Голод Рехи - Мария Токарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все безумствует? – спросил он у стражника, который с грустью ответил:
– Мечется и заламывает руки. Боюсь, так скоро сойдут с ума его сторожа, то есть мы.
В этот момент дверь в комнату на вершине башни со скрипом отворилась, из-за нее показался старик с высушенным печальным лицом. Его черное одеяние сливалось с таким же черным кожаным мешочком, из которого пахло снадобьями. Лекарь.
– Как адмирал? – встревожено спросил жрец. Лекарь потер крючковатый нос и задумчиво ответил:
– Знаете, я видел множество случаев помешательства, но адмирал рассуждает чересчур здраво для умалишенного. Он осмысленно и четко отвечает на некоторые вопросы, он помнит свое имя, знает, где и за что находится.
– Пустите к нему, – решительно потребовал жрец, нервно моргая глазами. Рехи в тот момент находился как будто в его голове, видел и чувствовал через него. И вскоре жрец вошел в скорбную комнату.
В башне открылась безрадостная картина голых каменных стен. Из приоткрытого окна тянуло свежим морским бризом, на нем не было решеток, так как все считали, что сбежать из высокой твердыни невозможно. Не спускаться же по плющу и выступам скалы – это было бы самоубийством. И, кажется, никто не подумал, что адмирал, возможно, захотел бы свести счеты с жизнью после посетивших его видений.
Он сидел на простой деревянной кровати, опустив руки на колени, неестественно прямой и напряженный. Взгляд болезненно уставился в серую стену, но он явно что-то видел на ней, видимо, образы из своего воспаленного сознания.
– Здравствуй! – попытался заговорить жрец, неуверенно подходя к безумному адмиралу.
– Только якорь в шторм спасет, он надеждой нас ведет… – бездумно повторял адмирал отдельные слова простой портовой песенки. Он не реагировал на появление собеседника. Тогда жрец склонился к нему, отвлекая от созерцания стены. Но адмирал все еще его не видел. Жрец нахмурился и перешел сразу к делу:
– Ты говоришь, весь мир обречен?
Тогда адмирал оживился, измучено взглянув на пришедшего и, казалось, только теперь его заметил.
– Обречен, – ответил он с ледяным спокойствием и снова заладил про якорь и надежду.
– Почему ты так говоришь? – твердо продолжил жрец, хотя сердце его болезненно сжалось. Он привык, что адмирал направляет людей, поднимает целые флотилии на борьбу с врагами. А теперь, когда наемные пираты брали на абордаж лучшие корабли королевства, он сидел в башне, безучастный и отчаявшийся.
– Потому что ко мне явился Тринадцатый, – отозвался он. Жрец сжал зубы и кулаки, с трудом справляясь с нахлынувшей волной гнева. Он хотел ударить адмирала, как будто от этого он немедленно пришел бы в себя.
– Ты понимаешь, что ты стал еретиком? – как можно спокойнее и четче сказал жрец. – Тринадцатый – это зло! Проклятье! Безымянный ужас, имя которого стерто ему в наказание.
– Нет, глупый маленький Страж Мира, все не так, – вздохнул с внезапной отеческой теплотой адмирал и дотронулся до плеча собеседника. Жрец отшатнулся, бормоча, как в бреду:
– Мне все равно, что тебе мог рассказать Тринадцатый. Возможно, он свел тебя с ума. Двенадцатый нам поможет. И да прояснит он твой разум.
– Двенадцатый… – вздохнул адмирал, губы его тронула кривая ухмылка. А потом он и вовсе зашелся нездоровым глухим хохотом, напоминавшим уханье совы. Он выглядел как человек, который освободился от всего: от норм, ценностей, от всех своих представлений и убеждений. Благодаря какому-то новому страшному знанию он был свободен от всего… но не знал – для чего. И как будто именно это сводило его с ума.
– Ты смеешься над нашей верой?! – возмущенно воскликнул жрец, убеждая себя, что виной всему тяжелая болезнь. Уж точно не вещие видения.
– Двенадцатый и разрушит все, – прекратив смеяться, ледяным тоном отчеканил сумасшедший адмирал, но взгляд его остекленел, он вновь наблюдал на стене некую ужасающую картину, всматривался в нее и нервно шептал: – Эльфы будут прокляты, а люди сами себя проклянут. Послушай! – Он вскочил и вцепился в плечи жреца, страшно таращась ему в лицо. – Послушай меня! Эльфы будут прокляты за то, что Тринадцатый происходил из эльфов другого мира. Да, проклятый мир – Бенаам, не наш мир. Там все и началось. Там и закончится однажды. Только из-за этого, только из-за личной неприязни Двенадцатого к «лишнему». А ты знал? Ты знал, Страж Мира, что Круг Тринадцати – это бывшие люди, наделенные нечеловеческой силой Стражей Вселенной? В них влили силу, как вино, и они «опьянели», их разум не выдержал. Каждый сошел с ума по-своему и в разное время, но все впали в безумие.
– Это ты точно сошел с ума! – вырвавшись из цепких пальцев, отмахнулся жрец и отошел к двери. Адмирал же устало вернулся на прежнее место и вытянулся, словно статуя.
– Нет, Тринадцатый мне все рассказал, – говорил он со спокойствием осужденного, а через миг сорвался чуть не в плач: – Я увидел… да-да, как наяву. Они пришли из разных миров к Вестникам Надежды, к верховным семарглам. Это Деметрий захотел однажды создать их, это он думал, что так излечит все миры от всевозможного зла, предотвратит само его появление. Всего лишь эксперимент, не боги… Но уже и не люди. Сверхлюди. Сила свела их с ума. Все тринадцать сошли с ума! Проклятые!
– Ты бредишь! Бредишь! – восклицал горестно жрец, закрывая лицо руками, запрещая себе поверить хотя бы слову. – Двенадцатый да прояснит твой разум, Вестники Надежды, дайте мне терпения и понимания.
– Не проси их ни о чем, они тоже… только люди, – сдавленно оборвал адмирал. – Чуть выше людей, бестелесные, живущие среди линий мира. Но не боги, не имеют права решать за нас. Бедный мальчик, бедный раб своей силы Стража Мира. – Он вновь встал и ласково положил руку на плечо жреца, тот стряхнул ее, будто ладонь прокаженного, но адмирал продолжал с сожалением: – Ты ведь всего лишь новый этап их экспериментов. Вторая часть. Тринадцатый рассказал мне и об этом. Когда тринадцать были сведены с ума недопустимой для человеческого разума мощью и знаниями, семарглы пребывали в смятении, но все еще не теряли надежды создать тех, кто будет защищать миры от зла. И тогда появились вы, Стражи Мира. Семарглы считали, будто вы способны защищать людей… Каждый – свой мир. И сила хранилась теперь не в одном человеке, а передавалась с накопленной памятью. Жизнь за жизнью.
«А, так вот почему я тебе снюсь… – усмехнулся Рехи и тут же чуть не проснулся
