Спецкоманда №97 - Михаил Нестеров

Скорее всего именно из-за Тульчинского покидает так срочно военно-морскую базу генерал Паршин. Но что он сумеет выяснить в Каспийске? Да ничего. Ну поднимут по его приказу всех дагестанцев от пятнадцати до шестидесяти, а что толку? Влад — опытный агент-диверсант, ему все дороги перекроешь, а он все равно уйдет.

Сейчас Паршин словно влез в шкуру полковника Артемова: хоть разорвись. Он чуял опасность с двух сторон: в Каспийске и здесь. И пытался понять, где она острее. Наверное, считал он, в Каспийске, поскольку на базе все более или менее определено. Главное, его человек — Клим, возвращается на базу. Не исключено, что сержант Климов все же получил от генерала приказ и выполнил его, покивал в такт своим мыслям полковник. А в Каспийске, можно сказать, ключ, который открывает все секреты военно-морской базы. Что-то вроде этого. В генеральской голове заблудиться можно.

И только сейчас в голову Артемова пришла простая до безобразия мысль: "Генерал не улетает по делам, он бежит".

Интересный ход, сказал бы начальник военной разведки. И тут же спросил бы: «От кого он бежит? У этого волка даже совести нет».

Прав был генерал, когда в своем единственном интервью сказал корреспонденту «Известий»: «Самое страшное, что есть в государстве, в его Специальных структурах, — предательство».

Возглавляя оперативный отдел ГРУ, Михаил Васильевич часто сталкивался с беспределом, но свыкнуться с тем, что высокопоставленные чиновники всегда уходили от какой-либо ответственности, не мог. Его всегда душила злоба; что может быть хуже крутых желваков за щеками, опущенных рук и мысленной «спроводиловки»: «Как же так?...» Вот и сейчас глаза полковника переполняла ненависть, но он не мог ее выплеснуть. Не имел права. Он констатировал, робко, но с надеждой заглядывая в будущее: Паршин может потерять кресло, но за решеткой ему не быть никогда. Тем не менее внутреннее чутье подсказывало, что за такие дела Паршин понесет самое суровое наказание. Каким образом? На этот вопрос ответа не знал никто. Кроме одного человека.

Он уходит...

«Уходят золотые погоны»...

И даже пренебрегает тривиальным: «Ну что, будем прощаться?» Ни в грош никого не ставит!

Артемову казалось, что вместе с генералом улетит и надежда завершить это дело. Это, конечно, не так, однако сомнения больно жалили полковника.

В окно заглянуло солнце, высветило пыль, бьющуюся в этом сияющем замкнутом пространстве в поисках выхода. А его нет. Нет выхода, хоть убейся.

Артемов вспомнил свое «нытье», когда летел на встречу с Паршиным. Все его выкладки начинались одинаково:

«Не ему завершать это дело».

«Не его глаза будут смотреть на Паршина, когда карты будут открыты».

«Не ему объяснять механизм этой операции, главная шестеренка которого крутилась в обратную сторону».

А теперь выходило, что вообще никому не завершить, не посмотреть, не объяснить.

«Не во всякой игре тузы выигрывают» — этого тоже никто не скажет.

«В наше время главное — обвинения, а доказательства — дело третье»? Если доказательство третье, то обвинение — второе? А что тогда — первое?

Да, материя потеряла свое почетное второе место...

А что же насчет цели? Насчет грязных лап, которые поимели спецназ в колыбели?

«Не делай этого», — уговаривал себя Артемов. Но рука сама собой освободила карман от спутникового телефона. Как в популярной песне, «кожа пальцев рук» коснулась клавиш — в произвольном порядке: номера, который набрал Артемов, не существовало, он слышал лишь фон в трубке. С ним и начал вести разговор.

— Здравствуй, дорогой! Артемов беспокоит. Как там бойцы Самохвалова себя чувствуют? Справлялся?... Все нормально?... Спрашивают, чем это их накормили? А то они не знают! Я же лично инструктировал каждого. Ага... Ага...

Артемов боковым зрением видел генерала. Но не мог представить выражение его лица. Скорее бесстрастное — как всегда. Он профессиональный игрок и умело спрячет за безучастной маской свои истинные чувства. И нервы у него железные. И острые. Но им также не пробить толстую, бронированную кожу. Хорошо он камуфлировался и вооружился. Экипировка на высшем уровне.

Вот сейчас Михаил Васильевич пожалел о том, что устроил это маленькое представление. На губах отпечаталось отвращение — и к себе, и к генералу. Нужно было высказаться в глаза, а не в мертвую трубку, раскрутить маховик так, чтобы этому волку мало не показалось.

Оттягивая тот миг, когда их глаза встретятся, Артемов полагал, что не увидит в них ни злобы, ни усмешки, ни сожаления.

Полковник ткнул в красноватую клавишу и убрал трубку в карман. И только после этого заглянул в глаза генерала.

Вчера вечером он отметил, что генерал хорошо держится. Сейчас же Паршин еле стоял на ногах. Удар полковника ГРУ оказался настолько силен, что генерала едва не хватил паралич. Он в одну секунду понял, что все это время его, некогда стоявшего во главе управления контрразведки, водили за нос. А проиграл потому, что привык побеждать, не знал, что такое поражение. Он в один миг лишился всего — власти, могущества... Не хватало лишь дикого генеральского выкрика.

— Мы установили, что набор диверсантов в центр спецподготовки связан с городком под названием Ар-дон, где базируется 481-й зенитно-ракетный полк, — продолжал Артемов и полагал, что не ошибается. — Где в скором времени будет произведен пуск новой ракеты средней дальности. Предыдущие испытания данного класса ракет были провалены в июне 1997 года, за два месяца до того, как вы руками диверсионной группы убрали Валерия Максакова.

Сержанта спецназа Сергея Климова и его бойцов вы обработали в Буденновске. Находясь в единственном в стране центре власти — Кремле, легко закрыть любое уголовное дело. Но только не то, которое веду я. Вам его не закрыть, Александр Петрович.

— Хватит! — перебил его генерал. Наверное, впервые в жизни он держался за сердце, впервые видел свои дрожащие руки. — Хватит. Наигрались. Клубком ниток. Вот в чем разница! Так, пустая забава. Ты думал, я под стол залезу, щенок?

— Напрасно вы так, Александр Петрович...

— Молчать! Все, что ты нарыл, сегодня же отправится в топку. И не зли меня. Иначе пойдешь вслед за бумагами.

«Это от безысходности», — спокойно и с легкой улыбкой на губах подумал Михаил Артемов, глядя в спину генерала. Подмывало связаться с Ленцем и доложить: «Товарищ генерал армии! Ваше задание выполнено: голос этого волка я выковал! Звонкий, сука, получился голосок!»

Паникян, последовавший за Паршиным, обернулся от двери и покачал головой.

Что он вложил в этот жест — непонятно.

Сергей Климов шел вдоль бараков. Путь его лежал в штаб. Он смотрел на постриженную траву, обрамляющую дорогу. А перед глазами — высокий камыш. Стена. На миг он показался себе великаном в стране лилипутов, в следующее мгновение — карликом в стране исполинов.

Привычный фон военно-морской базы был неузнаваемым, чужим. Может, оттого, что его живой ритм не вписывался, не совпадал с ритмом обескровленного сердца старшего сержанта. Что-то отталкивающее было в пустых звуках лязгающего металла и ветреных голосах: «Рядовой Дитмар разборку закончил!»

Жизнь продолжается...

Жизнь продолжается?

Сергей непроизвольно замедлил шаг, вглядываясь в группу курсантов под брезентовым навесом. Захотелось увидеть другой экипаж, свой, седьмой по счету... Пусть без своего командира, но с иным качеством — все бойцы здесь по своим личным убеждениям, они такие же, как все.

Жизнь под навесом замерла. Казалось, от безжизненного взгляда Сергея Климова. Все шесть курсантов и инструктор, повернувшись к сержанту, застыли... Они словно увидели прокаженного или внезапно воскресшего.

Снова середина, снова не хватает одного голоса. Но не того, что звучал в ушах все громче:

— Серега! Клим!...

Мичман Юрмин, успевший переодеться в серую майку с коротким рукавом и черные форменные брюки, перепрыгнул через невысокое ограждение, похожее на загон для скота, и бежал навстречу.

— Серега!

Сейчас Клим не нуждался ни в чем: ни в защите, ни в утешении. Не хотел слышать банальное: время лечит. Лекарства от его болезни не существовало. Но он ошибался. Именно Юрмин был тем доктором, который невольно выпишет ему рецепт. Он уже занес для этого руку.

Кивнув в сторону, словно оправдывался, словно он слышал мысли Сергея о продолжении жизни, инструктор тихо сказал:

— А мы вот тут...

Знакомая картина. Даже чересчур. На длинном столе «стечкины» с глушителем, тульские автоматно-гранатометные комплексы, боеприпасы к ним. Сборка, разборка, «набивание» магазинов. На время.

«Нас что, пошлют работать на заводской конвейер?»

— Погоди, — встрепенулся Юрмин. — Мы ж тебя со старого пирса ждали.

— Я и был там. Передал Лешку врачам, а сам на базу.

— Как он?