От часа тьмы до рассвета - Вольфганг Хольбайн

Я вышел в коридор и поспешил, насколько позволяли мои все еще слабые ноги, к ближайшей двери на противоположной стороне. Я открыл дверь, даже не прислушиваясь, вошел и, когда щелкнул замок, начал ощупывать в темноте стену в поисках выключателя. Пахло плесенью, влагой и чем-то сладким, и я уже приготовился к самому худшему, когда нащупал выключатель, нажал на него, и под потолком вспыхнула белая неоновая лампа дневного света. Но оказалось, что я не в очередном отделении жуткой исследовательской коллекции, а в кладовке для грязного белья.

Никогда бы не подумал раньше, что я буду чувствовать такое облегчение, оказавшись в комнате без окон, битком набитой пропотевшими и описанными простынями, а если бы мне кто-нибудь когда-нибудь сказал, что я буду считать даром небес две огромные корзины на колесах, наполненные до краев постельным бельем, в маленькой каморке, то я, пожалуй, тут же бы набрал для него телефон психологической службы доверия. И, тем не менее, я испытал настоящее облегчение. С коротким беззвучным ликующим возгласом я бросился к ближайшей корзине, начал там копаться и нашел, к моему облегчению, очень быстро то, что искал: футболку, медицинский халат, белые брюки и хлопковые носки, ужасно пахнущие по сравнению с моими стариковскими, но свежими тромбозными чулками, которые все еще были у меня на ногах, но, тем не менее, эти носки казались мне невероятно привлекательными.

Вдруг из коридора донесся звук шагов. Кто-то издал короткий крик. Юдифь? Может быть, это ее голос?

От ужаса мое сердце на секунду остановилось. Я не запер за собой дверь, комнаты, где теперь оказался, в очередной раз я поступил абсолютно по-идиотски. Но, может быть, моя глупость предоставит мне шанс.

Я поспешно нарядился в одежду, которую отыскал для себя. Я могу смешаться с толпой врачей и обслуживающего персонала, как только там, в коридоре, начнется настоящий хаос, а он непременно начнется, как только они увидят то жуткое зрелище, которое представляла собой моя бывшая больничная палата. Оставалось только надеяться, что в суматохе никто не обратит внимания на мои ноги, так как среди грязного белья мне, разумеется, не удалось найти ботинок. Или выйти из помещения с одной из корзин на колесиках, никто в клиниках никогда не обращает внимания на служителей, которые катают тележки с грязным бельем. В голливудских фильмах это всегда срабатывало. А что если то, что я пережил в последнее время (и как долго это продолжалось, понятия не имею, так как я потерял всякое представление о времени) в крепости Грайсфельден и в этой ужасной клинике, не было плохим фильмом, что тогда? Сценарий был лучше!

Я подождал несколько мгновений, пока в коридоре немного стихнет. Я не должен сейчас слишком торопиться, но и не должен напрасно терять время. Мне нужно делать все очень точно. Через несколько мгновений здесь будет полным-полно врачей и персонала, и не исключено, что среди них найдется кто-то, кто, несмотря на царящий вокруг ужас и мой маскарад, все же сможет узнать меня. Я решительно открыл дверь и вытолкнул тележку в коридор. Не будут же все принюхиваться, чтобы понять, что я в грязной одежде! У меня в груди очень быстро колотилось сердце, и мне приходилось делать усилия, чтобы не хватать открытым ртом воздух, потому что страх сковал мне горло. Казалось, мой пульс достиг такого уровня, что вот-вот разорвет шейную артерию, и я почувствовал, ощущая боль, что то, что было у меня на шее, и был сердечный катетер.

У двери в ту комнату, в которой я должен был находиться, а теперь лежали двое мертвых служащих, стояла медсестра. Она коротко глянула в мою сторону, и на короткий, но очень неприятный миг мое сердце остановилось, но, не имея ко мне ни малейших подозрений, она тут же перевела свой взгляд обратно в комнату. Сердце снова заколотилось, хотя и быстро, болезненно. Я был рад, что мне приходится толкать бельевую тележку, потому что я мог на нее опираться. С каждым шагом, который я делал по холодному как лед мраморному полу, я чувствовал, как силы меня покидают. Должно быть, из-за огнестрельного ранения я потерял много крови. В моем плече стучала тупая боль, которая пугала меня вдобавок ко всем остальным страхам. Казалось, до конца коридора оставалось около трех с половиной метров, потом я смогу повернуть в поперечный коридор. Три, два с половиной…

Спереди донеслись поспешные шаги. Навстречу мне пробежали врач и толстый служащий с тупым выражением лица. Уголком глаза я приметил, что у служащего в руке странный черный пластиковый предмет. Что-то подобное я где-то видел, но не мог припомнить, где, когда и в какой связи. Но теперь это неважно! Я должен позаботиться о том, чтобы выбраться отсюда, и это единственное, что сейчас имеет значение!

Толкая перед собой тяжелую тележку, я вжался в угол и, наклонившись над тележкой, выглянул в коридор. Коридор был точно такой же, как и тот, по которому я только что прошел, и никаких людей там не было. В нем помещалось пять дверей, и у каждого входа висела плексигласовая табличка с черными надписями.

Наконец слабость, с которой я все это время боролся, усилилась, у меня закружилась голова, и я потерял равновесие. Я сделал неверный шаг вперед, но, к счастью, схватился за стойку тележки и удержался на ногах. Я остановился, тяжело дыша, и несколько мгновений стоял так, пережидая головокружение. К моему разочарованию, пришлось признать, что у меня не было сил без перерыва преодолеть большое расстояние. Но я все равно сделаю это. У меня получится, я выберусь. Мне только нужно место, где я мог бы спрятаться ненадолго и собраться с силами.

«Лаборатория № 7» — написано на ближайшей пластиковой табличке, до которой мне удалось дойти. На какое-то мгновение мне показалось, что на моих глазах эти буквы превращаются в готические, как те, что я видел внизу, в подвале. Но это была конечно же только иллюзия. Может, у меня температура? Или это тоже сон? Я мог только молиться, чтобы у меня было достаточно времени, чтобы выяснить это. Работают ли ученые в лаборатории? Мужчины в белых халатах, которые вскрывают детские черепа и консервируют их в стеклянных цилиндрах, злобно подумал я. Как бы там ни было — лаборатория была плохим убежищем. Там я мог быть обнаружен в любой момент. Мне нужно было помещение, которое посещается от случая к случаю, техническая кладовая или что-то в этом роде, если здесь что-то подобное было вообще. Я вспомнил, что в больницах, в которых я побывал, всегда была какая-нибудь комнатка для хранения цветочных ваз и прочей подобной ерунды. Хотелось бы надеяться, что и здесь есть подобная комната, но что-то подсказывало мне, что в этой клинике, наверняка, было не много пациентов, а те, что были, вряд ли принимали посетителей. Вряд ли здесь найдется чулан, в котором хранятся цветочные вазы.

Тихое жужжание привлекло мое внимание, я остановился и задрал голову вверх. В нескольких метрах от меня на потолке на гибком рукаве была прикреплена видеокамера. Ее линза была направлена прямо на меня, а жужжание исходило от ее работающего зума. Мое и без того колотящееся сердце сделало судорожное сокращение. Я с трудом подавил побуждение повернуться и удрать отсюда, но все же мне удалось избежать ошибки. Я должен держать себя в руках. Может быть, какой-нибудь дежурный, который где-то в этой ужасной клинике сидит перед видеостеной и цедит кофе из чашки, заметил меня. И если это так, то я должен позаботиться о том, чтобы он как можно скорее потерял ко мне интерес. Но также было возможно, что камера автоматически реагировала на любое движение по коридору, и только поэтому была направлена на меня. Как бы там ни было — я должен сохранять спокойствие. Я опустил голову, чтобы было труднее разглядеть мое лицо, и пошел дальше настолько спокойно, насколько мог.

«Пункт обеспечения № 2» — было написано на табличке возле ближайшей двери. Что бы это значило, спрашивал я себя. Может быть, комната, где хранятся полотенца, покрывала и другие предметы ежедневного потребления? Это было бы лучшее, чего можно ожидать. Такое помещение скорее всего используется только один раз, по утрам, когда приходит технический персонал. Я взялся за ручку, но помедлил ее нажимать. А если эта дверь заперта, подумал я про себя, я буду по-дурацки выглядеть, стоя здесь под холодным взглядом видеокамеры, которая все еще следила за малейшим моим движением. Если я действительно был сотрудником клиники, я должен был знать, какие двери для меня заперты, а какие — нет, и должен был иметь ключ для запертых дверей. Но все равно было уже поздно для отступления. Я решительно нажал на ручку, и у меня камень с души свалился, когда дверь открылась без малейшего скрипа и шума. Я поспешно затолкнул тележку внутрь, вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Подальше от камер, от всевидящего ока персонала, о котором я даже думать не хотел, как он выглядит, если даже уборщики здесь выглядят так, как будто они питаются исключительно строптивыми пациентами, анаболиками и сырыми яйцами.