Прокурор по вызову - Фридрих Незнанский

– А мне ни хрена не понятно! – возразил Турецкий запальчиво. – Какого он полез на всю страну светиться, если на нем труп висит?! Он что, идиот?! Думает, я верю всему, что Хмуренко ляпнет? Значит, он на кого-то работает. Вообще хорош языками молоть! Зачем мы сюда приехали?! Поднимаемся к нему и обо всем спросим.

Турецкий. 16 апреля. 16.45

– А, проходите-проходите, я только что кофе поставил. – Арбузов был само радушие, свежеумытый мужественный профиль, улыбка сияет, трехдневная щетина лоснится, видимо после стрижки, можно выпускать на подиум. – Ну проходите! Чего вы в дверях столпились? Вам кофе с коньяком?

– Разговор серьезный, поэтому лучше коньяк отдельно, – сказал Турецкий, проталкивая Грязнова вперед.

Арбузов налил по сто граммов. Турецкий тут же проглотил одним махом, заставив остальных присоединиться без произнесения неуместных в данной ситуации тостов.

– Мы вот по какому вопросу, Ростислав Всеволодович, – начал Турецкий монотонно и официально, видя, что Грязнов не торопится взять разговор в свои руки. – Я должен арестовать вас по обвинению в убийстве Калашниковой Светланы Парамоновны третьего апреля сего года в городе Воскресенске Московской области… – Арбузов слушал абсолютно спокойно, а Грязнов по-прежнему угрюмо молчал, -…поэтому налейте еще по пятьдесят граммов, – закончил свою мысль Турецкий.

Выпили. Грязнов не грохнул рюмку об стол и не сказал ничего.

– Но, – продолжил Турецкий, выразительно взглянув на Грязнова, – как говорил старина Мюллер, все было бы просто и неинтересно, если бы не! – Грязнов таки бухнул ладонью об стол так, что подпрыгнула бутылка и рюмки скатились на ковер. Но промолчал. – Если бы не было телеинтервью с Хмуренко.

– Кофе готов, – спохватился Арбузов и убежал на кухню. – Нельзя ли в двух словах, – поинтересовался он, возвратившись с подносом, – на чем строятся ваши обвинения?

– На показаниях Русланы Лагуш о том, что Калашникова вас шантажировала, и на опознании вас свидетелями в Воскресенске. Они видели, как вы под видом электромонтера вошли в дом, с крыши которого была застрелена Калашникова. Если в двух словах.

– Но вы же понимаете, что это, по большому счету, туфта, Александр Борисович? – Турецкий попытался возразить, но Арбузов, энергично выставил вперед ладонь: – Секундочку! Дайте мне договорить! Я же не сказал, что собираюсь идти в несознанку. Но тем не менее вы должны признать, что обвиняете меня, основываясь на показаниях проститутки, которым грош цена и от которых она откажется, стоит ее только об этом как следует попросить. А воскресенцы, если им предъявить пять небритых мужиков моего возраста, роста и комплекции, ни в жизнь меня не опознают. То есть у вас против меня фактически ничего нет. Но, несмотря на это, я согласен признать свою вину. При определенных условиях. Если вас такая постановка вопроса устраивает, у нас есть предмет для обсуждения.

– Эх, Ростислав! – вздохнул Грязнов и налил себе коньяку.

– Устраивает, – кивнул Арбузову Турецкий, уже не обращая на Грязнова внимания. Он откинулся в кресле поудобнее, сцепил руки и впился в Арбузова взглядом. Арбузов продолжал вести себя как ни в чем не бывало. – Вы рассказываете все, что меня интересует, а я сделаю все от меня зависящее, чтобы вы дожили до суда, и вообще, прожили как можно дольше. Вас ведь эта в проблема в первую очередь беспокоит?

– Беспокоит. Не то слово! – хмыкнул Арбузов.

– Тогда давайте по порядку: кто приказал вам заснять сексуальные подвиги Замятина, кто был с Замятиным тридцатого марта в «Ирбисе», кто убил свидетеля Косых, который видел в бинокль все, что происходило в бассейне, зачем вы подсунули дезинформацию Хмуренко и чего вы в настоящий момент опасаетесь больше, чем обвинения в предумышленном убийстве? А также имеющие отношение к делу моменты, которые я не упомянул. Кроме убийства Калашниковой, о нем поговорим отдельно.

– Кино про Замятина мне заказал человек Сосновского.

– Откуда вы знаете, что это был человек Сосновского? – моментально переспросил Турецкий. – Он так и представился?

– Нет, он вообще никак не представлялся. Но я видел его раньше, он работает, точнее, на тот момент работал в «Вулкане», то есть на Сосновского. А наш «Макаров» трудился на Оласаева. Всей предыстории я не знаю: меня, как вы понимаете, в глобальные задачи никто не посвящал. Насколько я понимаю, Замятин с Мурадом Оласаевым связан давно, они чуть ли не друзья детства. Генпрокурором он стал с подачи Сосновского, а потом, когда уселся крепко, завел или возобновил приятельские отношения с Ильичевым. А Ильичев с Сосновским, как кошка с собакой. Соответственно у Сосновского с Замятиным дружба пошла врозь, Сосновский начал под него копать через «Вулкан». А Оласаев стал собирать компромат на Сосновского и на «Вулкан» с нашей помощью. Подробностей я, к вашему сожалению, сообщить не могу – меня с полгода как задвинули на черную работу с мелким клиентом. Какая-то сволочь на меня настучала, и мне перестали доверять.

– С мелким клиентом! – Турецкий фыркнул недовольно и потянулся к буфету за новой рюмкой. – А как же Замятин? Он тоже мелкий клиент?!

– А что «Замятин»?! В «Ирбис» его свозить?! Все равно что к Оласаеву на дачу. Это на самом деле утонченное издевательство.

– Так. Значит, «Ирбис» принадлежит Оласаеву, равно как и «Макаров». – Турецкий нацедил себе в рюмку остатки и с сожалением посмотрел на пустую бутылку. – Которому из двух, кстати?

– А хрен их поймешь! С Замятиным на пару отдыхал Мурад. – Арбузов убрал пустую бутылку со стола. – Надо еще за одной сходить… – Он взглянул на Грязнова и достал с полки деньги: – Пошли кого-нибудь из своих.

Возникла заминка, и Турецкому пришлось вмешаться:

– Давай, Слава, организуй. Итак, Ростислав, что именно попросил вас сделать человек из «Вулкана»?

– Заснять оргию Замятина и Оласаева в «Ирбисе». Дал мне портативную видеокамеру, сказал, чтобы я предупредил, когда Замятин туда поедет, они подгонят специальную машину с оборудованием для записи телесигнала.

– Выходит, вы сделали только полдела: Оласаев в кадр не попал. Или все-таки попал, но эту пленку придержали?

– Нет, он весь вечер в бассейне пробултыхался. Но вулканщика и один Замятин устроил.

– И сколько он вам обещал?

Арбузов проигнорировал вопрос.

– Хорошо, не будем рыться в чужом кармане. Почему он не подкупил кого-нибудь из шмидтовских братков? Или уборщиц? Тем вообще было проще простого установить в оранжерее «жучок».

– Понятия не имею. Может, опасался, что они струсят и расколются? Все выложат Шмидту, а тот автоматически Оласаеву. Между прочим, мне камеру установить тоже было нечего делать. Левой ногой. Замятин с компанией постоянно шлялись из открытого бассейна в оранжерею. От бильярдной до оранжереи семь секунд бегом. Если бы этой суке Калашниковой не ударила спьяну моча в голову… Кактус ей в бассейне какого-то хрена понадобился!

При упоминании о Калашниковой Грязнов в очередной раз поморщился и в очередной раз промолчал. Вообще его мимике мог бы сейчас позавидовать любой лицедей.

– А напарник ваш был в курсе? – Турецкий продолжал гипнотизировать Арбузова, уставившись на него, как удав на кролика.

– Нет. – Арбузов тоже продолжал гнуть свою линию: делал вид, что ничего особенного не произошло. Обычный деловой разговор в дружеской обстановке.

– Хорошо, перейдем к Косых. Кто, по-вашему, его убил и зачем?

– Оласаев, больше некому. Он, как я понял, опознать Оласаева не успел? Или не смог?

– Не успел. Кому Оласаев заказал убийство? Кому-то из ваших, из «Макарова»?

– Не знаю, – Арбузов пожал плечами, – не обязательно. Возможно, для мокрых дел у него особый штат.

– Понятно. Теперь самое интересное: Хмуренко. Кому принадлежала идея его использовать, с кем вы обсуждали детали и так далее, максимально подробно.

В это время в дверь постучали. Грязнов пошел открывать и вернулся с бутылкой коньяка. Разлили.

– Ничего интересного, – ответил Арбузов, с удовольствием выпив. Коньяк действительно был стоящий, Турецкий и Грязнов тоже оценили. – Позвонил все тот же тип из «Вулкана», утром восьмого, сказал, что необходимо срочно встретиться. Встретились. Нужно связаться с Хмуренко, телефон он мне дал, договориться про встречу, обставить ее всеми необходимыми предосторожностями для большей убедительности и, не называясь разумеется, сообщить информацию о том, что Замятин снимал кино сам про себя. Ну, раз нужно, – значит, нужно, какие проблемы!

– И что Хмуренко?

– Заглотил. С ходу.

– А почему тут же не выложил в эфире?

– Побоялся, наверно. У него же никаких доказательств не было. Он от меня сразу стал требовать, чтобы я дал интервью. Но я такого задания не получал, поэтому ответил, что свяжусь с ним еще раз. Доложил вулканисту. Он сказал, что все хорошо и что интервью нужно согласовать. В следующий раз позвонил четырнадцатого. Передал инструкции: как представиться и что говорить. Интервью вы видели. С Хмуренко все, собственно.