как вот у тебя или у тебя сейчас, например, — вот это все и есть в действительной реальности истинные и непререкаемые признаки великого гения… Так называемых сексуальных красавцев природа не пожалела. Она распылила их ум, их желания и их эмоции… Им требуется для их внутреннего комфорта сначала почитание, преклонение, восхищение, слава, женщины, удовольствие, наслаждение, а потом уже только осознание собственного ума, наличие воли, творчество, созидание… У подлинного же гения соблазнов только лишь два — ласкать и лелеять свой ум и свой Дар… Врут, когда говорят, что некрасивый, уродливый человек не может оценить настоящую красоту и не может придумать и воплотить в жизнь красоту новую, никому до сих пор еще не известную… Может! И тому массу примеров мы видим в истории… А еще говорят, что некрасивый человек якобы красоту ненавидит… Да, это правда. Некрасивый человек красоту ненавидит… Но это не мешает ему тем не менее видеть красоту и мастерски и безукоризненно ее конструировать и воспроизводить… Хотя что такое, собственно, есть эта самая злополучная и пресловутая красота? Полезна ли она? Имеет ли она какое-либо прикладное значение? На красоте, между прочим, шашлычков не пожаришь, ха-ха… Ну а теперь что касается так называемого компромисса между красотой и уродством, между мастерством и дилетантством, между жизнью и смертью. Сей компромисс, к сожалению, на самом-то деле уже давно и успешно достигнут. Мир уживчив и терпелив. Уродство никогда не победит красоту. А красота, в свою очередь, никогда и ни при каких условиях не одержит верх над уродством…»

Шуршанием, клекотом, шелестом застигнут был. Не вздрогнул, но обернулся. Словно кто крылья за спиной складывал. В рост человеческий крылья могли быть, судя по объему и увесистости звука. Балконы допотопно скрипели. Вспомнились фильмы про английскую старину. Прорезал стены взглядом. Распилил на несколько частей потолок. Опилки бело запорошили пьяных и усталых… На вершине лестницы увидел кого-то… Он только что вышел из двери, распахнутой точно из книжных полок. Это он складывал за спиной у себя крылья? Это он доносил до меня шелест, шуршание и клекот?.. Без плеч и без шеи, с узкой спиной. Крыльям негде было бы спрятаться. Расплющенный таз. Короткие, толстые ноги. Лысая большая голова с полосочками серо-черных волос по бокам. Прямой длинный нос. Круглые глаза. Длинные тонкие руки. Господин Масляев. Хозяин дома. Тот, которого я должен сегодня загрызть…

Человек мне понравился.

В глазах не читалось раздавленности или ненависти. Гордость и уверенность управляли движениями. Он давно уже рассчитался со своей внешностью и сегодня покорял мир только своими волей и решительностью. И еще, наверное, чем-то вроде интеллекта и эрудиции. И энергией…

Настя мне описывала Масляева совершенно другим. Я узнал его чисто интуитивно или случайно — исходя из ситуации, наблюдая за обстоятельствами… Одна старая-престарая тетенька однажды мне, помню, сказала: «Как ты мне нравишься, мальчик! Ты высокий, стройный, черноволосый, быстрый, ловкий. Ну просто вылитый Берия…» Она служила несколько лет у Берии горничной. И она видела его именно таким — высоким и стройным… Насте Масляев тоже показался милым и симпатичным. Феномен. Парадокс. Мы видим не то, что есть в мире на самом деле. А то, что диктует нам наше чересчур легко, как правило, адаптирующееся к любым жизненным явлениям воображение.