Мой отец генерал (сборник) - Наталия Слюсарева

– Они потратятся. Выпивку принесут.

– Конечно принесут. Этого я как раз не опасаюсь, что они вас без разведенного спирта оставят. Эх, широк человек, сузить бы вас всех. Ну ладно, давай пакуй. Но чтоб в последний раз, кости-то старые по полкам прыгать. Куда понесешь, небось в Замоскворечье, к купцам?

– Да что вы, Федор Михайлович, как можно? Через проспект, к мещанам, понесу, люди все молодые, грамотные.

Что ж, сознаюсь, в одну осень носила в букинистический магазин собрания сочинений: Шекспира – один раз, Толстого – один раз, Достоевского Федора Михайловича – три раза.

Денежный вопрос был основополагающим для меня в тот период. «Удивительно, – часто размышляла я, – как это у моей сестры выходит сэкономить некоторое количество рублей до следующей получки, притом что она всегда при маникюре, раз в полгода – химия, да и пара колготок у нее в запасе, и непочатый блок сигарет в серванте». Нечто из разряда аттракционов Кио в цирке на Цветном бульваре. В своей биографии один только раз я встретилась взглядом с мятым выцветшим рублем у киоска с мороженым и, сообразив, как это много, нежно подхватив его, побежала звонить подружке, чтобы тратить на сигареты и кофе.

Думала я, думала и наконец осознала, что на вопросы: «Где мои деньги?» и «Когда они ко мне придут?» – может ответить мне только гадание, в лице представительницы этой профессии – цыганки. Цыган в районах рынков и газонов в Москве я видела предостаточно. Обычно они стояли передо мной в очереди в ломбарде, куда я относила закладывать-перезакладывать свою тонкую золотую цепочку. И когда табор оказывался впереди, я уже знала, что это надолго. Мужчины их, кстати, никогда не стояли. Стояли женщины в многослойных юбках, суетливые, громкие, с тяжелым желтым золотом в ушах. Цыганские бароны в обуженных пиджаках подходили в последний момент, деловито доставали перед окошком из-за пазухи увесистый шмат золота, завернутый в тряпицу. Цыган и на вокзалах всегда можно встретить, но не пойду же я на вокзал. И потом, должна быть рекомендация, что гадание качественное, без обмана. Но когда про что-то усиленно думаешь, оно к тебе тоже навстречу движется. Пошел по коридорам нашего здания среди женщин слушок, что есть в Москве на Маяковке квартира, где отменно гадает цыганка, а таксу за гадание берет в пять рублей. Если в то время сто граммов сыра стоили тридцать копеек, а сто граммов свежемолотого кофе «Арабика» – тридцать три копейки, то пять рублей – сытая неделя.

В первую же получку, отдав долги и заняв пять рублей на цыганку, я и еще одна журналистка, у которой были свои чаяния, отправились по указанному адресу. В подъезде первым делом натолкнулись на очередь, вытянувшуюся лентой на пару маршей, которая нас даже вдохновила. «Ага, – решили мы, – к плохонькой цыганке, которая врет, очередь стоять не будет». Заняли мы последними, гадая – пройдем до обеда или нет? Отлучались во двор покурить.

Долго ли, коротко, но вот я уже и сижу перед цыганкой за круглым, накрытым шалью столиком. Атмосфера мистическая. На столе зажженная свеча, в руках гадалки карты скоростными лифтами носятся из одной смуглой ладони в другую. Цыганка худая, похожая на птицу, волосы жесткие, смоляные, глаза черные, быстрые, и курит она так же, как и мы, журналистки. С виду так настоящая гитана. Ну, раскинула она на меня и в начале гадания смутное что-то сказала про трефового короля, что, мол, он на пороге. На что и я про себя миролюбиво отметила: «Очень хорошо, пусть себе ждет на этом пороге, мне пока не к спеху». Мне соседка юбку как раз заканчивала дошивать, и в следующем месяце с квартальной премии хотела я себе шифон в ГУМе на платье подобрать. На шаль дальше гляжу, прокуренные пальцы так и мелькают перед глазами, гадание быстро идет. «Болеть будешь, – вещает смуглая, – выздоровеешь». «Ладно, ничего, поболеем, – смиряюсь я, – тем более что выздоровлю». Жду главного, чувствую, что гадание к концу идет, а сокровенное, из-за чего я пришла, чтобы мне на потребности хватало, об этом еще ничего не слышу. И понемногу нервничаю. Приостановилась цыганка и уже шалью карты хочет накрывать. Тут я осмелела. Решила – что мне, я ее вижу в первый и последний раз. Она на планерку к нам в редакцию не придет, не спляшет в монистах и под гитару не споет о том, что советские журналистки разговор о деньгах ведут. Да, вот это слово произнести. Осмелела я. Когда еще займу пять рублей?

– А деньги у меня будут? – спрашиваю.

Удивительно, что она карты и не перетасовала, и не взглянула в них. На меня быстро взглянула своими черными глазами, один еще косил, ну настоящая цыганка, и с некоторой даже злостью бросила в ответ:

– Деньги надо заработать!

И закашлялась. Кашель курильщика, понятно. Признаюсь, я на секунду опешила. «Хорошо это или плохо для меня – такое гадание?» И, уже спускаясь по лестнице, решила, что для меня все вышло очень хорошо. «Надо же, и в карты не посмотрела. С какой убежденностью она мне это гадание выдала, с какой энергией. Надо заработать! Здорово». Не помню, как подружка, но я уходила с площади Маяковского очень довольная. Значит, они есть, эти деньги, то есть они существуют. Это не миф, просто их надо заработать. И часто, сортируя почту, надписывая адреса на конвертах в своем отделе писем, я на разные лады перебирала про себя это гадательное слово «заработать». Как и чем заработать, оставалось пока не ясно. Очевидным было одно, что надо сперва получить получку, отдать вместе с другими долгами цыганский долг, а потом занимать еще пять рублей, чтобы идти уточнять детали, пусть бы она раскинула на меня новое гадание своими прокуренными пальцами. Правда, через месяц я уже на какую-то другую потребность, духовную конечно, занимала, но глагол «заработать» не забыла.

А тем временем все вокруг стало меняться: слова новые появились – «кооперация», «защита прав». В Варшаве профсоюзы забузили, наш журнал на своих страницах на их бучу не раз по-братски откликался. Но самый громкий отклик прозвучал, когда один из наших сотрудников из экономического отдела, то есть хорошо знавший экономику нашей страны, приобретя туристическую поездку, уехал на автобусе за границу. До Голландии не доехал, сошел в Германии и пошел пешком на их местную радиостанцию свободы, где и остался. Мы всем редакционным коридором за очередной выпивкой единодушно сошлись на том, что это у него психическое. Действительно, многие наши журналистки отмечали, что когда Володька перебирал, то быстро становился невменяемым, особенно по отношению к литературным работницам, корректоршам и машинисткам.

Однако времена хоть и застойные, но тоже по-своему движутся. Дни, все рабочие, идут за днями. Однажды как-то ближе к обеду открывается дверь, и заходит в наш отдел Лариса, девушка, которая перепечатывала нам ответы на письма на дому. Кладет она начальнице на стол пачку перепечатанных писем, а мне знак делает: выйди, мол, в коридор, кое-что сказать тебе хочу. Я вышла и слушаю ее.

– Мне сегодня идея одна пришла в голову наконец-то, – говорит Лариска. – Предлагаю после работы пойти прямо к тебе. Купим по дороге муки, соли, вода в кране у тебя есть. Наделаем драконов. Наступающий ведь год – дракона?

– Да, вроде дракона, – неуверенно отвечаю я.

– Ну вот, налепим драконов, раскрасим, продадим и заработаем.

Я быстро согласилась. Даже пораньше у начальницы отпросилась домой, вроде мне надо в ЖЭК зайти справку взять, а ЖЭК наш только до пяти часов работает. Дома мы все так и сделали. Только мои драконы по сравнению с Ларискиными вышли какие-то вялые, сонные. В духовке не хотели закаляться, трещины давали по хвосту. Не знаю, может, я их мало в жизни видела. Может, я только с натуры леплю. Но зато у подружки, мамочки мои, какие же у нее замечательные драконы вышли: с рожками, с хвостами. Она как-то так грамотно распорядилась своим килограммом муки и соли, что у нее кроме драконов вышли еще и цыганка-копилка, и турок-копилка, и свинки-копилки. И все такие веселые, яркие.

– Ларка, – говорю я ей, – талант не пропьешь.

Но что касается последнего пункта – идти продавать, то она что-то засмущалась, оробела, но тут я ее подбодрила:

– Пойдем в первое же воскресенье на наш Рижский рынок с драконами, станем где-нибудь сбоку у входа; если милиционер покажется, мы драконов в сумку спрячем.

В общем, объединили мы наши творческие потуги. Как решили, так и сделали, так и заработали. Ну конечно, от каждого по способностям. Я только одного из своих четырех драконов продала, а Лариска – всю коллекцию с турком и поросятами. И так у нее это дело пошло. Очень скоро она на Измайловском рынке весело зарабатывала по воскресеньям, потом в салоне на ВДНХ выставляла свою лепку, да и в иных художественных салонах. А к весне какой-то коллекционер даже в Париж повез ее работы. Пришло, значит, такое время – зарабатывать.

ПСИХОДРОМ