Канатные плясуны - Андрей Костин

— А я — срежу. Так короче, — пояснил Дима.

Дойдя до конца аллеи, Дима свернул направо, как советовал водитель. Он опасался, что тот наблюдает за ним. К склепу идти он вовсе не собирался, но очутился в старой части кладбища, где могилы располагались так тесно, что пробраться через них казалось невозможным. «Он сказал, что склеп возле ограды, — вспомнил Дима. — Вот и перелезу через забор».

Вскоре он увидел и сам склеп. Тот был сооружен наподобие афинского акрополя.

Среди могил вдруг кто-то назвал его по имени.

— Если нужны лекарства — денег не жалеть! — орало на врачей «Лицо городского масштаба». — Иначе зарплаты за апрель не получите. Но чтобы к субботе этот сердечник был как новенький!

— Так ты думаешь… — «Лицо» тихо обратилось к майору, пока люди в белых халатах хлопотали над Семеном.

— Думаешь ты, — уточнил майор. — А я выполняю приказы.

Семен брел по долгому тоннелю, больше похожему на гигантский пищевод. Он бормотал молитвы на древнем языке, которого сроду не знал. Оставалось пройти совсем чуть-чуть, в конце тоннеля уже забрезжил свет.

Чужые, неприятные голоса зазвучали за спиной.

«Только не оборачивайся, — приказал себе Семен. — Иначе превратишься в соляной столб…» — Так ты думаешь, — резал слух каркающий голос позади, — двух мешков окажется достаточно?

— Думаешь теперь ты. А я выполняю приказ.

— Тогда доставь на пароход восемь мешков, чтобы наверняка.

— От парохода и следа не останется, мы не сможем никого спасти.

— Выполняй приказ…

«Придется вернуться, — подумал Семен. — Разве Димку и Хана я смогу бросить…

И открыл глаза.

— Есть пульс! — воскликнула старшая медсестра.

— Кто здесь?! — воскликнул Дима, услышав, что тихий голос кличет его из-за могильных памятников.

— Я, — в ответ. — Веселый дух, ночной бродяга шалый.

И в свете луны блеснули круглые очки с треснувшей линзой.

— Тьфу, шут! — выдохнул Дима, узнав «Робин Гуда».

— Я — Добрый Малый Робин. Тот, что пугает сельских рукодельниц. Ломает им и портит ручки мельниц, мешает масло сбить исподтишка, то сливки поснимает с молока, то забродить дрожжам мешает в браге, то ночью водит путников в овраге, — произнес он с особым ударением, — Но если кто зовет его дружком, тем помогает, счастье носит в дом.

Дима не предполагал, что у случайно подобранного ими по пути бродяжки так далеко съехала крыша, что он начнет цитировать Шекспира.

— Тебе не нужна помощь, дружок? — поинтересовался «Робин Гуд».

— Ты что-нибудь знаешь о моих друзьях? Меня подстрелили, когда я возвращался в театр. Что с ними? Я чувствую, я им нужен.

— Один из твоих друзей, татарин, сейчас у Адидаса. Есть местный бизнесмен, откликающийся на эту кличку. Что же касается Семена, а он из вашей троицы мне наиболее симпатичен…

— Знаю, в больнице, — кивнул Дима, — в реанимации…

— Уже нет.

— Как — нет? — Дима похолодел, предчувствуя самое худшее.

— Его почти поставили на ноги. Настолько поставили, чтобы он мог в субботу прийти на собрание акционеров и сделать вид, будто акции у него.

— Зачем? Он не брал никакие акции…

— Кто об этом знает? Несколько столпов города решили проверить друг у дружки нервишки, так сказать, сыграть втемную. И вы, пацаны, лишь карты в той игре.

— Я был на пароходе, что стоит на якорях, я говорил с хозяином этого казино. Я все разъяснил ему. Все карты раскрыты.

— У Паши-морехода появился свой туз в рукаве. Теперь он — за столом.

— Что-то ты говоришь непонятные вещи. Какой туз? Какой рукав? И, вообще, как ты здесь очутился?

— Отвечаю в обратном порядке — словно сажаю картошку на грядке. Татарина увез в неизвестном направлении Адидас, а меня вышвырнули на улицу, не позволив даже захватить с собой махровое полотенце, каковое мне полагалось как постояльцу, пусть невольному, номера люкс. Что ж до моих знаний — искал пристанища. Встретил друзей — и водой не разлей. Людишки никчемные, но как крысы всюду шарят, многое знают. Так что вряд ли твои кореша доживут до воскресенья. Крапленые карты рвут.

— Что же делать?

— А мы на что? Мы тебе поможем. Выиграешь, и ставки твои.

— Как ты можешь мне помочь? И кто это — мы?

— Пойдем, познакомлю, — «Робин Гуд» выбрался из-за могильного камня и жестом предложил Диме проследовать к склепу.

Скрипнула кованая дверь. В отблеске коптящего фитиля керосинки Дима увидел лица, вовсе и непохожие на человеческие. В помещении пахло немытым телом, мочой, и чем-то булькующим в кастрюле на керосинке.

— Вот Пигва и Миляга, — представлял «Робин» собравшихся бомжей. — Основа, Рыло и Заморыш. А это — Дудка, он тебе знаком. В больницу оттащил тебя силком. А то бы сдох с простреленным плечом. И наши феи — Паутинка, Мотылек, — представил он особ женского пола, хотя их лица и внешность ничем не отличались от остальных. — А так же Душистый Горошек, — он указал на спящую и попукивающую во сне безобразную женщину.

— Ну и как же вы собираетесь мне помочь? — Дима непроизвольно зажал двумя пальцами нос.

— За ужином поговорим, — «Робин Гуд» поднял с пола оловянную ложку с перекрученной ручкой, зачерпнул ею из кастрюльки, попробовал. — Вкуснотища! Не стесняйся, мы не из тех — гость за порог, на стол пирог.

МОРЕ ВОЛНУЕТСЯ — РАЗ, МОРЕ ВОЛНУЕТСЯ ДВА…

— Ну как? — Джессика вошла в каюту Паши-морехода виляя бедрами, как манекенщица на подиуме. — Оцени прикид.

— Ты и волосы перекрасила, — Паша не сразу узнал ее.

— Похожа я на бизнес-вумен?

— Ты на себя перестала быть похожей, — Паша покачал головой. — А в наши планы входит, чтобы тебя сразу узнали. Вспомнили те, кому надо, что ты путешествовала вместе со всей троицей.

— Узнают, не волнуйся, — Джессика раздраженно дернула плечом. — Кому надо — узнают.

— Надеюсь, что так, — вздохнул Паша. — Надеюсь, что я не просчитался, сделав ставку на тебя, — и он еще раз придирчиво осмотрел Джессику.

Замасленная бесцветная косичка превратилась в шатеновые волосы, постриженные и уложенные а-ля Синди Кроуфорд. Волосы обрамляли скуластое лицо. Макияж пастельных тонов выгодно подчеркивал капризные очертания губ в алой помаде. Фигура стройная, и при невысоком росте удивительно пропорциональная. Костюм табачного цвета сидел отлично. Короткая юбка была всего на несколько сантиметров ниже полы пиджака. Красная блузка с воротником «апаш» и такого же цвета туфли. Казалось, она всю жизнь носила не потертые джинсы с ковбойкой навыпуск, а одежду «от курюр». Разве что туфли выбивались из общего делового стиля, они были на неимоверно высоких каблуках. Паше захотелось даже спросить, как она умудряется сохранять равновесие. Он поднял взгляд, посмотрел в лучисто-зеленые глаза под пушистыми ресницами… Потом вдруг встал, обошел письменный стол, и, приблизившись вплотную, снова заглянул в глаза…

Их лица разделяло расстояние не шире женской ладошки. Губы у Джессики блестели, вот они чуть приоткрылись…

— Чего уставился? — спросила она.

— Глаза! — воскликнул Паша. — Я точно помню, что у тебя были голубые глаза, а сейчас — зеленые. Шмотки — чепуха. Волосы — тоже. Перекрасся ты хоть в красный цвет, я бы сразу узнал. Но у тебя изменился цвет глаз, это-то и ввело меня в заблуждение. А я не люблю, когда меня дурачат.

— Контактные линзы, — пояснила она. — У меня врожденный астигматизм, но это не единственный мой недостаток… То есть, вдаль-то я вижу хорошо… Но под носом не разгляжу даже такого крупного красивого мужчину, как ты… Вернее, не разглядела бы без линз…

Расстояние между их лицами перестало существовать.

— Давай, давай, — торопился Адидас. — Ты должен успеть первым. Пригласительный билет и все такое прочее уже заготовлено, — инструктировал он Рената. — Вот тебе папка. Аккуратнее, из крокодиловой кожи. Делать тебе, в сущности, ничего не надо. Сиди с солидным видом, надувай щеки. А папку на коленях держи, аккуратненько так. Вроде как в ней все сокровища мира.

— А на самом деле что в ней? — уточнил Ренат.

— Пять номеров городской газеты, да и то за прошлый год. Первое, что под руку подвернулось.

— Так в чем покупка?

— Покупка? — Адидас тоненько засмеялся. — Нет, ты сейчас согласишься, что я самый умный из них всех. А покупка в следующем: только один из всех знает наверняка, что в папке у тебя нет акций. Догадываешься, кто?

— Он? — Ренат поднял глаза вверх. — Он все знает, — согласился.

— Да причем здесь религия?! Мы о деле базарим. Только один человек знает, что ты блефуешь — это тот, кто на самом деле украл акции. Мой расчет какой? Подождем, посмотрим. Если тебе кто помешать захочет — эти вне игры. Пусть себе. А вот если один из игроков не отреагирует на тебя, да с такой роскошной крокодиловой папкой — значит, мы знаем — акции у него. Ну не умница ли я, признайся?