Женский декамерон - Юлия Вознесенская

   — А что вы думаете, Галина?

   — Что я думаю? А что не обеднело бы государство, если бы таким матерям давало возможность учиться, пока дети растут. Вместо того, чтобы вечерами шваброй по грязным полам шваркать, они могли бы дома сидеть за учебниками, а когда дети подрастут — работать два-три дня в неделю по профессии. Не так уж много у нас таких многодетных семей осталось.

   — А я так думаю, — сказала Ольга, — что за материнский труд надо начислять обычный рабочий стаж для пенсии, вот что! Это Валентина верно сказала, что пенсию-то потом для нас будут зарабатывать дети тех матерей, что не о себе думали, а о детях. Несправедливо это!

   Все согласились с Ольгой и снова обратились к Валентине:

   — Валюта! А почему бы тебе не написать об этом своей тезке, космонавту Валентине Терешковой? Пусть бы она поставила такой вопрос на самом верху.

   — Ну да! И полетит она тогда с этого самого верха вверх тормашками. Разве вы слышали, чтобы она хоть когда-нибудь слово сказала о том, что надо облегчить жизнь нашим женщинам? Потому-то она и возглавляет Комитет советских женщин.

   Тут вдруг Зина засмеялась и сказала:

   — А вы знаете, девоньки, Терешкова как-то к нам в лагерь приезжала!

   — Да ну?

   — Точно! Вышла она на сцену в лагерном клубе и объявила: «Посмотрите на меня, до каких высот может подняться женщина в нашем государстве! А теперь на себя посмотрите — как вы могли так низко опуститься?» Наши зэчки так и ахнули. Много чего мы слышали от наших надзирательниц и охранниц, но уж от нее никак не ожидали. Одна наша зэчка тут же втихаря подружкам говорит: «Интересно, а собачки Белка и Стрелка после космоса тоже перед дворняжками носы задирали?»

   Мигом это по рядам пронеслось, бабы наши прыскают в рукава ватников, а Терешкова стоит злая, красная, не понимает, почему так низко опустившиеся смеются над ней, взлетевшей? Уж не знаю, из-за Терешковой или нет, но только скоро после ее поездок по тюрьмам и лагерям режим для женщин здорово потяжелел. На окнах появились железные решетки из плотных полос, так что свет только в щелки пробивается. Их так и зовут «решетками Терешковой». А вы говорите, что она может за матерей заступиться!

   Погоревав о том, что заступиться за женщин, действительно, некому, наши подруги попросили Альбину рассказать что-нибудь о великодушных поступках женщин: что расскажет она хорошее про мужчин, этого никто и не ждал.

История пятая,

   рассказанная стюардессой Альбиной, героинями которой являются сразу две великодушные женщины, только от их великодушия плохо пришлось стоявшему между ними мужчине

   Были у меня две подружки, одна художница-дизайнер, кафе расписывала, а другая работала в Пушкинском доме. Обе чокнутые — одна на картинках, а другая на Александре Сергеиче зависали. И книжками до дури зачитались. Это у них я брала «Лолиту» набоковскую. Звали их Лиля и Ляля. Дружили они давно, кажется, с детства. И вот влюбились Лиля и Ляля в одного парня, которого я на свою голову с ними познакомила. Парень обыкновенный летун, штурман на «Ту-104», человек вполне нормальный. Сначала он за мной пробовал ухаживать, но у меня в это время другой был, я его подружкам и бросила на выбор — какая возьмет! А он им, видите ли, обеим понравился, Артур этот. Сначала ему приглянулась Лиля, что на Пушкине помешалась. Она худенькая такая аристократочка, вся стихами напичканная, старыми и новыми. И сама писала. Мне нравились ее стихи, а об Артуре и говорить нечего: он живых поэтесс только по телевизору до этого видел. Начался у них романчик. А поскольку Лиля с Лялей неразлучные, то часто они втроем встречались, на всякие выставки ходили, поэтов каких-то слушали на домашних вечерах. А Ляля, надо вам сказать, как женщина Лиле сто очков вперед могла дать: высокая грузинка со страстными глазами и сильными бедрами. Начал Артур и на эту поглядывать. Как поговорить хочется — он к Лиле подсаживается, а если танцульки вдруг организуются — он с Лялей. И вот выясняют подружки, что он сам не знает, кто ему больше нравится. Решила тут Ляля, что у нее мужиков хоровод и двое за углом, а на Лилю не всякий еще посмотрит, пока она рот не откроет. И говорит она Артуру:

   — Я не хочу мешать твоему счастью с Лилей. Давай мы больше с тобой не будем встречаться.

   Уговорила парня. Ну, и он тоже вроде рад, что вопрос как-то решился. Взял да и переехал к Лиле совсем жить. Но Лиля из него слово за словом вытянула, что за разговор у них с Лялей состоялся.

   И тоже в позу встала:

   — Я понимаю, что как мужчина и женщина вы с Лялей больше подходите друг к другу!

   Позвала она Лялю в гости, поставила на стол вино, а потом и говорит:

   — Вы двое созданы друг для друга, я это ясно вижу! Жить вам негде, живите в моей квартире. А я все равно сейчас на месяц в Пушкинские Горы уезжаю.

   Никакие уговоры не помогли. Положила Лиля на стол ключ от своей квартиры и в тот же вечер гордо и романтично исчезла.

   Живут Ляля с Артуром в Лилиной квартире. А когда пришло время Лиле возвращаться, тут уже Ляля встала в позу великодушной страдалицы за справедливость:

   — Оставайся здесь и жди Лилю. Как она будет счастлива, когда вернется и увидит тебя в своем доме!

   И ушла. Лиля вернулась, вправду была счастлива неделю, а потом начала горевать, что ее Ляля без Артура страдает.

   Как-то подходит ко мне Артур в аэропорту:

   — Алька, что делать? Совсем они меня своим великодушием замучили!

   Поглядела я на него, а парень и впрямь усох от ихнего благородства.

   — Кончай ты эту бодягу. Уж лучше бы вы втроем жили, чем в эту чехарду играть. Беги от них, спасайся, Артурчик!

   Парень подумал, подумал, да и бросил обеих своих благородных дам. А мне потом говорит:

   — Нет, я только с такой бабой останусь, которая без всяких высоких переживаний будет своим соперницам глаза выцарапывать! Не понять мне этих тонких душевных устремлений, Алька, интеллекта, наверное, не хватает.

   — Вот и хорошо. Проще живи, оно чище будет.

   А обе мои великодушные подружки в конце концов поссорились и перегрызлись, но не из-за парня, а потому, что как-то Лиля Ляле сделала замечание об одной ее картине. Та в ответ Лилю «пушкиноедкой» обозвала. Вот этого они обе пережить не смогли и расстались.

   Посмеялись женщины над страданиями Лили и Ляли и приготовились слушать Галину.

   — Я вам расскажу о настоящем чуде, какое случилось с одной моей знакомой. Это тоже будет лагерная история, но не такая страшная, как нам обычно рассказывает Зина.

История шестая,

   рассказанная диссиденткой Галиной, которая утверждает, что самое поразительное чудо может сделать один человек для другого

   Недавно освободилась из лагеря одна ленинградская художница-диссидентка. Она привезла из лагеря удивительные рисунки карандашом на самых разных клочках бумаги, картона. Как-то я была с друзьями у нее в гостях, и она нам их показывала. Все такие мрачные реалистические зарисовки. И вдруг небольшой лист картона, а на нем цветущая ветка багульника и надпись «За час вашей свободы я отдам свою жизнь». Я долго рассматривала рисунок, уж очень он был необычен среди других.

   Маша, так звали художницу, обратила на это внимание и спросила:

   — Хотите знать историю этого рисунка?

   И вот что она нам рассказала.

   У них в уголовном лагере, где Маша была единственной политзаключенной на полторы тысячи уголовниц, царил полный произвол начальства и охраны. На женщин смотрели, как на рабочий скот, всячески измывались над ними, избивали, а порой и насиловали. Но был там один молодой офицер, которого женщины-заключенные прозвали «поручиком Назанским», после того, как увидели в клубе кинофильм «Поединок» по Куприну. Он был единственным, кто не вызывал у зэчек ни страха, ни ненависти, а только всеобщее уважение. Хотя бы потому, что он был единственным, кто заключенным женщинам говорил «вы». В лагерь его послали работать в наказание за какое-то прегрешение на службе в соседней ракетной части. Должен он был отслужить в лагере два или три года, ужасно страдал от этого и сильно пил.

   И вот, когда в лагерь попала Маша, он сразу обратил на нее внимание и попытался с ней заговорить. Но Маша, действуя по грибоедовской мудрости: «Пусть нас минует пуще всех печалей и барский гнев и барская любовь», от всяких личных разговоров с начальством уклонялась.

   Так прошло около года. Вдруг однажды, когда Маша работала со всеми зэчками в поле, к ней подошел «поручик Назанский» и сказал:

   — А я вчера по Голосу Америки слышал передачу о вас под названием «За час свободы я отдам жизнь». Можете вы мне объяснить, что это за название?