Долгая ночь (СИ) - Юля Тихая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я дёрнула прядь ещё раз, посильнее, но на этот раз он был морально готов и только едва слышно зашипел.
— Милый, — я обратилась мягко. Ругаться не хотелось, потому что тогда он, конечно, отберёт у меня волосы и опять заплетёт своё безобразие. — Я давно взрослая девочка, и всё это абсолютно не твои проблемы!
— Конечно, мои, — обиделся Арден. — Ты ведь моя пара! А ты видишь во мне чудовище!
Ох, хорошо всё-таки, что он сам придумал про кровное обязательство. У кого-то здесь, похоже, семь пятниц на неделе.
— Ты послал меня в жопу, — напомнила я. Пальцы сами собой раскладывали волосы волнами. — Не вертись, пожалуйста. Закончим с этим… артефактором, и покатишься обратно в свои Кланы, лапать какую-нибудь лунную. И перестанешь втирать мне всякую чушь!
— Это не чушь. Ты так вцепилась в эту «свою дорогу», потому что у тебя сработало когнитивное искажение, называется «оправдание выбора». Это когда ты задним числом решаешь, что всё решил правильно, и находишь новые и новые причины для этого, даже если выбор был очевидно ошибочный.
— Как например с курицей ты заявил, что «зато провели генеральную уборку, давно было пора»?
— Ну… да, — он, похоже, даже не смутился. — Так вот, чтобы признать ошибочность решения, рекомендуют…
Я всё-таки вспылила. Выпустила косу, обошла стул:
— Ты охренел? Сам ты… тонкая душевная организация! Жрёшь всякую дрянь, потому что она тебя успокаивает! Посмотрите на него, мальчик переволновался!
— Ладно-ладно! Нормальная душевная организация. Обыкновенная! Умеренной толщины. И какое дело тебе до того, что и почему я ем?!
— Опасаюсь, как бы ты ногу мне в ночи не отгрыз.
Я недовольно дёрнула плечами и снова взялась за расчёску. А Арден, прищурившись, выдал:
— Мне кажется, я всё-таки тебе нравлюсь!
— Ты и рад обманываться, — ворчливо сказала я, собирая в ладонь рассыпавшиеся волосы. — Но копна у тебя что надо!
xxxiv
Когнитивными искажениями Арден не ограничился. На следующее утро я застала его за чтением книжки в унылой тёмно-красной обложке, буквы на которой гласили: «Бендарабешский конфликт и альтернативная травма».
Ну, ладно. Если ему так нравится считать меня психотичкой, пусть считает, мне-то что с того? К тому же, может он найдёт там и свои симптомы…
— Я немного разобралась с противоречиями, — сказала я, помешивая кашу и старательно игнорируя это его чтиво. — У меня есть кое-какие соображения, их написать? Или, может, лучше встретиться с мастером? Хотя он, наверное, и так уже всё понял.
— Напиши, — Арден не отрывался от книги. — Лучше бы тебе не выходить отсюда без лишней необходимости.
Мы обсуждали это уже трижды. У Ардена было ровно два сомнительных аргумента в пользу моего временного затворничества, которые были немногим лучше чем «мне так захотелось»: он ссылался на то, что, во-первых, у Вердала явно есть ко мне какой-то непонятный интерес, и вряд ли это сулит мне что-то хорошее, и, во-вторых, у меня поддельные документы и подозрительная хрень на шее, и у Сыска к этому тоже могут быть вопросы.
— Они же и так все всё знают, — бурчала я, нюхая из окна свободу.
— Кто — все?
И так по-лисьи улыбнулся, что я не удивилась бы, узнав, что мастер Ламба считает, что ведёт переписку с неким колдуном-артефактором, осведомителем с далёких диких островов.
Просто писать было скучно, и за завтраком я совсем забыла про кашу и принялась, периодически что-то зарисовывая, пересказывать свои изыскания неблагодарной аудитории.
Принципы Гиньяри изучали только в институте, на спецкурсе при кафедре материаловедения, — в программу вечерней школы их не включали, за сравнительной редкостью ситуаций применения. Мастер Гиньяри, признанный мэтр артефакторного дела, изучал особенности взаимодействия разных камней.
В повседневной артефакторике применяли правила сочетаемости, — им учат ещё в детском возрасте. На школьном уровне это довольно простая, практико-ориентированная и интуитивно понятная наука. Какие-то материалы усиливают друг друга, какие-то подавляют, какие-то ограничивают, какие-то дополняют — всего есть шесть разных типов сочетаемости.
Скажем, чёрный турмалин — камень с сильными экранирующими свойствами, «отбивающий» все внешние энергии без разбору, особенно узконаправленные. Из турмалина делают обереги от сглаза, а некоторые умельцы вешают на него защитные чары, но это непростое дело: их турмалин отталкивает тоже. А, допустим, иолит очень чувствителен к тонкому пласту сил, делает невидимое видимым, входит во все артефакты, связанные со зверями двоедушников, и наряду с бриллиантами инкрустирован в волчью корону. Из-за них её, по большому счёту, и приходится каждый год бережно чистить: ценнейшее качество иолита — плеохроизм, то есть под разными углами он имеет разный цвет, от синего к жёлтому, благодаря чему и преломляет неуловимые энергии тонкого плана.
Разумным образом, если собрать условный бутерброд из турмалина и иолита, ни одному из камней это не понравится. Даже небольшой фрагмент турмалина искажает работу иолита до неузнаваемости, а турмалин, в свою очередь, начинает отражать не куда велено, а в произвольном направлении, что в оберегах может привести к неприятным последствиям.
Возможно и другое: скажем, прямой контакт красной яшмы и кахолонга приводит к тому, что один из камней неизбежно ломается, а вот гранат, наоборот, усиливает и немного смягчается рядом с яшмой. Словом, если мастер велел не носить изделие с другими, его лучше послушать, а стационарные артефакты вроде холодильников покупать в
