Прокурор по вызову - Фридрих Незнанский

«Посмотришь, послушаешь, – рассуждал Замятин, – и можно подумать, что это они выиграли войну. А мы так, сбоку припека, мелкий, незначительный эпизод. Ну, может, и не совсем незначительный, но уж не решающий, это точно».

Он опять переключил канал. НТВ+ транслировал ожесточенный поединок на корте для игры в большой теннис. Два молодых парня пинали ракетками туда-сюда желтый мячик, приседали, подпрыгивали, стремительно бросались в сторону.

Замятин не раз слышал советы коллег по работе и высокопоставленных знакомых чиновников заняться этим ставшим в последнее время популярным в Кремле спортом. Говорили, очень полезен для поддержания здоровья, особенно нормальной физической формы. А как определить этот критерий – «нормальная»? Или если президент пытается играть, подражая заграничным аристократам, дипломатам и т. д. и т. п., то и все должны вооружиться ракетками и скакать вдоль сетки? Замятин представлял себя в теннисной форме выпрыгивающим с ракеткой в руках на корте. И невольно улыбнулся. Нет. Этот спорт не для него. И не только из-за возраста. Противно было облачаться, как все, в теннисную оболочку, ставшую уже чуть ли не обязательной в кулуарах власти и больших денег. А ведь многие с радостью променяли бы ракетку на удочку или велотренажер. Ан нет. Положение обязывает.

Замятину захотелось сплюнуть, он вдруг вспомнил, где находится, беспомощно огляделся и ограничился переключением канала. Определенно, кроме «Времени», «Дорожного патруля» и «Петровки, 38», смотреть нечего. Но до этих передач еще далеко. Он выключил телевизор. Трюк с уходом от действительности при помощи телевидения с треском провалился.

Березовые поленья в камине догорали, рассыпаясь оранжевыми, моргающими глазами угольков. Просторная гостиная освещалась пляшущим неровным светом живого огня, источавшего тепло и уют, и слабым, пробивающимся из-за неплотно прикрытых штор светом дня уходящего. Еще одного дня, забиравшего отпущенный на Земле срок и приближавшего к естественному биологическому концу.

Замятин вдруг подумал, что окружающие его старинные, но добротные вещи – массивный дубовый стол у противоположной стены, кресло-качалка, в котором он находился, и даже бронзовая статуэтка бегущей рысью лошади на камине – переживут еще не одного хозяина. Останутся, возможно, здесь даже на своих прежних местах. И станут свидетелями новых жизней, точнее, приходов и уходов. Интересно получается: предметы, которые создает человек, могут существовать долгие годы, а то и века, а сам человек – вот он был, и его нет. Хорошо, если оставил после себя что-то стоящее, что помнят. А если, кроме могильной плиты, ничего? И ведь таких большинство. В любом случае материально он уже не существует. А бронзовая лошадка будет неподвижно бежать по камину еще неизвестно сколько времени.

Зазвонил телефон.

– Я возьму, – раздался ее голос, словно из потустороннего мира, и ее тень скользнула в соседнюю, служившую кабинетом комнату.

Замятина всегда восхищала ее способность бесшумно перемещаться, делать свое присутствие незаметным, угадывать внутренним женским чутьем его настроение. Наверное, за это более всего он и ценил ее сейчас и был ей благодарен.

– Подойди к телефону, тебя, – донеслось до него сквозь плотный ворох мыслей.

Нехотя, с беззвучным скрипом Замятин выбрался из-под пледа и прошел в свой рабочий кабинет.

Она предусмотрительно оставила его одного.

Некоторое время он молча слушал собеседника на другом конце провода. Лицо его начало вытягиваться, а кустистые брови поползли вверх. Потом они упали вниз и сошлись на переносице. На лбу обозначились жесткие складки.

– Благодарю за звонок, – резко бросил Замятин и швырнул трубку на аппарат. Не попал. Ну и черт с ней.

Вернулся в гостиную, под теплый плед и к теплому камину, с бесповоротно испорченным настроением.

– Нашел время, когда звонить, засранец, – выругался он, устраиваясь опять в кресле и заворачиваясь в плед.

Из кухни показалась женская голова.

– Что-то случилось?

– Нет-нет, все в порядке, – поспешил заверить ее Замятин. – Не беспокойся. Пустяки. – И добавил уже сам себе: – Действительно, пустяки. Чего это я?

Он стал успокаиваться, даже почувствовал, что его клонит в сон. По телу разливалось умиротворяющее тепло. Но оно не задерживалось, а как-то странно уходило все в ноги и из кончиков пальцев – в пол. Замятин начал мерзнуть. По телу пробежал сперва мелкий, а затем все более усиливающийся озноб. Вернулось неприятное чувство от звонка, толчками запульсировало внизу живота, пробиваясь к мозгу.

В камине тлела исходящая паром зола. Надо было разворошить ее, выгрести наружу еще дышащие жаром красные угольки. И согреться. Подставить им холодеющие руки, лицо, тело.

Замятин решительно поднялся и сделал шаг. Все существо его пронзила неимоверная слабость; вяло, безвольно повисли руки. Он с трудом сделал еще шаг, еще. Ноги едва слушались.

Прошла целая вечность, прежде чем он добрался до камина, обеими руками оперся об него. Теперь оставалось только поднять тонкую чугунную кочергу и немного поорудовать ею в кучке золы. Замятин почувствовал, что начинает задыхаться. Он уже совсем окоченел. Да что же это за наваждение такое?

Замятин нагнулся, потянулся за кочергой. Перед глазами все поплыло; белые, голубые, розовые пятна заплясали в стремительном хороводе. Закружилась голова. И сразу же горло словно сдавило железными клещами, лишая доступа воздуха. Последним усилием он разомкнул рот и закричал.

– Ин… И-а… – Из горла вырвался едва уловимый хрип.

Турецкий. 16 апреля. 16.30

Только бы Славка был на месте. Рекс-пекс-фекс, пробормотал Турецкий обращаясь к телефону. Заклинание подействовало.

– Слава! Мне нужен Арбузов. Срочно, немедленно, прямо сейчас. Не вздумай говорить, что не знаешь, где его найти!

– Как что-то нужно, так всегда Слава, – усмехнулся в трубку Грязнов. – Пляши давай, тогда скажу, где его искать.

– Иди в задницу! Где?

– Дома. Можешь ехать хоть сейчас.

– Поехали вместе. Ты должен обязательно поприсутствовать. И организуй свою группу захвата, так лучше будет.

– На фиг группу захвата! Ты еще штурмовой отряд прихвати, как в Садовниках, и телевидение пригласи! Своими силами как-нибудь обойдемся. – Славка ехать не отказывается – хороший признак, подумал Турецкий, не напирает, что Арбузов – свой мужик и чтобы я от него отвалил. Видимо, что-то у них произошло. – Чего молчишь? – подал голос Грязнов. – Поехали, сам кричал: срочно!

– Ты, конечно, крутой господин, и я тоже крутой господин, но хочу тебе напомнить, что мы с тобой без пяти минут старые пердуны. А он – действующий телохранитель. И я собираюсь в дружеской неформальной обстановке предъявить ему обвинение в убийстве. Поэтому пусть на всякий случай будет группа захвата. Если ты за него ручаешься, они могут под окнами в машине покурить.

– И кого ты на него повесить собрался? – поинтересовался Грязнов. Особого недоверия Турецкий в его голое не почувствовал.

– Калашникову – проститутку из «Ирбиса». Выдвигайся, по дороге расскажу подробно.

По дороге рассказать ничего не получилось: Арбузов жил в Ермолаевском переулке, в минуте езды от Петровки, 38.

– Ну, рассказывай, – потребовал Грязнов, приказав водителю остановиться за сто метров от арбузовского подъезда. – Потом я тебе кое-что расскажу.

– В «Ирбисе» в тот вечер, когда снимали кино, был фейерверк, если ты помнишь. Устраивал его специалист – китаец. Китайца мы нашли, и он показал, что видел поблизости фургон, похожий на его собственный, с антенной на крыше типа спутниковой. А вторая проститутка – Лагуш – только что проболталась: у Замятина-де было двое охранников, хотя она их, по идее, видеть не могла. Наличие фургона уже само по себе наводит на мысль, что запись сделал Арбузов: остальным не понадобилось бы городить огород, записывающее оборудование можно было разместить за стенкой.

– А почему не второй охранник и не тот деятель, который был с Замятиным? Между прочим, в кадре его не было. Ты, кстати, выяснил, кто он такой?

– Нет, руки не дошли. Но у меня полное ощущение, что реальный хозяин «Ирбиса» он, а не Шмидт. Второй охранник был там первый раз. Но это, собственно, не важно. Я Лагуш дожал: она подтвердила, что Калашникова что-то видела, и собиралась шантажировать Арбузова.

– Так-так… А я хотел тебя удивить. Секретный мужик, который позавчера в новостях Хмуренко грузил, что Замятин сам про себя порнуху снимал, – наш Ростик. Арбузов.

– С чего ты взял?

– Был один момент во время интервью. У него пейджер запищал. Слышно плохо, но я попросил видеозапись и сегодня несколько раз прослушал у экспертов в ЭКУ. А Ростик мне несколько дней назад как раз хвастал: его мажор подогнал ему супер-пуперный пейджер со ста двадцатью мелодиями и еще ста двадцатью прибамбасами. Новейшая модель, неделя как появились в продаже. Теперь понятно, зачем он старался…