Багряная летопись - Юрий Андреев

— «Принимая во внимание, что таким образом вся тяжесть военной работы ляжет на Сибирскую армию, что временная пассивность Южной и Северной групп позволит большевикам обратить большинство своих сил против Сибирской армии, настоятельно необходимо образовать новый фронт, который в лучшем случае своим ударом оказал бы существенную помощь, а в худшем — оттянул бы силы от Сибирской армии. Таким фронтом должен стать финляндско-эстляндский фронт с задачей овладения Петроградом. На этом фронте у генерала Юденича пока своих 5000 человек и в Эстляндии 2000 офицеров, а в Финляндии формирование тормозится затруднениями политического и материального порядка».

— А скажите-ка, полковник, почему в документе не упоминается десятитысячная армия барона Штейнингера в тылу — в желудке, в печени, в костях у большевиков? Может быть, эта опухоль рассосалась? А может быть, ее, батенька, и не было? — Ханжин уставился на Безбородько, который был обласкан Верховным, как он помнил, в том числе и за сообщение об активной организации барона Штейнингера.

Безбородько встал («Ах ты, старый боров! Чего надумал!») и почтительно доложил:

— Я полагаю, ваше превосходительство, что об этой боевой организации здесь не говорится ни слова прежде всего, чтобы, упаси боже, это не стало достоянием красных — каналов утечки много. Но кроме того, чтобы не стало известно и союзникам, а через них вновь созданным правительствам: Финляндии, Эстонии и Латвии. Эти карликовые государства требуют очень дорогую плату за оказание помощи генералу Юденичу и вообще держат себя надменно: они потребовали от нашего Верховного гарантий их полной политической независимости и территориального отделения от России. — Безбородько спокойно сел.

— Значит, не рассосалась организация… Ну что ж, добро, добро. Да, господа, интересный документик, справедливый, а? — Ханжин встал, зашагал. — Любопытный документик, очень любопытный. Что я мог бы сказать?

Первое: главное место в нем отводится нашим, Сибирским армиям. Молодцы, парижские кавалеры, далеко видят!

Второе: точно, канальи, видят! Так и пишут, что наша армия пойдет на Москву через Поволжье, а не через Север. Через Поволжье! Правильно!

Третье: хвастовство прет из документика, хвастовство, — мы-де объединяем вас всех. А кой черт объединяют, если не могут активизировать Миллера и Деникина, а делают ставку на Юденича? А? А так ничего, приятный документик. Что скажете, генерал?

Нарышкин поморгал свиными глазками, такого вопроса он не ждал. Хотел поразить Ханжина парижским обзором, но анализировать стратегическое положение? Он длинно закашлялся и солидно сообщил:

— Полностью присоединяюсь к замечаниям вашего превосходительства.

— А вы, полковник? — Была у генерала Ханжина милая привычка — вести бои и стычки везде и всюду, хотя бы и психологические, чтобы совать при любом случае ближних своих мордой в грязь, чтобы чувствовали они свою перед ним слабость.

— Я также присоединяюсь к замечаниям вашего превосходительства и должен сказать, что вы очень глубоко провели свой анализ, — почтительнейше сказал Безбородько. Ханжин с усмешкой глянул на него: съел, мол? Но Безбородько все так же вежливо продолжил: — Однако я хотел бы сделать несколько небольших дополнении.

Ханжин посмотрел на него настороженно, Нарышкин недовольно засопел.

— Мне кажется, из обзора становится окончательно ясным, что союзники всё меньше будут участвовать в борьбе с большевиками посредством собственных экспедиционных сил. Отсюда разговоры Гревса и Нокса о победоносном наступлении англо-американских сил следует расценить как блеф, не более того.

Ханжин не любил проигрывать даже психологические поединки, и, уж поскольку Безбородько начал говорить впрямь дельно, он оживленно, с хитрецой глянул на Нарышкина: выкусил, дескать? У Ханжина полковники стоят больше, чем в иных местах генерал-квартирмейстеры…

— Думается мне, что авторы прекрасно понимают малые шансы на успех генерала Юденича, даже с учетом организации барона Штейнингера. Кстати, ваше превосходительство, я лично знаком с бароном и его организацией и не очень верю в нее: громоздка-с. Колеблется все время на лезвии ножа. Авторы обзора, однако, верно понимают, что большевики никогда не согласятся отдать Петроград — сердце красной революции, как они его называют, а потому пойдут на крайние меры, вплоть до снятия дивизий, противостоящих нам. Это была бы действительно великолепная помощь посредством стратегического взаимодействия. Я не утомил ваше превосходительство?

— Мое превосходительство с удовольствием слушает вас, полковник, — живо откликнулся Ханжин. — А как превосходительству нашего гостя? — Он с нескрываемым наслаждением выслушал какое-то невнятное междометие разозленного Нарышкина.

— Большим недостатком документа мне кажется отсутствие в нем четко разработанной по времени и очередности стратегической увязки взаимодействия фронтов. Все говорится лишь в общем. Так вот и получается, что наша армия — ваша армия, ваше превосходительство, — вынуждена идти, не ощущая особой помощи других фронтов, идти тем не менее победоносно и неудержимо.

«Ага, голубчик, льстить изволите, — подумал Ханжин. — Ну что ж, знаешь свое место у ноги, знаешь, не зарываешься».

— А что, полковник, — с удовлетворением сказал он, — вам бы в штаб ко мне перейти, а? Бросайте свою контрразведку, хе-хе-хе…

Нарышкин зябко передернул плечами: оказывается, этот щеголь брюнет с черными кругами под глазами к тому ж еще и контрразведчик. И он, непроизвольно состроив искательную мину, ласково глянул на полковника, — перед людьми этой профессии он испытывал бессознательный ужас.

— А теперь, господин генерал-квартирмейстер, есть и у меня для вас кое-какие новости. — Ханжин с шиком вынул из стола телеграфный текст: так карточный игрок с торжеством выкладывает прибереженного к концу игры козырного туза. — Читайте вслух срочное сообщение от генерала Войцеховского.

Нарышкин прочел:

— «На участке фронта вверенного мне корпуса перешел к нам командир 74-й бригады 25-й дивизии красных генерал Авилов…»

— Авилов? — воскликнул Безбородько.

— А вы и его знаете? — глянул на него Ханжин.

— Да, ваше превосходительство. Но он должен был дождаться назначения его на должность командарма Четвертой. Если он бежал, значит, опасался разоблачения и провала. Плохо!

— Подождите, полковник! Прошу вас, ваше превосходительство, читайте дальше.

— «Последний захватил с собою сов. секретные приказы командующего Южной группой красных Фрунзе за №№ 021 и 022 о назначенном переходе в наступление на 1 мая созданной красными ударной группы войск силами около двух с половиной дивизий из района Бузулука в разрыв между моим и шестым корпусом. Прошу принятия срочных контрмероприятий и закрытия существующего разрыва между нашими корпусами. Жду соответствующих новой обстановке приказов корпусу и в отношении генерала Авилова. Генерал Войцеховский».

— А вот, ваше превосходительство, мой приказ командирам третьего и шестого корпусов. Надеюсь, вы уведомите об этом его высокопревосходительство Верховного главнокомандующего, — сказал Ханжин и вручил Нарышкину документ.

«Немедленно обеспечить выход 11-й дивизии на рубеж реки Боровка не позже вечера 27 апреля. Срочно занять по реке оборону, выдвинув в сторону Бузулука сильные разведгруппы. Появление противника, его силы и группировку немедленно доносить. Командиру 6-го корпуса немедленно выдвинуть из своего резерва Ижевскую бригаду, уступом за 11-й дивизией. Командиру Ижевской бригады объявить личному составу, что это выдвижение является последним, после чего бригада будет сменена и направлена на отдых в район Ижевского завода. Генералу Войцеховскому: перешедшего к нам от красных генерала Авилова обеспечить всем необходимым и направить в Уфу через Бирск пароходом для личного доклада мне и последующего назначения».

— Непременно уведомлю его высокопревосходительство обо всем, что узнал у вашего превосходительства.

— Очень приятно и полезно было провести с вами время. — Ханжин встал. — Надеюсь увидеть ваше превосходительство сегодня вечером у меня на балу.

Нарышкин с приятной улыбкой пожал руку ему, затем почтительно склонившему голову Безбородько и удалился.

— Видали? — кивнул в его сторону Ханжин. — Ведь дуб дубом! Ни словечка, ничего своего не мог сказать по поводу обзора. А ведь генерал! Да какой он генерал, срочно произведен год назад! Так же, как и Лебедев! А ведь тот — начальник штаба, военный министр! И таких у нас — большинство. Сколько, вы думаете, под Верховным у нас офицеров и генералов?

— Тысяч двадцать.

— Семнадцать тысяч. А сколько из них производства до пятнадцатого года? Не знаете? Скажу: всего одна тысяча. Вот и воюй с таким составом.