Белая магия - Жаклин Рединг

Мандрум что-то бурчал над своими картами.

— Давай же, Ярлетт. Назови уже козыри. Я чувствую, моя задница от ожидания скоро пустит корни в подушки этого стула.

— Ну, если бы твой рот оставался закрытым достаточно долго, чтобы я смог спокойно изучить свои карты, я, возможно, и начал бы.

Мотнув головой в сторону обоих, лорд Эвертон резко положил свои карты кверху рубашкой.

— Если вы оба перестанете болтать, как пара заговаривающихся глупцов, может быть, мы и закончим этот раунд к рассвету.

Он раздражённо поднял глаза и лишь тогда заметил Ноа, стоявшего возле них.

— А-а, Иденхолл, мальчик мой. Сжальтесь над старым человеком и спасите меня из этого неумолкающего ада.

Ноа усмехнулся.

— В действительности, я хотел поинтересоваться, могу ли я присоединиться к игре?

Все трое уставились на Ноа, словно он только что объявил о своём намерении присоединиться к табору цыган.

— Вы говорите, что хотите присоединиться к карточной игре? С нами?

— Надеюсь, никто не будет в обиде, джентльмены, — сказал Ноа, не отрывая глаз от Эвертона, — но я хотел бы сыграть один на один. Его светлость не откажет мне в этом?

Эвертон посмотрел на него, едва различимая понимающая улыбка тронула его губы.

— Я уверен, мои друзья не будут против оставить нас на некоторое время?

Ярлетт и Мандрум быстро поднялись, направившись в более многолюдную часть комнаты.

Эвертон указал на место напротив себя.

— Сюда, мой мальчик, присаживайтесь. Чего желаете, сэр? Портвейн? Бренди? Да, глядя на вас, можно с уверенностью сказать, что вы из тех людей, которые предпочитают бренди, нежели портвейн.

Он рассмеялся своему собственному остроумию и быстро помахал одному из официантов, скрывающемуся в тени.

— Ты, там, принеси лорду Ноа бренди, хорошо? Лучшего и побыстрее!

Он начал тасовать карты.

— Во что сыграем, Иденхолл? Пикет? Коммит?[70] Вы называете игру, и я в безумии присоединяюсь к вам.

Ноа начал задумываться, не может ли он просто извиниться, развернуться и уйти. Почему он старается всё дальше влезть во все это? Почему бы ему просто не забыть леди Августу, не оставить ей её игры… какими бы они не были… и не позволить лорду Белгрейсу самому найти выход из её западни? Что же такого было в этой леди, что его так мучило?

Он обнаружил, что, несмотря на эти мысли, предлагает Эвертону партию в пикет.

Граф раздал карты, положив оставшуюся часть колоды на стол между ними. Ноа поменял три из своих карт, Эвертон четыре, прежде чем перевернуть оставшиеся в талоне[71] навзничь.

Ноа изучил свои карты раньше него.

— Семь в очках, — сказал он, тем самым заявляя о начале игры, и одновременно решая, что же сказать графу. Для начала надо с помощью карт сделать его своим союзником.

— Получается? — спросил Эвертон.

— Шестьдесят четыре.

— Хорошо.

На протяжении нескольких последующих конов, Ноа быстро стал «старшей рукой»[72]. Они играли последний кон, когда Эвертон проговорил:

— Ну, мой мальчик, уж не ожидаете ли вы, что я поверю, будто вы пришли сюда с единственной целью — сыграть партию-две в карты с таким затасканным старым хрычом, как я. Уверен, должно быть нечто большее, чем это. Теперь говорите начистоту в чём дело!

Ноа взглянул на графа.

— В действительности, милорд, вы правы. У меня была другая причина искать вашего общества сегодня вечером. Это имеет отношение к тому, на что я наткнулся вчера в «Уайтсе».

Эвертон поднял бровь.

— «Уайтс», вы сказали? Хмм, я не был в клубе неделю или больше, и не обнаруживал никакой пропажи, поэтому, чтобы это ни было, оно очевидно не моё.

— Любопытно, а я был почти уверен, что вам знакомо вот это, — Ноа потянулся внутрь своего фрака. — Если это не ваше, то вполне вероятно, вы сумеете определить истинного владельца этой вещи.

Он развернул листок с цифрами, который нашёл в куртке, надетой на Августе тем вечером, и положил бумагу на стол перед Эвертоном. Граф посмотрел на листок, и даже если и узнал, то сумел скрыть какую-либо реакцию от Ноа. Едва моргнув, он вновь сосредоточился на картах.

— Интересная вещица, Иденхолл, но я не могу сказать, что когда-либо видел её ранее. Вы говорите, что нашли это в «Уайтсе»? Странная вещица, чтобы встретить её там. Действительно. Извините, больше ничем не могу помочь вам, мой мальчик.

Почему-то Ноа не поверил, что Эвертон совершенно не знаком с этим листком бумаги и его тайными письменами. Хотя графу и удалось скрыть свою реакцию, он что-то знал. Ноа решил надавить на него.

— Я собирался было предать эту бумагу огню, но обнаружил, что желание узнать, что это всё-таки значит, становится всё сильнее и сильнее. В попытках выяснить происхождение этого листка, я начал изучать знаки, начертанные на нём. Довольно необычные. Несколько мистические даже, как вы считаете?

— Мистические?

— Да, — усмехнулся Ноа. — Сначала я даже подумал, что возможно случайно столкнулся с неким колдовским заклятьем, но потом решил, что такого существа совершенно точно не может быть ни в наши дни, ни в наш век, а особенно в таком цивилизованном городе, как Лондон.

Эвертон рассмеялся, но сейчас в его смехе чувствовались какие-то напряжённые нотки.

— Ведьма? Здесь, в Лондоне? Забавная мысль, ничего не могу сказать, — он бросил на Ноа взгляд, чтобы посмотреть, разделяет ли тот веселье. Потом прочистил горло. — Действительно, весьма забавная.

Граф попытался обуздать себя, но спустя некоторое время проговорил:

— Знаете, Иденхолл, у меня довольно обширная библиотека. Я мог бы взять этот листок и посмотреть, смогу ли я, используя свои источники, расшифровать его для вас.

И когда граф говорил это, его голос дрогнул, всего лишь слегка, но это было то подтверждение, в котором нуждался Ноа.

— Примите мою благодарность, милорд, но думаю, я продолжу свои попытки выяснить, что это такое, сам. Понимаете, как можно гордиться охотой, если не ты ехал верхом? Однако я обязательно дам вам знать, удалось ли мне расшифровать эти записи, — он положил свои карты на стол. — Кажется, наша партия также подошла к концу. Поздравляю вас, милорд, вы умело разбили меня вчистэю.

И с этими словами он взял листок, склонил голову и, развернувшись, покинул комнату.

Глава 19

Посылка прибыла ранним утром следующего дня и дожидалась в гостиной, там Августа её и обнаружила, когда после полудня, наконец, проснулась. Внутри были аккуратно сложены её платье и накидка — та одежда, которую она надела вчера вечером, отправляясь в «Уайтс». Сверху лежало золотистое яблоко, завёрнутое в мягкую салфетку. В коробке она также нашла лист бумаги, на котором, однако, были записаны не её вычисления, а нечто совсем другое.