Киммерийский закат - Богдан Сушинский

— А где это у тебя? — тоже перешел на «ты», как, по старой партийной традиции, обращался к нему Журенко. — На даче, что ли?

— Почему «на даче»? В Центральном Комитете партии.

— А я уж подумал было: на даче и действительно без галстуков, как теперь принято. А вот в ЦК… В ЦК — извини, не получится. Он ведь, генерал этот, прибыл, как уполномоченный Госкомитета, отстранившего от власти Президента СССР, то есть совершившего государственный переворот. А в Украине говорить от имени государства можем пока что только я и Верховный Совет, своими законами и постановлениями. Поэтому если и будем встречаться, то только у меня, в Верховном…

— Не думаю, что это так принципиально. И потом, власть в руки берет не гэкачепе, а, в его лице, сама партия.

— Вот о партии в этом постановлении гэкачепистов как раз ничего и не сказано. Власть взял в свои руки некий Госкомитет по чрезвычайному положению, а не Политбюро ЦК КПСС. При этом непонятно, где в это время находится Президент страны и кто дал право отстранять его от власти или хотя бы на какое-то время лишать полномочий. И потом, почему в это их ЧП, или как его там, не вошел глава Российской Федерации Елагин? Они что же, хотят править страной, не считаясь с законной властью ни России, ни Украины?

— Ну, так вопрос не стоит… — проворчал Журенко, почувствовав, что выбиться в «спасители Украины» Ярчук, за которым в этом вопросе стоит почти вся интеллектуальная элита республики, ему не позволит. — Комитет намерен опираться на партию, армию и широкие слои народа.

— «Широкие слои народа» голосовали за Верховный Совет России и Украины, а не за гэкапутчистов, — вежливо, но в то же время твердо парировал Ярчук. — А потому подтверждаю: встречаемся у меня, в Верховном Совете, на государственном уровне, как положено.

— Ладно, в Верховном так в Верховном… — неуверенно и крайне неохотно согласился партийный босс. — Если это так принципиально…

Положив трубку, Ярчук повязал галстук, но, так и не затянув его, снова опустился в кресло. Он понимал, что, хотя генерал Банников и явился один, а не в сопровождении генералов, все равно за ним стоят воинские части, стоят штабы военных округов Украины и конечно же военное командование в Москве, чьи приказы они обязаны выполнять.

То есть генеральскую свиту Банников себе так или иначе, в пожарном порядке, сколотит. А уж появление этих генералов в кабинете Предверхсовета Украины может означать все что угодно, вплоть до ареста.

«…И в самом деле, — мрачно размышлял он, — кто за мной стоит, на кого я могу опереться? Милиция? Она подчиняется министру внутренних дел СССР, тоже гэкачеписту. Местный, украинский КГБ?» — При одной мысли об этом Ярчук горестно улыбнулся. Творческая интеллигенция? Так она все еще видит в нем, Ярчуке, «коммуняку», секретаря ЦК по идеологии, одного из руководителей компартии республики, то есть партии, которая до сих пор яростно выступает против создания в Украине полноценного независимого государства. А посему отношение к нему в этих кругах такое же, как и ко многим другим высокопоставленным партноменклатурщикам: «Комуняку — на гиляку!»[16]

Но именно поэтому, сказал себе Ярчук, при разговоре с гэкачепистом, да к тому же опирающимся на мощную армейскую силу, должны присутствовать представители власти. Реальной власти, реального суверенного государства.

Но «власти» у него под рукой сейчас тоже не было. По крайней мере в Киеве. Премьер-министр находился в отпуске. Заместитель Предверхсовета — тоже. И вообще август, пора отпусков… Сколько времени понадобится, чтобы собрать депутатов, выудить по санаториям и домам отдыха руководителей всевозможных общественных организаций, способных хоть как-то постоять за суверенитет этой полурастерзанной республики, которая, судя по всему, потеряет свою независимость, так до конца и не обретя ее.

Легкий, поспешный завтрак его состоял из чая и бутерброда. Но, прежде чем предаться ему, Ярчук позвонил вице-премьеру Дасику:

— О путче в Москве уже знаешь?

— Да слышал, конечно. Но тут что-то не то…

— Ладно, нюансы потом обсуждать будем, — прервал его стенания Ярчук. — Проблема сейчас в другом: уже прибыл полномочный представитель этих гэкапутчистов, причем не кто-нибудь, а главком Сухопутных войск Банников. Судя по всему, для того и прибыл, чтобы брать власть в Украине.

— То есть как это «брать власть»? Кто ему даст? И потом, еще неизвестно, что произошло с Президентом СССР.

— Думаю, что Президент выступает заодно с гэкапутчистами, — как-то неожиданно вырвалось у Ярчука, хотя до сих пор такую версию путча он не осмысливал.

Услышав это предположение, Дасик явно замялся, голос его тут же дрогнул.

— Но если Президент с ними, и даже организовывает это самое гэкачепе, тогда это и переворотом назвать нельзя.

Ярчук сразу же пожалел, что столь опрометчиво высказал эту наиболее убийственную для всего украинского чиновничества версию, но было поздно.

— Такое, скрытое от законной власти суверенных республик, участие Президента в неконституционном комитете «спасителей Отечества», — попытался объяснить он, — как раз и является самым верным признаком антиконституционного путча. Только уже путча, с участием самого Гаранта Конституции.

Дасик замялся, вздохнул, и, словно бы предаваясь полной безысходности, произнес:

— Ничего не поделаешь: придется собирать Верховный Совет.

— Но ты должен знать, что само появление гэкачепе и его действия лично я рассматриваю, как государственный переворот, — четко заявил Ярчук. — Надеюсь, ты тоже?

— Наверное, не надо торопиться с окончательными выводами… — начал мямлить Дасик, однако Ярчук решительно прервал его:

— Сейчас не время дискутировать. Главное, что мы выяснили свои позиции. Встречаемся у меня, ровно через два часа. На встрече с гэкапутчистом, как и положено в отсутствие премьера, правительство Украины будешь представлять ты.

— Через два часа — у вас, — не очень решительно подтвердил вице-премьер.

11

— В Киев, — бросил Ярчук водителю, опускаясь на зад­нее сиденье. — Как можно скорее — в Киев! — добавил уже не столько для водителя, сколько для самого себя. — Сейчас мне нужно быть там.

— Надо — значит, будем, — безынтонационно как-то заверил его водитель. Это был спортивного телосложения мужчина лет тридцати пяти, о котором его шеф знал только то, что сначала он служил военным контрразведчиком, а затем стал офицером КГБ; и что в должности водителя Предверхсовета оказался по роду своей службы офицера госбезопасности, поскольку выполнял при этом еще и роль телохранителя. — Что-то произошло? — с большим запозданием и как бы между прочим поинтересовался он.

Ярчук взглянул на него с недоверием, но, поняв, что тот действительно не знает, что происходит в эти минуты в Москве (появляясь к шести тридцати, шофер обычно досыпал в машине), успокоился: значит, никаких особых указаний по своей службе этот кагэбист пока не получал.

— Ничего особенного. Текущие дела, которых всегда полно, — как можно непринужденнее ответил Предверхсовета, заметив, однако, что никогда раньше подобных вопросов водитель не задавал. Поскольку знал: не положено! Тогда почему сегодня решился? Понял, что я слишком взволнован? Или же просто чутье контрразведчика?

Когда неожиданно ожил радиотелефон, Ярчук недовольно покосился на него: неужели опять Журенко? Так ведь все уже сказано.

— Леонид Михайлович? — послышался в трубке незнакомый голос.

— Он самый. Слушаю вас.

— Москва на проводе. Хорошо, что мы сумели вас вызвонить. С вами будет говорить Президент Российской Федерации…

Елагин не позволил помощнику договорить, а сразу же вклинился в разговор:

— Леонид Михайлович, тут, понимаешь ли, случилось так, что Президента СССР Русакова то ли арестовали, то ли основательно блокировали.

— … И произошло это в его резиденции в Крыму, в Доросе. Как видишь, в курсе.

— По всем признакам, совершается государственный переворот.

— Другого мнения и быть не может.

Звонок Президента России как-то сразу же приободрил Ярчука. Он, конечно, не сомневался, что Елагин решительно выступит против кремлевского путча, но то — всего лишь предположения, а звонок поддержки — это уже факт, на который можно сослаться. Как они здесь, в Украине, могут поддерживать гэкачепистов в их отстранении от должности Президента СССР, если руководство Российской Федерации против этого?! И вообще если Кремль — «за», а Россия — «против», тогда вы, ребята, сначала там у себя, в Москве, разберитесь, «кто есть ху», а затем уж сюда, в матерь городов русских суйтесь.

Именно в эту минуту Ярчук вдруг очень четко представил себе, каким образом следует выстраивать линию разговора с залетным гэкачепистом. У него появился неопровержимый козырь: «Елагин — против, российское руководство — против, Президент СССР, судя по всему, тоже против. Тогда о чем мы здесь говорим, зря время теряем?!»