Мир на краю бездны - Александр Шубин

24 октября Торез собрался идти на конференцию радикалов. К нему прибыла делегация Коминтерна, в которую входили и такие сторонники новой стратегии, как Тольятти и Готвальд. Тем не менее, даже они были обеспокоены сближением с откровенно буржуазной Радикальной партией. Социал-демократы — одно, а либералы, сторонники буржуазной политики — другое. Коминтерновцы попытались отговорить Тореза от визита в стан радикалов. Торез поинтересовался, запрещен ли ему этот визит. Нет, речь шла о рекомендации. Тогда Торез не стал менять своих планов, и именно на этой конференции выдвинул лозунг создания «Народного фронта». Ответ радикалов последовал быстро — 8 ноября они заявили о выходе из правящей коалиции и похоронили правое правительство Думерга.

Дело зашло так далеко, что Коминтерну пора было определяться — принимать новую стратегию широкого левого фронта, или сохранять компартии как узкие секты, противостоящие всем и вся.

Ясности по этому вопросу все еще не было — Сталин не определился. Бела Кун обрушился с письмом на политику Тореза, обвинив его в «вульгарной политике блокирования»[336]. 28 ноября 1934 г. было подготовлено симптоматичное постановление политсекретариата ИККИ, которое резко одергивало коммунистическую партию Чехословакии за попытку двинуться по стопам французов. Парламентской фракцией КПЧ, ее газетой «Руде право» и рядом организаций были допущены «правооппортунистические ошибки, грозящие смазыванием принципиальных отличий позиций коммунистических партий от позиций социал-демократии, ослабить влияние коммунистической партии в массах как боевого революционного авангарда»[337]. Что же это за ошибки? Депутаты-коммунисты Запотоцкий, Бабель и Двожак выступили за заключение союза между коммунистами, социал-демократами и национальными социалистами, который может привести к образованию рабоче-крестьянского правительства. Они выдвинули лозунг «социалистического правительства». Руководители Коминтерна напомнили лидерам КПЧ как расшалившимся школьникам прописные истины: «Рабоче-крестьянское правительство, которое является синонимом диктатуры пролетариата, может быть завоевано только путем насильственного свержения власти эксплуататорских классов и установлением диктатуры пролетариата — советской власти — под руководством коммунистической партии… Если возникнут в условиях революционного кризиса „социалистические правительства“, то только без коммунистов, так как задача коммунистов в этом случае состояла бы в том, чтобы, используя кратковременное пребывание этих правительств у власти, организовать и повести массы на свержение такого правительства и установление пролетарской диктатуры и подлинного рабоче-крестьянского правительства, где коммунисты будут единственной ведущей силой. Ориентация на рабоче-крестьянское правительство, устанавливаемое путем коалиции всех социалистических и коммунистических партий, без свержения власти буржуазии, парламентским путем, есть обман масс и ведет к распространению парламентских, демократических иллюзий в массах. Поэтому большевики и Коминтерн, напоминая об ошибках 1919 года в Венгрии и 1923 года в Саксонии, всегда боролись против толкования рабоче-крестьянского правительства как правительства социалистической коалиции»[338]. Чувствуется влияние Б. Куна — специалиста по провалу Венгерской революции 1919 г., когда социалистическое правительство не выдержало вооруженного натиска Антанты. Теперь этот опыт Кун, а за ним и авторы постановления считали ошибкой, как и коалицию с социалистами в Саксонии и Тюрингии.

Никаких послаблений в отношениях с социал-демократами чешским коммунистам не разрешается. Коммунисты должны доказывать, что «социал-демократия не только не является партией социалистической, но она не является и партией демократической»[339]. Социал-фашисты, одним словом. Особенно возмутила ИККИ статья в «Руде право», которая призывала встать на защиту «демократических идеалов Масарика» (то есть президента и основателя Чехословакии). Коминтерновцы возмущенно отчитывали своих чехословацких товарищей: Масарик «стоит во главе фашизирующегося Чехословацкого государства»[340]. Кругом — одни фашисты. Так что в борьбе с фашизмом объединяться не с кем. Нельзя же объединяться с полу-фашистами. Характерно, что советская дипломатия в это время уже готовила договор о взаимопомощи с «фашизирующимся» государством Чехословакия, а спустя четыре года коммунисты будут защищать созданное Масариком государство активнее, чем сам президент Бенеш, наследник Масарика.

Почему после всего, что произошло во Франции, был подготовлен такой документ? Во-первых, «что позволено Юпитеру, то не позволено быку», как говорили древние римляне. Французам разрешили эксперимент, а чехословакам — нет. Они «полезли поперек батьки в пекло», публично рассуждая о том, о чем еще Сталин не решился говорить — о перспективах Народного фронта в главном вопросе всякой революции — вопросе о власти. Они уже говорят о вхождении коммунистов в правительство в качестве равноправных партнеров. Во-вторых, и Торез еще не получил «добро» после своего визита к радикалам на продолжение сближения с «буржуазией». Целый месяц он «висел на волоске» и вполне мог быть объявлен «правым оппортунистом», если бы Сталин не решился принять аргументы Димитрова и Куусинена, как не принял их в июле 1934 г. А что останавливало Сталина? Почему он продолжал внимать аргументам Куна и Кнорина? Отчасти постановление по Чехословакии дает понять, где лежали главные опасения: «Социал-демократы именно потому потеряли доверие в массах, что они только на словах за социализм, а на деле за капитализм, что массы начинают понимать этот обман»[341]. Конечно, по поводу «потери доверия в массах» коминтерновские идеологи выдавали желаемое за действительное — влияние социал-демократов было большим, чем коммунистов. Но если коммунисты пойдут на идеологическое сближение с социал-демократами, есть риск, что они превратятся в глазах масс лишь в левое крыло социалистического движения. Если заметная разница между социалистами и коммунистами исчезнет, если возникнет подозрение, что и коммунисты признают «буржуазные» режимы, то они лишатся поддержки наиболее радикальных масс. Чтобы пойти на такой риск, нужно быть уверенным, что взамен появится ощутимый выигрыш, превосходящий потери.

Забегая вперед, скажем, что резолюция по Чехословакии станет последним документом «третьего периода». Стратегия Народного фронта победит и приведет Коминтерн к тем самым выводам, за которые чехословацкие коммунисты были обвинены в оппортунизме. Коммунисты войдут в правительство в Испании. А потом, уже после Второй мировой войны, наступит черед Чехословакии, когда коммунист К. Готвальд возглавит правительство «народной демократии» — коалицию с социалистами.

Но прежде, чем откроется путь к таким переменам в стратегии коммунистов, главное решение об этом должен был принять Сталин. И он его принял. Когда и почему? Свой стратегический выбор Сталин сделал между 28 ноября (постановление по Чехословакии) и 9 декабря 1934 г. 9-19 декабря 1934 г. президиум ИККИ, обсуждавший французский опыт, одобрил действия Тореза. В дальнейшем подготовка к VII Конгрессу Коминтерна пойдет под знаком союза с антифашистскими силами. Это означало, что Сталин взял курс на Народный фронт.

Есть некоторая загадка в том, почему перелом в позиции Сталина произошел в эти дни. Ответить на этот вопрос можно, если отвлечься от истории Коминтерна и внешней политики СССР.

То, что свой выбор Сталин сделал в начале декабря 1934 г., не может быть случайным. В этот момент произошло событие, которое потрясло СССР — убийство Кирова. Каковы бы ни были причины этого события и отношение к нему Сталина, несомненно, что в это время он решил покончить со скрытой лево-радикальной оппозицией в СССР самыми жестокими средствами. Если раньше Сталин был склонен к компромиссу с лево-радикальной идеологией, заимствуя ряд важнейших идей (в том числе и внешнеполитических) у официально проклинаемого Троцкого, то теперь с троцкистскими настроениями предстояло покончить. Для Сталина это могло быть и моментом личного освобождения от части троцкистского влияния. Применительно к нашей теме это означало пересмотр уроков китайских событий 1927 г., где Троцкий оказался прав — политика союза с некоммунистическими силами привела к поражению. Теперь, очищая свои взгляды от налета троцкизма, Сталин явно пришел к выводу, что линия в китайском вопросе была в принципе верной, но проводилась недостаточно последовательно и эффективно. Теперь китайский опыт предстояло повторить в Европе, учитывая прежние ошибки. Решив каленым железом выжигать «левых» внутри страны, Сталин сделал свой выбор в пользу «правой» внешней политики во всей ее полноте. Убийство Кирова означало конец поиска компромисса между левыми настроениями партийных кадров и державным прагматизмом (не исключавшим, впрочем, выполнение задачи установления мировой коммунистической диктатуры, когда для выполнения этой задачи дозреет мощь коммунистической державы).