Адаптация - Валерий Былинский

Я молчал.

– Гордишься.. – хлюпнула водянистым смехом Рыба. – Не гордись. Черти таких, как ты, своим присутствием редко жалуют.

– Что мне делать? – зачем-то спросил я.

– Ты у меня спрашиваешь?

Я молчал.

– Тебе не на что опереться. Самого себя тебе недостаточно, а чтобы опереться на что-то другое, ты недостаточно умен. Точнее, тут ты полный кретин. Так?

Я молчал.

– Ты завис между жизнью и смертью. Не мрешь и не живешь, – сказала Рыба-шар. – Ты никакой. Недоваренный. Вроде бы сварили индюка, есть его пора, а он рот разевает, шевелится, что-то болтает… Так?

Я смотрел на нее.

– Ты не хочешь выбора. Тебе подавай такой выбор, как в какой-нибудь рекламе путешествия на тропический курорт. С говорящими рыбами, – Рыба-шар довольно усмехнулась. – Разъяснить себе смысл жизни не можешь, вот и родил меня. Мужчины тоже ведь рожают, не знал? Только, в отличие от женщин, они рожают идеи. Вот я и живу. И кое-что могу. Показать тебе, например, твое Да?

– Что?

– Да!

– Что такое… Да?

– Ад. В зеркале слово «ад» читается как «да», не знал? – Рыба засмеялась. – Ад – это всегда Да.

– Почему?..

– Потому что если ты со всем соглашаешься, то поневоле плетешься к Аду.

– Я не соглашаюсь…

– А помереть кто согласился? Если протестуешь, то протестуй до конца. Даже когда только сдохнуть и остается. Ясно?

– Неясно. Давай, показывай свое Да.

– Твое, а не мое, – рыба смотрела мне в глаза.

– Мне все равно.

– Только учти, это твое будущее. В единственном экземпляре.

– Давай, показывай!

– Хорошо. Выходи, – сказала рыба.

– Куда?

– В дверь, куда же, – она дернула вверх толстой головой.

– В эту, что ли? – я обернулся к выходу из ванной.

– В эту, эту, – растягивая толстые губы, с усмешкой кивнула Рыба-шар. – Другие входили, а ты будешь выходить. Такая твоя судьба, челочка века.

Я посмотрел на дверь. Странно, что я раньше этого не замечал: она была двустворчатой, более трех метров в высоту, огромной. Ручек на двери не было.

Я толкнул ее – но дверь оказалась настолько тяжелой, что почти не шевельнулась. Тогда я налег на нее всем телом и что было сил нажал. Царапая пол, створы сдвинулись и немного приоткрылись. Образовалась щель. Снаружи было темно и, судя по всему, холодно. Несколько снежинок вылетели из щели и осели на моей руке.

– Ну что, идешь или нет? – услышал я плещущий голос рыбы над самым ухом.

Я резко толкнул двери вперед – створы раскрылись. И я вышел наружу.

На мгновение весь мир, который меня встретил, качнулся и поменялся со мной местами. На секунду я увидел себя со стороны – скрюченный человек, стоящий посередине заснеженной набережной. Холодно, ночь. Что это за город? Ветер гонит по асфальту ледяную крошку. Никого, ни души. Справа, за каменным парапетом, блестит холодными искрами река. Фонари не горят. Дома стоят без проблеска света. По правую сторону реки настолько темно, что противоположного берега не видно совсем.

Покачиваясь, засунув руки в карманы, я стоял, вжав голову в плечи. Где я? Холод и страх, сплетаясь друг с другом, быстро заползали под одежду. Ужас затопил грудь, начал сковывать пальцы. Замерзли виски. Я понимал, что надо куда-то срочно идти, но не мог шевельнуть ногой. Каким-то ясным, немым и страшным чувством я вдруг осознал, что в домах вокруг совсем нет людей. Может быть, они жили в них когда-то, но теперь – не живут. Ни единого. Никого.

И тут я вздрогнул.

Мне показалось, что далеко впереди сдвинулась с места похожая на статую тень.

«Человек?!» – блеснула, как комета, в голове мысль.

Я всмотрелся.

Нет, не ошибся. Точно! Вдоль каменного парапета набережной действительно кто-то шел, удаляясь от того места, где стоял я. Он был одет в длинное пальто.

Мгновение – и я рванулся за темной фигурой.

– Эй! Эй… – закричал я. – Эй…

Но мой голос оказался таким свистяще-сиплым, что я сам его не услышал.

Ледяной ветер бил в лицо.

– Эй, да подождите же! – орал я.

Человек не спеша удалялся. Он то исчезал в темноте, то вновь появлялся на одном из тускло освещенных луной участков набережной.

А я бежал за ним, как казалось, с огромной скоростью.

Пробежал всего-то метров сто, а казалось, уже полгорода вместе с набережной просвистело мимо. Дома, мосты, фонари, какие-то темные каменные памятники – все летело навстречу, проносилось слева и справа и быстро исчезало сзади.

Незнакомец же, опустив голову, шел – я это точно видел! – вдоль парапета с прежней неторопливой скоростью.

Я понимал, что мне нужен лишь какой-то последний, исступленный миг, чтобы одним махом догнать его.

Напротив высокого здания с колоннами это и случилось. Я увидел, что человек, вынырнув из темноты на свет, стал наконец-то намного ближе ко мне – казалось, только руку к нему протяни. При этом незнакомец еще и как-то заметно увеличился в росте.

Отталкиваясь, словно безногий, кулаками от мерзлого асфальта, я сделал последний рывок. Спина преследуемого тут же стала расти передо мной вверх, будто гора. Мгновение – и я налетел на эту гору, вцепился рукой в толстенную ткань пальто этого человека и начал карабкаться вверх. Человек качнулся и остановился. Медленно развернул он с вершины свою громадную голову, посмотрел вниз, прищурился, увидел меня и ухмыльнулся половиной лица.

«Ты-ы-ы..! – выдавил я, увидев его лицо. – Ты?..»

Я смотрел на себя самого.

А мои глаза смотрели на меня почти без всякого выражения: холодно и немного выпучено. Я чувствовал, что моя кожа шевелится от копошащихся под ней тысяч ледяных и живых атомов страха.

Мой двойник все так же, с легким мрачноватым недоумением и с едва заметным презрением разглядывал меня сверху вниз. Потом он сильно искривил рот и вобрал зубами изнутри щеку. Все его тело вздрогнуло, затряслось и стало расти еще выше, суживаясь к небу и расширяясь к земле – и я, и так едва держащийся на складках его пальто, не выдержал этих сотрясений, оторвался и заскользил вниз, в темноту, где утратил сознание…

– Эй, душа! – позвал меня кто-то.

Глаза открылись.

Я увидел себя.

Я стоял на карнизе с внешней стороны окна какого-то высоченного здания. Плотно прижавшись спиной к оконному стеклу, разведя руки в стороны и едва держась пальцами за какие-то выступы на раме. Далеко внизу под ногами виднелся окутанный туманом проспект, в который, сужаясь, как клинок, входил мой небоскреб. Рядом высились такие же дома.

В паре метров от меня висела в воздухе и шевелила плавниками моя старая знакомая – Рыба-шар. Позади нее проносились – словно проплывали в воде, а не пролетали по воздуху – разные люди; они легко размахивали руками, как крыльями, и напоминали стрекоз.

– Итак? – прищурившись, посмотрела на меня Рыба.

– Что? Прыгать? – как-то сразу понял я.

Она кивнула.

Я посмотрел вниз. Подо мной было этажей сто. Еще страшнее, чем глядеть вниз, было поднять голову, чтобы увидеть всю высоту этого дома.

– Это что, смерть? – спросил я.

– Лучше, – ответила Рыба. – После смерти жизнь только начинается, а тебе выпала честь исчезнуть раз и навсегда. Представляешь? Темнота, и никого, никогда и ничего.

– Никого, никогда… – вдруг я отчетливо испугался, – и что же, ни одного шанса? Никогда ничего?

– Да какие еще могут быть шансы, если ты сам согласился, чтобы я показала тебе «Да»? – с раздражением быстро сказала Рыба.

– Но… они? – кивнул я подбородком на проносящихся мимо людей-стрекоз. Пальцы, которыми я держался за выступы на окне, быстро теплели и покрывались влагой. Я понимал, что еще немного, и я сорвусь вниз.

– Они адаптировались, – покусывая изнутри толстые губы, немного нервно пояснила Рыба.

– А у меня… я… смогу адаптироваться?

– Не знаю, может быть, может быть… В этом я не участвую, я не тренер по воздушному плаванью. Главное – прыгай. А там увидишь, получится или нет. Да и зачем тебе плыть? Куда? Ты же уже наплавался, еще, что ли, хочешь? В общем, решай сам. Главное, прыгнуть. Помнишь, как там у… Я вышел на балкон. Увидел птиц небесных. Они кружили тихо, шептали что-то мне. Одна сказала: чудо! Взгляните – человек, он ходит по земле.

– Что это? – не понял я.

– Твои стихи, сочиненные в пятнадцать лет, – бесстрастно сказала Рыба.

Что-то я смутно припомнил. И посмотрел на нее.

– Я, пожалуй, прыгну, – сказал я.

Рыба-шар прищурилась, подняла правый плавник, ловко щелкнула им, словно пальцами, в воздухе и медленно поплыла прочь от меня. Я вдруг понял, что она, Рыба-шар – единственное мне родное существо в мире. И она же, самая родная, была такой чужой…

Я хотел окликнуть рыбу, но звук остановился в горле. Рядом повис в воздухе менеджерского вида чернявый молодой парень в очках и, рассматривая что-то на своей ладони, негромко спросил:

– Итак, вы приняли решение себя удалить?

Дрожа всем телом, я кивнул.

– Действуйте, – офисным тоном произнес чернявый, сильнее наклонил голову и несколько раз клюнул пальцами правой руки по правой ладони, будто выстукивая там что-то на мини-клавиатуре.