Киммерийский закат - Богдан Сушинский

Именно в эту минуту Ярчук вдруг очень четко представил себе, каким образом следует выстраивать линию разговора с залетным гэкачепистом. У него появился неопровержимый козырь: «Елагин — против, российское руководство — против, Президент СССР, судя по всему, тоже против. Тогда о чем мы здесь говорим, зря время теряем?!»

— Ты где сейчас находишься, Леонид Михайлович? — вновь, после астматической паузы, продолжил разговор Елагин.

— В машине. По дороге из дачи в Киев.

— Кто-то из этих… гэкачепистов, или как их там, на тебя уже выходил?

— Генерал Банников, главком Сухопутных. Причем он только что прилетел в Киев.

— Нашли дипломата, идиоты, — генерала Банникова! И как он ведет себя?

— Сам генерал на связь со мной пока что не выходил, однако республиканский партийный босс уведомол, что генерал-гэкачепист Банников просит срочно принять его. Очевидно, хочет объявить, что власть в республике переходит в их руки. Но мы такие наскоки не «спрыймаемо». То есть, — замялся Ярчук, подыскивая необходимое слово на русском языке, — я хотел сказать: не воспринимаем.

— Однако ты все же встреться с ним.

— Сам поначалу хотел послать его, но затем подумал: «А стоит ли пороть горячку? Надо выслушать, надо высказать наше видение ситуации».

— При этом раскрути гарнизонника так, чтобы у нас была полная информация — чья это идея, кто за этим гэкачепе стоит, а главное, кто примеряет корону. В общем, ты понимаешь: нужен полный расклад сил.

— Расклад будет. Как там у вас?

— Сложно, — сипловато прохрипел Елагин. — Столица-то наша суверенной России — в Москве расположена, а не в Киеве.

— Теперь, чем дальше от Москвы, тем спокойнее, — признал Ярчук. — Время пошло такое. Впрочем, так оно было всегда.

— Ты с Русаковым не связывался?

— Пока нет. Он уже в Москве?

— Все еще в Крыму. В резиденции в Доросе. Кстати, на териритории суверенной Украины. Тонкость, Леонид Михайлович, улавливаешь?

— Сам-то ты с ним связываться пробовал?

— Не соединяют. «Президент занят и просил не беспокоить». Интересно, чем он так непробудно занят? Попробуй-ка ты соединись. Думаю, тебе будет проще, все-таки звонишь на правах хозяина республики.

— Попытаюсь, как только доберусь до кабинета, до правительственной связи. Но уверен, что именно он, Русаков, всю эту муть сивушную и затеял. Чужими руками жар загребать всегда приятнее.

Такой поворот разговора оказался для Елагина полной неожиданностью. Он натужно прокашлялся в трубку, посопел и, после недолгих раздумий, сказал:

— Допускаю, что ты прав. Скорее всего, так оно и есть. Только не спеши идти с этой версией в народ. Если сейчас мы начнем брать Русакова за жабры, он выйдет из подполья и вынужден будет открыто встать на сторогу гэкачепистов. У него попросту не будет иного выхода. Мы же тогда окажемся в еще более сложном положении.

— Поскольку это уже будет не переворот путчистов, а полномочные действия главы государства, — поддержал его мысль Ярчук.

— То-то же и оно. Нам выгоднее сейчас спасать Президента страны от гэкачепистов, представляя все дело так, будто он и в самом деле взят под домашний арест, лишен связи с Москвой и народом, изолирован, а то и вообще непонятно, жив ли. Словом, будем лепить из него образ мученика.

— А действительно, — хитровато улыбнулся в трубку Ярчук, — кто знает, что с нашим Президентом произошло на самом деле? Вы, господа гэкачеписты, сначала предъявите его народу, дайте ему возможность высказаться с трибуны перед всем миром, а тогда уже будем обсуждать создавше­еся в стране положение.

Ярчук понял, что с этой минуты они с Елагиным уже не просто единомышленники, но и своеобразные заговорщики. Однако теперь это его не напрягало.

— Вот пусть и предъявят, — басовито проворчал Президент России.

— Они хотели представить Елагина в образе великомученика за идею? Так мы им поможем. Своими действиями по спасению всенародно избранного Президента от путчистов-самозванцев мы в конечном итоге загоним их всех в угол. Как они потом будут выпутываться из этой истории — нас это уже не касается.

— Так и будем действовать, — единомышленно хохотнули друг другу в трубку главы двух суверенных республик.

— Как только выставишь этого гарнизонника за дверь, позвони, поделись впечатлениями, — молвил на прощание Елагин. — До связи.

12

Положив трубку в гнездо, Ярчук успокоенно откинулся на спинку сиденья. Ситуация прояснилась: Елагин, а значит, верхушка российского руководства, в гэкачепе участия не принимают. Из этого следует, что уже сегодня у гэкачепистов появятся проблемы в самой Москве, в России.

Что же касается Украины, то, как суверенное государство, она поддерживает отношения с суверенной Российской Федерацией. И признает конституционного Президента СССР, предпринимающего попытки заключить новый союзный договор. То есть, как любит выражаться сам Русаков, «процесс пошел»… Но если он «пошел», тогда причем здесь гэкачепе? Кого этот комитет представляет и каковы его полномочия в той же Москве, не говоря уже об Украине, руководство которой гэкапутчисты пытаютеся шантажировать?

Елагин даже не догадывался, насколько своевременным оказался этот его звонок. Так уж сложилось, что объединяющей структурой, центром притяжения распадающегося Союза до сих пор представала Россия, которая, в лице высшего руководителя республики, оставалась верной Конституции и Президенту СССР. Само понимание этой ситуации, ссылка на руководителя России, давали украинскому лидеру важные козыри в той игре, которую ему предстояло вести через несколько минут в стенах Верховного Совета.

Ярчук не сомневался, что в Украине у гэкачепистов найдется великое множество сторонников. Возможно, как в никакой другой республике. И эта масса, возглавляемая силовыми ведомствами, способна в течение нескольких часов снести его вместе с Верховным Советом, который в большинстве своих депутатов тоже является прокоммунистическим, пророссийским и идею украинской независимости не поддерживает.

— Ты быстрее можешь? — обратился к водителю.

— Стараюсь.

— Мне как можно скорее нужно добраться до Верховного Совета, — жестко, почти по слогам объяснил ему Ярчук.

— Я это уже понял, — молвил водитель, включая сирену.

В перелесках замелькали первые высотные кварталы Киева. Взлелеянное днепровскими водами солнце восходило на небосклоне, как знамение небес, вещавшее этой стране и этому народу мир и спокойствие. По крайней мере, так хотелось воспринимать это утро и это знамение человеку, который волею судеб оказался во главе древней и прекрасной земли, именуемой теперь Украиной.

Еще недавно он был секретарем ЦК и главным идеологом партии, по преступной вине которой погибли тысячи и тысячи сыновей Украины, боровшихся за то, чтобы эта страна обрела независимость. Но теперь, оказавшись во главе парламента, Ярчук сам готов был добиваться этой независимости, даже под угрозой оказаться очередной жертвой коммунистического террора. Так что сегодняшний день стал для него днем выбора, днем истины, днем жертвенного служения идее…

Милиционер у входа отдал ему честь, но Ярчук лишь снисходительно окинул его взглядом: «Разве это охрана?! Перед любым из генералов, которые появятся здесь вместе с Банниковым, он вытянется в струнку и безропотно даст себя обезоружить. Или же сделает вид, что ничего не происходит». Однако никакой иной охраны ему сейчас не «сообразить». Ибо взяться ей неоткуда.

Войдя в кабинет, Предверхсовета прежде всего полистал свой телефонник и быстро набрал даросский номер Президента. Томительные минуты ожидания. Он уже собирался положить трубку, когда на том конце неожиданно отозвался женский голос.

Ярчук представился и попросил соединить его с Русаковым. По очень важному и срочному делу. «По очень важному и срочному…» — для убедительности повторил он. И был поражен, когда наигранно бодрым голоском телефонист-кагэбистка ответила:

— Владимира Андреевича нет на месте. И вообще он просил не тревожить его.

— Так все-таки: его нет, или же он есть, но просил, чтобы его не тревожили?

— Просил, чтобы не тревожили, — в тоне явного превосходства отрубила телефонистка.

— Вы, очевидно, не поняли. Я — Председатель Верховного Совета Украины. И я убедительно прошу вас…

— Это вы не поняли, Леонид Михайлович, — еще более сухо парировала телефонистка, при этом Ярчук обратил внимание, что она назвала его по имени-отчеству, хотя, представляясь, сам он назвал только фамилию. — Президент находится на отдыхе и запретил тревожить его. Я понятно объяснила?

— Паскуда, — обронил Ярчук, глядя на умолкнувшую трубку. — Впрочем, она всего лишь делает то, что ей приказано.