Кровавое евангелие - Джеймс Роллинс

В разговор вмешался Рун:

— Может, нам сосредоточить внимание на «Аненербе»?

— Разумеется. — Брат Леопольд уселся на шаткий, обитый кожей стул. — Я просто хочу, чтобы оба ваши спутника поняли, что мои знания в подобных вопросах вовсе не эзотерические. Став сангвинистом и узнав больше о деятельности нацистов, я посвятил все свое дальнейшее существование и мои научные занятия уничтожению созданного ими зла и недопущению того, чтобы подобное злодейство когда-нибудь повторилось.

— А в процессе этого, — спросил Рун, — вам доводилось видеть медали, подобные этой?

— Да, я видел такие. — Брат Леопольд порылся в одном из ящиков письменного стола и вынул оттуда небольшую деревянную коробочку со стеклянной крышкой. — Вот посмотрите, тут несколько жетонов «Аненербе». Большинство из них собрал падре Пирс, мой наставник и пастор, который и ввел меня в духовный сан. Он знал о нацистских оккультных изысканиях намного больше, чем кто-либо другой, — возможно, даже больше, чем об этом знали сами немцы.

Эрин вспомнила, как кардинал Бернард там, в Иерусалиме, упоминал имя этого погибшего пастора. Многие выдающиеся историки ушли из жизни в прошедшие столетия, унеся с собой в могилу добытые ими, но незадокументированные сведения. Для людей, занимающихся исследованиями, такие потери часто бывают невосполнимыми.

Монах снова обратил их внимание на извлеченную им из стола коробочку:

— Я думаю, вы обратите внимание на центральную часть медали.

Он постучал пальцем по стеклу над отлитым из сплава олова со свинцом жетона в форме руны Одал со свастикой в середине и двумя ножками, протянутыми снизу и как бы оканчивающимися маленькими ступнями.

Эрин прочитала слова, выгравированные по краям: «Volk. Sippe».

— «Народ» и «племя», — перевела она. — «Аненербе» верила, что германцы происходят от арийской расы, от народа, который, как они считали, обитал в Атлантиде, перед тем как двинуться на север.

— В Атлантиде? — качая головой, переспросил Джордан.

Внимание Эрин привлек другой жетон. Эмблема на нем имела форму подставки для установки раскрытой книги.

— А что это?

— А этот жетон подтверждает важность, придаваемую «Аненербе» документальному подтверждению своей арийской истории и унаследованным традициям. Однако некоторые утверждают, что этот жетон означает величайшую тайну, некую оккультную книгу, описывающую великую силу, и эта книга будто бы есть у них.

Эрин и Рун переглянулись.

Может ли это быть истолковано как намек на то, что они владеют Кровавым Евангелием?

Монах сдвинул в сторону груду документов времен нацистской эпохи, под ней показалась современная компьютерная клавиатура. Он застучал по ней пальцами, и стена позади его письменного стола вдруг засветилась, оказавшись гигантским компьютерным монитором. На громадном экране стали с невероятной скоростью возникать данные. Оказывается, сангвинисты располагают и древними, и современными игрушками.

— Если вы ищете пропавшие артефакты «Аненербе», — сказал Леопольд, не отрывая своих быстро летающих пальцев от клавиатуры, — то вот перед вами карта Германии. Я тружусь над ней по меньшей мере шестьдесят лет. Красными стрелками на ней указаны предполагаемые места расположения нацистских бункеров и хранилищ. Зеленым отмечено то, что уже было опустошено. — Он вздохнул. — Как это ни печально, красных стрелок больше, чем зеленых.

Эрин почувствовала, как внутри ее все оборвалось. Едва ли на карте можно было найти хоть один квадратный дюйм, где не было бы стрелки. И печальнее всего было то, что большинство из них были красными.

— Если все они еще не опустошены, — спросила Эрин, показывая на карту, — как вы выяснили, где именно они находятся? И как понимать предполагаемые нацистские бункеры?

— Мы слышали рассказы о них. Местный фольклор, если можно так сказать. Иногда мы делаем выводы исходя из информации, обнаруженной в уцелевших — хотя бы частично — нацистских документах.

Джордан пристально вглядывался в экран.

— Но ведь это не единственный способ, воспользовавшись которым вы нанесли на карту все эти точки, ведь верно? — Он кивком указал на переполненный данными экран. — Принимая во внимание сложность этого исследования, я могу предположить, что вы, должно быть, использовали спутниковую телеметрию и методы спутникового радиолокационного исследования подпочвенных пластов для определения мест хранения.

Брат Леопольд улыбнулся.

— Вы заставляете меня чувствовать себя обманщиком. Но в конечном итоге все эти замечательные технологии смогли добавить лишь очень небольшое число красных стрелок. Единственным способом выяснить, если ли в данном месте что-либо или имеется ли в этом хранилище что-либо действительно ценное, — это лично осмотреть их одно за другим.

Глаза Руна блестели, когда он взглядом сканировал выведенную на экран карту сверху вниз.

— То, что мы ищем, возможно, находится в одной из сотен этих обозначенных на экране точек.

Брат Леопольд, откинувшись на спинку стула и закинув ногу на ногу, произнес:

— К сожалению, ничего более утешительного сообщить вам я не могу.

Руна передернуло. Эрин почувствовала его нетерпение и раздражение. Велиалы с таким же усердием и азартом шли по следу Книги, как она, Джордан и Рун. Каждая минута могла стать решающей.

Джордан постучал пальцем по одной из стрелок.

— Начнем эту адову работу отсюда, друзья. Мы пройдем по этим точкам, оценим их с точки зрения вероятности и проработаем… вернее, перепашем их. Будем пользоваться координатной сеткой. Эта работа будет не быстрой, но тщательной.

Его предложение было логичным — но не давало уверенности в том, что является правильным.

03 часа 42 минуты

Джордан смотрел, как Эрин, подойдя к письменному столу, вынула медаль из-под увеличительного объектива. По складке между ее бровями и по наклону спины он ясно видел, что она расстроена. Ему также не по душе было предложение обследовать сотни мест, но что еще можно было предложить?

Эрин повернулась в его сторону, и он сразу заметил блеск в ее глазах. Это было привычным признаком того, что положение должно измениться, правда, не всегда эти изменения бывали к лучшему.

Коснувшись ее плеча, Джордан спросил:

— Эрин, ты что-то надумала?

— Даже и не знаю.

Подушечкой большого пальца она потерла руну на обратной стороне медали. Корца, склонив голову набок, не отрываясь смотрел на Эрин с такими же напряжением и волнением, какие испытывал Джордан; своими пристальными взглядами они буквально пожирали ее.

Стоун, сдвинувшись с места, встал между ними.

— Рассказывайте, — сказал он. — Может быть, мы что-нибудь подскажем.

Взгляд карих глаз Эрин был где-то далеко.

— Символы были очень важными элементами для «Аненербе». Почему именно этот символ оказался на сорванной девочкой медали?

Стул под Леопольдом заскрипел.

— Руна Одал обозначает наследственность. Одал, начертанная после имени человека или на каком-то предмете, обозначает право собственности, иначе говоря, владение.

— Подобно тому, как ваши кеды помечены вашим именем, — уточнил Джордан. Он посмотрел на жетон со свастикой в центре руны. — Так, значит, эта эмблема свидетельствует о том, что «Аненербе» принадлежит нацистам?

Стоун понимал, что его вопрос звучит явно по-идиотски для уха ученого человека, но ведь иногда идиотские предложения приводят в конце концов к тому, что дело сдвигается с места.

— Я думаю, более правильным было бы полагать, что, по мнению «Аненербе», она принадлежала Третьему рейху, — поправила его Эрин. — Все, кто работал в этой структуре, верили, что они стоят на страже арийского наследия.

— Ну и что из этого следует? — решительным тоном спросил Рун, склоняясь к ней, словно намереваясь заставить ее силой ответить на его вопрос.

Эрин, подавшись назад, ответила:

— Я не уверена в своих предположениях, но в конце войны Берлин подвергался бомбардировкам. Лидеры Третьего рейха, скрываясь от правосудия, были в бегах. — Слова слетали с ее губ медленно, как будто она подыскивала их, в точности повторяя когда-то рассказанную историю. — И ученые «Аненербе» еще до формальной капитуляции знали, что война проиграна.

Леопольд согласно кивал.

— Они, конечно, знали. Но они мыслили в терминах столетий. Для них настоящее было бесцветной малоценной субстанцией. Их интересы сосредотачивались на истории арийской расы, уходящий корнями в прошедшие десять тысяч лет — и в ее будущее в течение такого же числа тысячелетий.