Месть палача - Виктор Вальд

После бегства портовых бродяг на улице Трех кузнецов осталось множество оружия, которое будучи собранное, и было представлено взору торжествующего Андроника.

В ту ночь на площади Стратигии пылали костры, лилось вино, играла музыка и смеялись срочно собранные гулящие девки.

Не веселился, пожалуй, только единственный Гудо. Он неподвижно сидел за знаменитым столом посреди площади и не отвечал на восторженные поздравления и дружеские похлопывания по плечам опьяневших макелариев. Остался он невозмутимым даже после того, как один из мясников уселся с ним рядом и крепко обнял:

– Счастливый случай послал тебя к нам. Все только и говорят о тебе. Но никто не знает твоего имени. А наш глава корпорации велел тебя звать не иначе как Дигенис. Может ты и есть вернувшийся из легенд Дигенис Акрит? Чего молчишь? Да сбрось ты эту маску и выпей вина! Смотри его сколько. А сколько продажных шлюх. И за вино, и за них Андроник щедро заплатил. За всех нас заплатил. Пей и совокупляйся, сколько пожелаешь!

Но Гудо не изменил положения своего тела, только мышцы напряглись. Почувствовав железо этого огромного тела, мясник отстранился и уже с обидой проговорил:

– Мы, макеларии, народ дружный. Друг друга любим и уважаем как братья. Чужаков не принимаем. А кого принимаем того долго испытываем. А, может, ты и пить, и девок пользовать, и… говорить не умеешь? Да человек ли ты?

Гудо попытался встать, но опьяневший мясник с силой удержал его:

– Гнушаешься моим присутствием? Моими объятиями. Зря. Ведь я с душой к тебе… С благодарностью. А ты вот какой… Думаешь, напугал бродяг топором и все на этом? Ты еще не стал против кнутобойца. Тот из другого теста. Какой отважный и умелый был Тавлесий.

Но кнутобоец его так отделал своим кнутом, что из Тавлесия выбил всю смелость, умение, да, пожалуй, и ум.

– Что за кнутобоец? – тяжело и медленно спросил Гудо.

– О, да ты все же имеешь язык и ворочаешь им! – засмеялся мясник. – Отлично! Выпей со мной вина, и я тебе расскажу о ночном кошмаре каждого макелария. О человеке с кнутом, что вселил в нас страх.

– Хорошо, – после долгого раздумья согласился человек под кожаной личиной.

Приподняв ее на необходимую малость, Гудо выпил половину вина из той чаши, что протянул ему мясник.

– Вот и ладно. Уважил.

– Говори! – сурово велел Гудо.

– А что говорить?.. Ах, да!

И мясник поведал все, что знал, все что слышал, и все на что был способен в своих ограниченных фантазиях о человеке, вернее демоне в человеческом обличии, с огненным кнутом в руках.

– И что? Действительно его кнут был объят пламенем?

– Сам видел, – чуть обиделся рассказчик. – Пять дней тому. Сначала просто размахивал над головой кнутовищем. Но мы уже не так страшились этого гибкого оружия. Многие из нас были со щитами. Ведь знали, этот проклятый кнутобоец так бьет кнутом, что может сломать и ребра, и руки, и ноги. За последние три стычки он у троих выбил глаз, сломал двоим руку, а пятерым перебил ребра. А шрамов на лице оставил огромное количество! Присмотрись, многие с повязками на лицах. И шрамы те не заживают. Посмотри хотя бы на того же Тавлесия. Смотри, как треснул его кнутом по лицу. Уже больше недели прошло, а шрам и не думает затягиваться. А как вспыхнул его кнут, да как стал он хлестать им, так и щиты мы бросили…

– Щит против кнута не поможет, если кнут в очень умелых руках. Поэтому и надели кожаные доспехи древние конные воины, чтобы уберечься от гибкого оружия, что с легкостью огибает щит. В конном бою кнут и плеть с железным наконечником страшное оружие. Мечом так не достанешь, как умелый кнутобоец своим кожаным змеем. Но этому учиться нужно. Слишком долгом и очень настойчиво. А у этого кнутобойца обычное тело?

– Тело? Обычное. Человеческое. Если ты об этом.

– Я не думаю, что он исчадие ада. Просто тот, кто давно и очень старательно упражняется с кнутом, имеет правую сторону тела, если он правша, более внушительную. Соответственно левую, если он левша. Выглядит такой человек необычно. Кособоко.

– Да ничего в нем необычного нет. Разве что сильное и большое тела. Но у наших макелариев такие тела и рост не редкость. Только, как взмахнет тот кнутом, да как свистнет его кнут, да как щелкнет, так и душа в пятки уходит. А как угодит в кого… – кусок мяса с кровью и вырывает…

– Прости, мой друг, – мягким голосом сказал Гудо. – Оставлю тебя. Мне нужно поговорить с Андроником.

– Это уважительная причина. Андронику уступаю своего друга в кожаной личине. Только как тебя зовут, мой друг?

– Дигенис, – улыбнулся Гудо и порадовался тому, что его ужасная улыбка под стражей кожаной маски.

– Кнутобоец? Не сказал я? – притворно удивился Андроник. Но быстро исправился, зная с кем ведет беседу: – Что там какой-то кнут против «топора русича»!

– Кнут в умелых руках может противостоять не только топору, – едва сдерживаясь, произнес Гудо. – Кроме того, ты не сказал, что многие из твоих людей пострадали от кнута и боятся его. Дух их сломлен. А это значит, что они могли побежать в любое мгновение и оставить мою спину неприкрытой. Это меняет условия нашей договоренности.

– Ты не покинешь меня? – то ли с просьбой, то ли с предупреждением сказал глава корпорации макелариев. – Не можешь покинуть дело. Куда ты пойдешь? Как выполнишь то, что тебе необходимо? Уже утром весь город будет знать, что «синий дьявол» возродился из огня и бродит по его улицам.

– Ты не выдашь меня! – с явной угрозой ответил на это «синий дьявол».

– Я? Я нет. Но… Будут поговаривать о человеке под кожаной личиной, что размахивал «топором русича», как некогда сам «синий дьявол», отсекающий головы быкам. И только я… Я смогу заткнуть рты. Мне нужно захватить портовые кварталы. И ты поможешь мне в этом. А я помогу тебе. Я выполню любую твою просьбу. Даже ту, что выполнить невозможно.

– Любую? – задумался Гудо.

– Любую, – едва не перекрестился глава корпорации макелариев.

– Я хочу встретиться с этим… Главным в городе. С Никифором…

– С кем? – не поверил своим ушам Андроник и припал устами к чаше с вином. Пока он пил тягучее сладкое вино тысячи мыслей хаотически сменились в его голове. Последняя вышла с широчайшей улыбкой. – Это очень забавно. Если бы ты только знал, как это забавно.

– Наедине. Наша встреча должна состояться так, чтобы никто нам не мог помешать побеседовать…

Новое условие «синего дьявола» опять ввергло главу корпорации макелариев в игру мыслей. Но так как он не был мастером этой игры, Андроник только головой потряс.

– Если ты сможешь сделать то, о чем я прошу, то и я сделаю все, что смогу, – как можно убедительнее сказал Гудо.

– По рукам! – протянул свою широкую ладонь главный макеларий.

– По рукам! – протянул свою такую же ладонь человек под кожаной личиной. Протянул, но не вложил рука в руку.

– Что еще? – сдвинул брови Андроник.

– Мне еще кое-что нужно…

– И?.. – совсем нахмурился хозяин площади Стратигии и уже в мыслях большей части города.

– Кожа теленка, свиная кожа, молоко и еще кое-что по мелочам…

– Кожа. Молоко… – рассмеялся Андроник, – Да сколько угодно. Ха! По мелочам.

– Мы можем выступить только через четыре дня.

– Четыре?! – ударил по столу кулаком Андроник, но тут же сдался: – Ладно.

Пришел тот день, вернее ночь, когда все было готово к походу в самое сердце мятежных кварталов в порт гавани Феодосия. Теперь отряды макелариев и дополнительно нанятые за золото охочие более напоминали войско. Мечи, копья, огромные щиты и даже доспехи – все это тайно было взято с воинских складов усилиями Никифора. Эпарх же и разработал подробный план ночного похода. Он же более часа подробно вталкивал сложный план в большую, но тугую, голову Андроника. Отослав городскую стражу подалее от предстоящего сражения, Никифор удалился в свои покои и пал на колени перед образом Богоматери. Его икона была точной копией знаменитой иконы Богоматери Одигитрии, которую василевсы непременно брали с собой в воинские походы и свято верили в то, что ни один человек, который берет эту икону с собой в бой, не может потерпеть поражение.

Ночные схватки в Константинополе были делом обычным еще со времен, когда активные ипподромные партии отнимали друг у друга квартал за кварталом. В тех ночных войнах они и ослабли. И теперь от некогда могучих государств «зеленых» и «голубых», по цветам партий, со своими императорами димархами, которым помогали девтеревонты, хартулярии и нотарии, а воспевали собственные поэты и сочинители музыки, остались жалкие воспоминания о грандиозных факельных шествиях и о многочисленных схватках на улицах столицы.

Уже несколько веков Константинополь жил «по-тихому». Конечно, ограбления и убийства в городе были частыми. И ходить в одиночку по второстепенным улицам, а особенно портовым, где даже днем горели светильники, было делом небезопасным. Хорошо, если на крик жертвы успевала прибежать стража, которая тут же чинила расправу над злоумышленниками. Но теперь стража была не так расторопна, а во многие кварталы она и вовсе не заходила.