Тихая гавань - Николас Спаркс

— Жареное мороженое? Фу, какая гадость!

— Да нет, вообще-то это вкусно.

— Здесь у вас что, вообще все жарят?

— Если нельзя пожарить, поверь мне, кто-нибудь придумает, как это сделать. В прошлом году в одном кафе подавали прожаренное масло.

У Кэти даже комок подступил к горлу.

— Ты меня разыгрываешь?

— Нет. Звучит противно, но люди в очередь выстраивались. Они и за инфарктами готовы в очереди стоять.

Кэти вымыла и ополоснула последнюю чашку и подала Алексу.

— Как думаешь, детям понравился ужин? Кристен почти ничего не съела.

— Кристен вообще малоежка. Важно, что мне понравилось. Очень вкусно.

Кэти лукаво улыбнулась:

— Действительно, кого волнуют дети, если тебе понравилось.

— Прости, но в душе я нарциссист.

Она потерла тарелку мыльной губкой и ополоснула ее.

— Жду не дождусь побывать у тебя в гостях.

— Почему?

— Потому что каждый раз мы здесь, а не там. Нет, я понимаю, так нужно ради детей. — «И ради Карли», — подумала она, но вслух произносить не стала. — Хоть посмотрю, как вы живете.

Алекс взял у нее тарелку:

— Ты у меня уже бывала.

— Да, но всего по несколько минут и только в кухне или гостиной. Мне еще не удавалось сунуть нос в твою спальню или аптечку.

— Ты этого не сделаешь! — с притворной яростью вскричал Алекс.

— Будь у меня возможность, я бы не удержалась.

Он вытер тарелку и убрал ее в буфет.

— Можешь находиться в моей спальне сколько хочешь.

Она засмеялась:

— Это так по-мужски!

— Я просто хочу сказать, что я не возражаю. И в аптечку загляни, у меня секретов нет.

— Все так говорят, — подтрунивала Кэти. — Вот у меня, например, масса секретов.

— Не от меня же.

— Нет, — серьезно согласилась она. — Не от тебя.

Она вымыла еще две тарелки и подала Алексу, с теплотой в душе наблюдая, как он вытирает их и убирает в шкафчик.

Алекс кашлянул.

— Можно тебя спросить? — начал он. — Не пойми неправильно, но мне любопытно.

— Давай.

Полотенцем он промокнул капли на руках, выигрывая время.

— Ты подумала над тем, что я сказал в прошлое воскресенье? На парковке, после обезьяньего родео?

— Ты много чего говорил, — осторожно начала Кэти.

— Разве ты не помнишь? Ты сказала, Эрин не может выйти замуж, а я ответил: зато Кэти ничто не мешает.

Кэти напряглась — не столько от воспоминаний, сколько от серьезного тона Алекса. Она прекрасно понимала, к чему он клонит.

— Помню, — подхватила она с наигранной легкостью. — Я ведь ответила, для этого мне нужно встретить подходящего парня.

При этих словах Алекс сжал губы, словно решая, откуда теперь начать.

— Я хотел узнать: ты подумала? Ну, о том, чтобы нам пожениться?

Вода была еще теплой, когда Кэти начала мыть вилки и ножи.

— Ты еще не делал мне предложения.

— А если сделаю?

Она взяла вилку и принялась ее оттирать.

— Я ж вроде говорила, что люблю тебя.

— Ты бы сказала «да»?

Кэти помолчала:

— Я не хочу снова замуж.

— Не хочешь или не считаешь это возможным?

— А какая разница? — спросила она с упрямым и замкнутым выражением. — Ты же знаешь, я замужем. Двоемужие незаконно.

— Ты уже не Эрин, ты Кэти. Сама говорила, что можешь показать водительские права.

— Я не Кэти! — резко сказала она, поворачиваясь к нему. — Ты что, не понимаешь? Я украла это имя у дорогих мне людей! У людей, которые мне доверяли! — Ее охватила прежняя беспричинная тревога этого грозового дня, с новой силой вспомнились доброта и жалостливость Глэдис, собственное бегство и кошмарная жизнь с Кевином. — Почему тебе всего мало? Почему нужно меня обязательно заставлять становиться тем, кем ты хочешь, а не тем, кто я есть?

Он вздрогнул:

— Я люблю тебя такой, какая ты есть.

— Но ты ставишь условия!

— Нет!

— Да! — настаивала Кэти. Ее голос неудержимо шел вверх, она не могла справиться с собой. — У тебя своя картина мира, и ты пытаешься встроить меня в отведенное место!

— Нет-нет! — запротестовал Алекс. — Я только задал вопрос.

— Но ты хотел определенного ответа! Ты хотел услышать желаемое, а в ином случае начал бы меня убеждать, что я должна делать, что ты хочешь, быть тем, кем ты хочешь меня видеть!

Впервые за время их знакомства Алекс взглянул на нее со сдерживаемым гневом.

— Не надо так, — попросил он.

— Чего не надо? Правды? Правды о том, что я чувствую? Почему? И что ты сделаешь? Ударишь меня? Давай, бей!

Он отшатнулся, как от пощечины. Кэти видела, что ее слова его задели. Но вместо того, чтобы рассердиться, Алекс положил кухонное полотенце на стол и отступил на шаг.

— Не пойму, что происходит, но извини, что я вообще завел об этом речь. Я не собирался ловить тебя на слове или на чем-то настаивать. Я просто хотел поговорить.

Он замолчал, ожидая, что Кэти что-нибудь скажет, но она молчала. Покачав головой, Алекс вышел из кухни, задержавшись на пороге.

— Спасибо за ужин, — негромко сказал он.

Кэти слышала, как в гостиной он говорит детям, что уже поздно, и как скрипнула входная дверь. Он тихо прикрыл ее за собой, и в доме стало совсем тихо. Кэти осталась наедине со своими мыслями.

32

На шоссе Кевину с трудом удавалось удерживать машину на своей полосе. Он хотел сохранить ясную голову, но в виски стучало словно молотком, под ложечкой болело, и Кевин остановился у винного магазина и купил бутылку водки. Водка притупляла боль, вызывая какое-то онемение чувств. Потягивая ее через соломинку, он думал только о Эрин, сменившей имя на Кэти.

Автомагистраль между штатами слилась в сплошное мутное пятно. Фары встречных машин — два нестерпимо резких белых булавочных укола — приближались навстречу и исчезали, когда автомобили с шумом проносились мимо. Один за другим. Тысячи машин. Успешные деловые люди куда-то едут по работе, занимаются делами. Кевин ехал на юг, в Северную Каролину, чтобы найти свою жену. Он проехал Массачусетс, Род-Айленд и Коннектикут. Позади остались Нью-Йорк и Нью-Джерси. Взошла неистово-оранжевая луна, но вскоре она побелела и поплыла по черному небу, таща за собой звездный полог.

Горячий ветер бил в открытое окно. Сведенными руками Кевин неподвижно держал руль. Мысли казались разрозненными кусочками загадочного пазла. Эта сука его бросила! Презрев законный брак, оставила его прозябать, сочтя себя умнее. Но он ее нашел. Карен Фелдман перешла улицу, и он узнал, что у Эрин был секрет. Больше секрета нет. Он знал, где живет Эрин, он знал, где она прячется. Ее адрес был нацарапан на клочке бумаги, положенном на пассажирское сиденье и придавленном «глоком», который Кевин достал из домашнего сейфа. На заднем сиденье стояла спортивная сумка с одеждой, наручниками и широким скотчем. Выезжая из города, Кевин остановился у банкомата и снял несколько сотен долларов. Ему хотелось кулаками разбить Эрин лицо, превратить его в бесформенную кровавую кашу. Ему хотелось поцеловать ее, обнять и умолять вернуться домой. В Филадельфии он залил полный бак, вспомнив, как выслеживал жену в этом городе.