Марта - Татьяна Бродсских

Стук в дверь избавил меня от дилеммы, как прекратить это безобразие и опять не поругаться с Лероем. Он оторвался от моих губ, довольно улыбаясь, прямо лучась чувством собственного превосходства. В дверь стучал мальчик мальчик-юнга, он на словах передал что-то Лерою и убежал.

— Я улажу кое-что, вернусь и мы продолжим, — сказал Лерой, и пока я пыталась выдавить хоть слово, дыхание перехватило от его наглости, он ушел. Как так произошло, вместо того, чтобы поставить его на место, я не только соглашаюсь его предупреждать о своих передвижениях, а еще и позволяю себя целовать? Будь на его месте Орвид, сразу бы решила, что без магии здесь не обошлось, но это Лерой, и у него каким-то образом, получается, вить из меня веревки.

Естественно сидеть и ждать, когда придет Лерой и продолжит, я не стала. Ушла на нос корабля, на ставшем за два дня, уже привычным место.

Там же прогуливалась госпожа Карелина с мужем, она оказалась общительной женщиной. Возможно, сутки в своей каюте сделали её таковой. Она быстро взяла наш с ней разговор в свои руки, разрешила называть её просто по имени, в дальнейшем полностью перейдя на монолог. Я не была против, если беременной женщине нужно выговориться, лучше ей в этом не мешать. Служительницы говорят: «Чего хочет беременная женщина, того хочет Пресветлая». Не знаю, насколько это утверждение правда, но проверять на себе недовольство богини, не хочется.

Из монолога Карелины я узнала, ей девятнадцать, это её первый ребенок, хоть они с мужем женаты уже три года. И едут они на остров, чтобы роды прошли удачно и безопасно под присмотром мага-целителя, в их городке таких магов нет. На мой вопрос, зачем ей маги, ведь достаточно хорошей повитухи, Карелина рассказала свой сон. К ней во сне пришла Пресветлая, рассказала, что роды будут тяжелыми, и если Карелина хочет остаться живой сама, и сохранить жизнь своему ребенку, то должна найти мага-целителя к моменту родов, потому как только он сможет им помочь. До родов осталось полторы декады, но они не стали тянуть до последнего момента и отправились заранее.

Да, грустно, как ей удается улыбаться, когда она знает, что может умереть через пятнадцать дней, или раньше. Что её поддерживает? Вера в Пресветлую, которая уже сделала одно чудо, предупредила об опасности? Или вера в мужа, который для неё и ребенка сделает все, даже найдет нужного мага? Мне было очень жаль её, её ребенка, её мужа, но чем я могла им помочь? Предложить им свои услуги не опытной повитухи и недоученного целителя? Так на острове наверняка найдется много опытных целителей, и не мне лезть в такое ответственное дело, как рождение ребенка. Это только моя бабка могла додуматься брать с собой, на родовспоможение мало в этом понимающую девчонку.

Вроде все правильно, надо перестать беспокоится за малознакомую женщину Карелину, она же спокойна и верит в благополучный исход, почему же у меня тревожное предчувствие? Осторожно, напрягая силы, попыталась проверить, как протекает беременность, и не грозят ли ей скорые роды. Мне тяжело заглядывать внутрь организма, не прикасаясь к телу, да еще и через одежду, хорошо хоть она стоит рядом, а то чем дальше находится человек, тем больше на это уходит сил.

Как не прискорбно, но Пресветлая была права, предупреждая Карелину, ребенок лежал неправильно, а его шея была обмотана пуповиной. Даже если он, а это был мальчик, каким-то чудом сможет занять правильное положение, головой вниз, во время родов пуповина затянется и частично перекроет ребенку доступ кислорода в мозг. А это грозит многими плохими последствиями для него. Но он не перевернется, потому что до рождения ребенка осталось в лучшем случае дней пять.

Как быть? Стоит ли волновать беременную женщину? Или пусть эти неприятные новости им скажет тот целитель, который будет принимать роды? А вдруг если я промолчу, они не успеют найти квалифицированного мага, они же думают, что еще есть время в запасе. Как же тяжело принимать решения, когда от тебя зависит чья-то жизнь или здоровье.

— Карелина, возможно, вам нужно прилечь, я могла бы вас проводить и если хотите побыть с вами? — я видела, как просиял на заднем плане её супруг. Несомненно, он её любит, но иногда и ему нужно отдыхать от говорливой жены.

— Спасибо Марта, я же могу вас так называть? Это замечательная идея, я так рада, что на корабле не единственная женщина. Вы же знаете, какими мужчины иногда бывают черствыми, это я не о тебе милый. Ты у меня самый — самый! Не переживай дорогой, госпожа Марта поможет мне спустится по лестнице. А ты оставайся, или поговори с кем-нибудь из мужчин, только не с этим заносчивым помощником капитана. Он себя так неблагородно вел на первом ужине, что у меня до сих пор наворачиваются слезы, как только вспомню. — В такой непосредственной манере была вся речь Карелины, она перескакивала с одного на другое, потом что-то вспоминала, возвращалась на то место рассказа, и все начиналось сначала.

Я шла, поддерживая её под руку, мысленно хихикая, понятно, почему она называет мужчин черствыми, они вообще не любят болтливых женщин, а когда весь её разговор еще и построен на ассоциативном ряду, их это просто выводит из себя. Я не знаток мужчин, да и откуда, если меня воспитывала бабушка. Но именно об этом я знала, наверно это был единственный раз, когда отец удосужился меня просветить в тонкостях мужской психологии.

А дело было так, прошлой осенью, в один из его приездов, мы с ним как обычно гуляли в саду. И там же захотела прогуляться половина пансиона, на тропинках мы постоянно сталкивались то с группками моих соучениц, то с одинокими прогуливающимися девушками. Но их объединяло одно, они попадались нам навстречу с завидной регулярностью и не по одному разу, при этом, томно вздыхая и выпячивая все свои округлости, у кого что выросло. Отцу такое внимание льстило, меня же раздражало, мне даже казалось, что он приезжает не ко мне, а только затем, чтобы покрасоваться.

В тот же день прогулка пошла немного по-другому, наша главная красавица пансиона Арилия, решила, что ей не пристало томно вздыхать со всеми, и достаточно обратить внимание моего отца, как он тут же упадет к её ногам, делать предложение руки и сердца. Поэтому она попалась нам на входе в сад, буквально повисла на руке отца и не замолкала ни на минуту всю прогулку. Стоит ли говорить, что она также перескакивала с пятого на десятое, перемежая слова «охами», «ахами», и раз пять порывалась упасть в обморок, причем прицельно в руки отцу, при виде пауков и еще каких-то мелких существ. Это была незабываемая прогулка, чего мне стоило не рассмеяться, отец же мрачнел и нервничал все сильнее, наконец, сослался на непредвиденные обстоятельства, оторвал Арилию от своей руки, схватил меня за предплечье и потащил на выход из сада. При этом, шипя, что если я когда-нибудь захочу избавиться от кавалера, достаточно вспомнить, как сегодня вела себя Арилия. И чтобы я никогда, ни при каких обстоятельствах не разговаривала так с ним, а то не выдержит и задушит.