Падшие в небеса - Ярослав Питерский

— Сука! Утрешься своим же дерьмом. Я покажу тебе как ссать в приличном месте. Друзья «бомжа-бунтаря» сидевшие на соседних лавках заулюлюкали и дико зареготали. Было видно, что их товарищ доставил им удовольствие своим поступком.

А сержант все возил и возил по полу бродягу. Тот мычал и как-то неестественно, скрючив руки, закрыл ладонями лицо. Вилор понял, что этому человеку уже давно все равно, что его окружает и что с ним делают. Щукин осознал, что этому бомжу наплевать на себя и вообще на все. Он находится на самом дне человеческого достоинства. «Человеческое достоинство? А что это такое? Кто его придумал? Сам человек? Само человечество? Опустившийся тип…. Опустившийся человек? Кто он грешник? А может он просто уже живой труп и ему не важно, что происходит вокруг, ему важно лишь когда он умрет и он ждет этого с обреченностью и равнодушием! Что заставило это человека стать вот таким? Или кто его заставил? Общество, я, этот сержант, его друзья? Может они, не меньше виноваты в том, что он вот так опустился. Может и я не меньше виноват, в том, что вот так вот духовно и нравственно умер этот человек, который сейчас катается в луже собственной мочи и который уже давно согласился со своей судьбой и не хочет ничего, кроме стакана технического спирта, куска хлеба и теплого угла, где ни будь в городском подвале» — мрачно подумал Щукин. Сержант устав таскать бомжа по полу, выпрямился и, тяжело дыша, зло бросил:

— Сейчас я вернусь, отведу арестанта и займусь вами ублюдки! Полу мокрый от мочи бомж лежал и смеялся. Он брезгливо смотрел на милиционера и, сжав кулаки, показывал ему фиги. Сержант повернулся к Вилору и толкнув его в плечо буркнул:

— Ну ладно, пошли этот цирк не хрен смотреть, мне еще оформлять эту стаю в приемник распределитель, пошли в ивээс, сдам тебя да займусь делом. Щукин обреченно прошел через помещение дежурки, затем они с сержантом оказались в небольшом коридорчике, он был узким и темным. Вилор медленно переставлял ноги. Милиционер сзади сказал ему:

— Осторожно. Там ступеньки. Не споткнись. А-то голову расшибешь, а мне предъявят, что я тебя тут избил. Впереди действительно был небольшой спуск. Коридор словно нырял вниз. Четыре ступени оказались крутыми, Вилор медленно спустился по лестнице и остановился. Пусть ему перегородила большая массивная железная дверь с небольшим оконцем посредине. В углу виднелась кнопка звонка, над ней красовалась надпись «вызов дежурного». Сержант нажал на кнопку и сказал:

— Веришь нет, но я тебе немного завидую. Выспишься сейчас. Отлежишься. А мне вон целую ночь с этими сволочами работать. Мочу их нюхать. Вилор посмотрел на милиционера и мрачно ответил:

— Каждый сам выбирает свою судьбу и что ему делать. Кто виноват, что ты выбрал такую работу? Шел бы на завод, или еще куда, а так…

— На завод. Да там кто платит-то сейчас? Зарплату по полгода задерживают. А мне двух детей кормить! Завод! А тут в ментуре и общагу дали.

— Ну, тогда нюхай мочу и не жалуйся, — ухмыльнулся Щукин. Сержант зло взглянул на Вилора и бросил:

— А ты я вижу, разговорчивый стал. Ну ладно, посмотрим, как ты философствовать будешь, когда опера придут и начнут с тебя показания брать!

— Показания? За что? — удивился Щукин.

— А ты не догадываешься, ты на себя-то посмотри! И тут Щукин взглянул на свою одежду. Рубашка была грязно и забрызгана кое-где какими-то бурыми пятнами. На джинсах тоже чернели подозрительные кляксы. В этот момент щелкнула щеколда и большая грязно-красная дверь распахнулась. В проеме стоял низенький и пухлый старшина. Он брезгливо смотрел то на Вилора, то на сержанта.

— Вот Ярошенко я тебе привел подозреваемого Щукина. На него должны были бумаги из уголовки принести. Его по сто двадцать второй на трое суток задержали. Там все написано.

— А,… этот душегуб-потрошитель! Да есть, а что его не вели-то сразу?

— Да он в отключке был. Видно нажрался да накурился через край, вот,… только отошел. Щукину не понравился этот диалог¸ более того его напугали слова толстого старшины. Вилор практически отрезвел и теперь мог анализировать происходящее. Сержант втолкнул его в помещение ИВС. В прихожей временного изолятора стоял большой деревянный стол. На нем лежали странные вещи. Маленький валик, похожий на тот каким красят стены маляры. Правда, этот был гораздо меньше строительного профинструмента. Рядом стояла большая коробка с черным поролоном внутри, а возле нее виднелась бутылка с какой-то темной жидкостью.

— Ладно оставляй своего жулика, сам с ним разберусь, — недовольно буркнул старшина. Сержант довольно улыбнулся и, повернувшись, исчез за дверью. Старшина звякнув связкой больших и длинных ключей вставил один из них в щель замка, провернув щеколду два раза он деловито убрал ключи в карман брюк и оглядев с ног до головы Щукина сказал:

— Так перед тем как в камеру отведу, рожу умыть хочешь? Щукин пожал плечами и тяжело вздохнул.

— Ладно, пошли, — сжалился старшина, — Попьешь заодно, а то черед полчаса начнешь долбить и воды требовать. Милиционер завел Вилора в длинную, прямоугольную комнату, на двери которой была прибита табличка: «ПИЩЕБЛОК» Окна в этом помещении не было, вместо него маленькая дырка забитая решеткой под потолком, где то сверху урчал вентилятор. У стены стоял длинный стол накрытый клеенкой. Рядом сервант с тарелками и железными мисками на полках, и с противоположенной стороны была пристроена вешалка с множеством сумок сеток и целлофановых пакетов весящих на ней. В противоположенном углу примостилась раковина, над которой как-то обреченно висел ржавый смеситель.

— Так,… вот умывальник, ополоснул рожу и попил. А потом выходи в коридор. Старшина буравил взглядом Щукина. Вилор так и не понял, что хотел им выразить милиционер. Толи это был знак призрения, толи угрозы. Но глаза у старшины блестели не по-доброму. Хотя в целом его лицо злым не было, напротив, пухлое и какое-то белесое оно светилось неестественным каким-то восковым блеском.

— Мой руки и учти, жрать до утра не будешь, ты в списках днем на заявку не был. Так что спать будешь на голодный желудок, но я вижу, тебе ужин и не потребуется. Тебе сейчас не до жратвы, тошнит с похмелья,… - хмыкнул старшина.

Вилок открутил вентиль крана и подставил лицо под струю воды. Он ополоснул шею и хорошенько вымыл руки, которые прочему-то были липкие и почти черные от грязи.

Старшина терпеливо ждал. Когда Щукин напился и закончил умываться, милиционер протянул ему небольшое вафельное полотенце, которое оказалось на удивление чистым и свежим. Вилор вытерся и обреченно посмотрел на охранника. Старшина забрал у него полотенце и скомандовал:

— Ну а теперь пошли к тебе в новый дом! Он вывел Щукина из пищеблока и неожиданно рявкнул:

— Руки за спину! Вилор вздрогнул от неожиданности но, тем не менее, команду выполнил, сведя ладони сзади. Старшина похлопал его по плечу:

— Вперед иди! Щукин послушался. Они вышли в длинный и полутемный коридор, который был практический пустой, не считая странного маленького шкафа. Он был очень похож на детские кабинки, что устанавливают в раздевалках детсада. Длинный с множеством узеньких дверец, шкаф был невысоким чуть выше метра. Вилор ухмыльнулся на зеленого цвета дверках-ячейках, не хватало лишь традиционных наклеек в виде арбузов, петушков и репок. Старшина остановил его возле этого необычного тюремного предмета мебели.

— Так, вытаскивай из брюк ремень и выдергивай если есть шнурки. Щукин обернулся и с удивлением посмотрел на старшину:

— А это еще зачем?

— Хм, зачем? Да что б в камере ты не провесился, или тебя не удавили. Давай выдергивай, так положено. Щукин пожал плечами и выдернул из джинсов ремень. Шнурков на туфлях у него не было. Старшина аккуратно свернул ремень и положил его в одну из ячеек. Вилор успел рассмотреть, что на дверце красовалась цифра «5». Старшина вытащил из шкафа какие-то бумаги, посмотрев в них, он сурово спросил у Щукина.

— Так теперь скажи свое имя фамилию и отчество, и год рождения!

— Это еще зачем, вы, что ж не знаете, кого в камеру отправляете? — удивился тот.

— Говори, это положено.

— Эх, Щукин Вилор Андреевич, десятого сентября тысяча девятьсот шестьдесят второго. Старшина, внимательно посмотрел в бумаги и, что-то пробубнив под нос, удовлетворенно мотнул головой:

— Так, все в порядке, теперь скажите, у вас жалобы какие ни будь есть? Пожелания? Вы больны, имеете ли какие ни будь инфекционные заболевания, травмы? Щукин, помотал головой и устало ответил:

— У меня одно пожелание, скажите, за что меня задержали? И если можно бутылку пива!

— Хм, шутник, — старшина стал совсем мрачным. — Ты завтра перед операми шутить будешь, они тебе все и расскажут, а сейчас поворачивайся. Руки назад и марш прямо по коридору. Щукин лениво развернулся и тяжело вздохнув, свел руки сзади и зашагал по длинному гулкому коридору. По бокам, словно страшные врезки, зияли проемы дверей тюремных камер, выкрашенных все под один стандарт, в грязно-коричневый цвет. Этот противный колер краски раздражал. Он очень напоминал спекшуюся кровь. «Почему они красят в такой цвет? Может, что бы действительно не было видно следов крови? Может это наследственное? Может специально приказывают красить именно в такой вот противный кирпичный цвет? Может, есть, какие-то внутренние секретные нормативы? Бред! Какие нормативы, какая была краска, такой и покрасили! Паранойя начинается уже!» — подумал Щукин. Возле камеры номер пять, старшина прикрикнул: