Повести и рассказы (-) - Виктор Тарасов

Он разлил красное вино в бокалы: - Почему не пьете? На брудершафт!

- Я же говорил вам: не могу!

- Вы отказываетесь? Наносите мне оскорбление? В конце концов, я вас сюда не звал!

- Ну хорошо, - со вздохом согласился толстяк. - Я сделаю это для вас, хотя нам и строжайше запрещено материализоваться во времени.

Легкие судороги пошли по его лицу. Он словно потускнел и сник. Потом встал и твердой рукой взял стакан: - Я готов!

Они выпили. Когда потом целовались, юноша, наклонившись над столом, снял и спрятал свою королеву. Они снова сели за доску и задумались.

- А где моя королева? - спросил внезапно Д'Артаньян.

- Не знаю, - замялся толстяк. - Уж не думаете ли вы, что мне в моем будущем нужна ваша королева?

- Я ничего не думаю, - д'Артаньян вскочил. - Однако, сударь, стоило вам обрести вашу материальность, как у меня стали пропадать фигуры. Может быть, я сам их у себя краду?

- Действительно, странно. Может быть, она под стол...

- Защищайтесь, сударь!

- Что? - глаза у толстяка вылезли на лоб. - Что?

Он пытался прикрыться доской, но не успел, потому что в следующее мгновение уже был нанизан на боевую шпагу, как мотылек на булавку.

- Седьмой! - сказал мушкетер и с отвращением вытер окровавленную шпагу.

- Да здравствует Гасконь!

С некоторых пор к нему повадились демоны. Почему именно к нему - он не знал. Некий демон Дюма посылал их. Они несли несусветную чушь про время, поля и какие-то машины. Он осенял их крестом и молился - они не исчезали. Он разил их шпагой - они смеялись. Он пожаловался своему духовнику, отцу Пиано. Тот посоветовал совершить покаянное паломничество в святые места в рубище и босиком по снегу или пожертвовать две тысячи пистолей на новую часовню. Поразмыслив, кавалер сказал, что ему полегчало и демоны больше не беспокоят. Но они упорствовали.

В световой круг, в котором лежал толстяк, вошли из пустоты два духа с горящими значками на груди, они катили кресло на колесах.

- Служба спасения! - объявил один. - Извините за вторжение.

- Ничего-ничего, - успокоил их юноша. - Делайте свое дело, не стесняйтесь.

Двое посадили толстяка в кресло и стали что-то с ним делать. Кавалер скромно стоял и наблюдал.

Да, а демоны не унимались. Тогда он подумал, что свихнулся, и обратился к врачу. Пожилой эскулап испробовал на нем современные методы: клистиры и пускание крови, - ничего не помогло. Врач предложил прижечь пятки каленым железом - средство, которое непременно должно было помочь. Д'Артаньян спустил врача с лестницы,

Ждущий Ньюк

голос ее дрогнул. - У меня не хватает сил стоять там и ждать.

- Хорошо, я пойду, - ответил я и стал собираться.

Мы шли в темноте и дожде. Тысячи теней, не видимых в ночи, догоняли нас и, что-то беззвучно выкрикнув, уносились прочь. Дождь, ночь и ветер спорили, кому владеть нами. Они нетерпеливо касались нас, теребили одежду, гасили наши фонари, требуя нашего тепла. Но их нежность нам была не нужна. Марта шла впереди, скользя и спотыкаясь, она казалась маленькой и беззащитной. Я почувствовал жалость. Когда-то я называл ее Солнечным Цветком, а сейчас она отдана ночи. Хотел поддержать ее, но передумал: до прошлого не дотянуться.

Мы пришли, Марта открыла сарай и зажгла лампу. Я увидел знакомый профиль Ньюкмена - неподвижный, словно на монете. В сарае было неуютно, вода капала с прохудившейся крыши, в трещинах стен шелестели скорпионы.

- Принеси еще одну лампу, - сказал я Марте, - и веревку из овечьей шерсти. Приготовь нам поужинать и выпить.

Марта ушла. Я осмотрел Ньюкмена. В поселке поговаривали, что он свихнулся. Ньюкмен сидел на "пьедестале", словно вырезанный из дерева, глаза его смотрели в темноту, лицо ничего не выражало. Я подумал о том, что капли дождя не падают на "пьедестал", а скорпионы сгорают без следа, попадая в некую зону вокруг него. Но холод? Интересно, чувствует ли Ньюкмен этот пронизывающий холод?

Марта принесла лампу и бутылку виноградного вина, добрая душа. Я выбрал место, где должен встать, прямо перед глазами Ньюкмена.

Устроил лампы так, чтобы хорошо освещали мое лицо, положил веревку петлей вокруг ног, чтобы не лезли скорпионы, и сунул бутылку в карман на всякий случай. Я не знал, сколько мне придется торчать так, "выуживать" Ньюкмена становилось все труднее. Сказал Марте, чтобы шла, плотно затворила дверь и постаралась уснуть. Остался один на один с Ньюкменом и еще с чем-то, чему не было названия на земном языке.

Я постарался устроиться так, чтобы Ньюкмен в конце концов увидел меня. Нелегкая это была задача: он смотрел и на меня, и как бы мимо. Зрачки его были сужены, как от яркого света. Я нашел нужное положение и замер. Со стороны это выглядело, наверное, смешно. Двое мужчин внимательно изучали друг друга, как петухи перед боем. Но мне было не до смеха; находиться в таком положении мне предстояло долго, может быть, несколько часов.

Я смотрел в стеклянные глаза Ньюкмена, которые глядели куда-то: в прошлое или будущее, - и вспоминал, времени для этого у меня сейчас было предостаточно. Судьба связала нас, и даже после того, как он женился на моей невесте Марте, я не могу оборвать эту связь.

Странно.

В детстве Ньюкмен - сейчас-то все зовут его за глаза Ньюком, как дурачка - был слабым заморышем, его обижал каждый, кому охота. A я был самым сильным из мальчишек, глубже всех нырял, а как плавал! Уже не помню, как мне пришло в голову защищать его и зачем. Но с тех пор он привязался ко мне, как собака к хозяину, и пути наши уже не рас

мной - начатая бутылка, желтый свет свечи плавал в черном виноградном соке.

- Настанет день, - сказал я задумчиво, глядя, как колеблется тень за спиной Ньюкмена, - и даже я не смогу тебя вернуть. Что тогда?

- Ты мне здорово помогаешь, - ответил Ньюкмен. - Но, поверь, дело не только в тебе. Я недавно установил, что время пребывания ТАМ можно регулировать.

- Почему же до сих пор ты ни разу не выбрался ОТТУДА самостоятельно? спросила Марта. - Раньше хватало меня, а сейчас приходится звать Дика.

- Не знаю, - сказал просто Ньюк, откладывая ложку. - Словно черная липкая паутина опутывает мой мозг. Мне нужно на чем-то зафиксировать свое внимание, на чем-то близком и родном: на ваших голосах и лицах, чтобы разорвать ее. Мне нужно, чтобы кто-то мысленно звал меня, иначе я не вспомню себя, не всплыву.

- Когда-нибудь ты не услышишь наших голосов, - проворчал я и отпил терпкий глоток. За все царство теней я бы не отдал этот глоток.

- Услышу! Все равно услышу и вернусь, - говорил Ньюк, наливая себе вина. - Все дело в шкале, она задает временной интервал. Ты видел диск с делениями на левой степке "пьедестала"?

- Не присматривался, - пробурчал я. внимательно глядя на Марту. Что было в ее глазах, устремленных на Ньюкмена? Страх? Горечь?