Ламентации - Джордж Хаген
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Гад ты, Кэлвин! — заорал Рой.
— Вот почему надо держаться подальше от дороги. — Уилл выпустил руку Роя, и тот сразу слез с насыпи на обочину.
Возможно, из благодарности Рой признался во всем:
— Знаешь, англичашка, Доун хочет пойти со мной на рождественский бал.
Дурные вести часто принимаешь как должное. Севшим голосом Уилл поздравил Роя, а сердце у него стучало как молот.
Пригласив домой девчонку, Джулиус и Маркус и не предполагали, чем это обернется. Милашка Клео Паппас. Миндалевидные глаза, улыбка Будды, грудки, подрагивавшие под майкой с Питером Фрэмптоном,[38] когда Джулиус смешил ее. Настоящая находка!
Джулия предложила девушке остаться на ужин. Клео сидела скромницей, сложив руки на коленях. Если говорил Джулиус, она хихикала; если говорил Маркус — вздыхала.
Неприятности начались, когда Роза спросила, как ее зовут.
— Для друзей — Клео, но настоящее мое имя — Нэнси. Нэнси Паппас.
Роза нахмурила лоб:
— Паппас? Это ведь греческая фамилия?
Клео кивнула:
— Да, мой папа грек, а мама турчанка.
— Гремучая смесь, — заметила Роза. — После того, что турки сотворили с греками, просто удивительно, что ты появилась на свет!
— Простите? — не поняла Клео.
— Ну как же. Ты, конечно, знаешь, что сделали турки?
— Классные у них фески, — вставил Джулиус, и Клео снова хихикнула.
— Я что-то путаю? — спросила Роза. Она обмахивалась веером под укоризненным взглядом Джулии. — Ведь турки разрушили Парфенон, разве нет?
— Господи, мама, ну и при чем здесь Парфенон? — воскликнула Джулия.
Близнецы утащили Клео в комнату Джулиуса — смотреть телевизор. После «Человека за шесть миллионов долларов» Маркус ушел спать, а Джулиус принялся показывать Клео один из своих номеров «Нэшнл джиографик». Добравшись до снимка голой туземки из племени кринакрор, он спросил Клео, похожая ли у нее грудь. Клео хихикнула: а у тебя член толщиной с дерево на соседней странице?
— Не знаю, надо сравнить, — сказал Джулиус.
В эту самую минуту — как раз вовремя — позвонила мать Клео и велела идти домой.
Джулиус, убежденный, что мог бы потерять невинность, задержись Клео еще хоть на минуточку, утешил себя продолжительным душем. Его ликующий вопль услышала из кухни Роза.
— Надо же, у Джулиуса просто оперный голос! — заметила она.
Из-за мельтешения веселых рождественских гирлянд, протянутых вдоль Дубовой улицы Квинстаунской коммерческой палатой, у полицейского Мартина Тиббса, скрытого эпилептика, прямо в патрульной машине случился легкий припадок. Он врезался в кованую ограду кладбища, вдребезги расколотив памятники шестерым патриотам Квинстауна. Сам Тиббс, отец Кэлвина, остался невредим, но все равно пригрозил подать в суд на городские власти. Памятуя об успешном иске его сына Отиса против железной дороги, отцы города досрочно отправили Тиббса на пенсию со всеми льготами. И те же мерцающие огоньки не давали Уиллу забыть, что скоро Рождество и двадцать третьего декабря Рой будет танцевать с его любимой девушкой.
Для Ламентов настало время несбыточных надежд. Говард ждал чуда, что вернуло бы его к жизни, Джулия жаждала выздоровления мужа, а обоим близнецам нравилась девочка, которой вечно приказывали идти домой в самый неподходящий момент. Уилл, страдая от того, что Рой ухаживает за Доун, мечтал о каменном сердце. Что до Розы, она тосковала по родной душе.
Однажды утром по дороге в школу Уилла нагнала Минна. После переезда прошло несколько недель, и все это время она лишь хмуро бросала ему «привет». Но в то утро Минна вовсе не выглядела несчастной.
— У меня для тебя подарок, Уилл, — сказала она, стараясь поспеть за ним и храбро улыбаясь.
— Ты не обязана мне ничего дарить, — ответил Уилл, когда Минна сунула ему конверт с его именем, написанным от руки.
Уилл хотел было спрятать конверт в карман, но Минна велела: «Открой».
Уилл разорвал конверт, и оттуда выпали два билета на рождественский концерт в театре «Капитолий» в Пассейике: Фрэнк Заппа и «Mothers of Invention».
— Двадцать третьего декабря, — сказала Минна, — в тот же день, что и бал.
— Минна, я не могу…
— Не любишь Фрэнка Заппу?
— Очень люблю, — признался Уилл, — но подарок принять не могу.
— Можешь, — настаивала Минна. — Давай сделаем так: пригласи Доун, а если она откажется, возьмешь меня.
Уилл не знал, что ответить, до того грязной показалась ему сделка.
— Но у Доун вечер занят, — возразил он наконец.
— Знаю, — отозвалась Минна. — Большой бал. Ах, как интересно! — добавила она презрительно. — Если она и в этот раз тебе откажет, то что с нее взять? А если она и вправду такая чудесная, как тебе кажется, то пойдет с тобой на концерт, а в поезде по дороге домой вы займетесь любовью.
— Очень смешно! — сказал Уилл.
— А где спасибо? — спросила Минна, прежде чем он успел отказаться.
Уилл открыл было рот, чтобы ответить, но Минна притянула его к себе вплотную за пояс джинсов. Их губы встретились, и у Минны вырвался стон, от которого у Уилла подогнулись коленки. Его захлестнула волна желания.
На большой перемене Уилл высматривал Доун Снедекер: храбрость Минны и ему придала сил. Он больше не боялся отказа — теперь он сам ставил условия.
— Доун, пойдешь со мной на концерт? — спросил он в шумном школьном коридоре.
Доун взглянула на билеты с неподдельным восхищением.
— Очень хочу, но не могу подвешти Роя, он меня приглашил на рождештвеншкий бал.
— Рой переживет, — сказал Уилл.
Доун посмотрела на Уилла, потом на билеты, взвешивая все про себя.
— Нет, извини, Уилл. Так нельзя.
— Да, нельзя, — согласился Уилл. — Рой на тебя надеется.
— Так зачем ты шпрашивал?
— Хотел тебя испытать, — ответил Уилл. — Ты всегда называла меня расистом, хоть я и не расист. А я хотел проверить, есть у тебя совесть или все одни красивые слова.
— Ну и…
— Что — ну и?
— Что ты решил?
— Решил, что мне все равно. — Уилл спрятал билеты в карман. — Мне больше нет до тебя дела, Доун. — И с этими словами пошел прочь.
Терпение
Рождественскую елку в агентстве Роупера Майк Бротиган нарядил так, будто над ней пронесся ураган. Ангелы болтались вверх ногами, половина лампочек не горела. Гирлянды из воздушной кукурузы обгрыз до ниточек Эмиль де Во, когда сидел в конторе один. Кэри Бристол развесил под потолком колокольчики из разноцветной гофрированной бумаги, а на подоконниках намалевал распылителем снежинки.
— Вы бы сказали, что здесь не хватает женской руки, но у Джулии и так дел по горло, продает дома! — объяснил Кэри, когда водил Розу по конторе. — За неделю сразу две сделки! При том, что в декабре на дома спроса нет. Она просто чудо! А теперь я вижу, в кого она такая красавица!
Джулию передернуло от лести Кэри, и она поспешила увести Розу, пока та не заметила вытертых полов, пепельниц с окурками и убогой мебели. Уже в машине Роза сказала, что Кэри Бристолу не помешали бы новые туфли и серый костюм под цвет глаз.
Миновав Девяносто девятую улицу, они свернули на запад, где раскинулись блеклые поля, обсаженные голыми, серыми деревьями. Джулия показывала дома, которые продала или собиралась продать. Среди лесов ютились одноэтажные деревянные коттеджи, крытые кедровой дранкой, ряд за рядом громоздились одинаковые дома с полуэтажами. Изредка попадались настоящие белые фермерские домики, но вблизи оказывались развалинами: выбитые окна, прогнившие балки. Встречались квадратные участки, засаженные деревьями, с табличками «Агентство Роупера»; домов не было видно, лишь подъездные дорожки.
Розу выводила из себя привычка Джулии говорить о земле, описывая не то, что есть, а то, что могло бы быть.
— Мне больше нравятся просто поля, — не выдержала наконец Роза. — Поля как поля, что тут плохого?
Джулия стала объяснять, что район здесь бедный, что застройка поможет его обогатить, но через минуту поймала непонимающий взгляд Розы. Они добрались до городка, расположенного между рекой Делавэр и каналом для барж — полоской грязной воды, черной и лоснящейся, как гудрон. Ресторан в Татумвилле был неотличим от прочих белых георгианских домиков вдоль набережной, если не считать броской вывески, обещавшей «горячий суп». Джулия и Роза решили здесь пообедать.
Беседа текла медленно и вяло, словно черная вода за окном. Джулия пыталась расспросить мать о дальнейших планах, но Роза отвечала уклончиво и при первой возможности сменила тему.
— Как ты убедишь Говарда вернуться к работе?
— У него депрессия, мама, а к врачу он не пойдет.
Роза хмыкнула:
— К врачу? Врач здесь не поможет.
— Я про психотерапевта. Врача, который лечит депрессию. Здесь, в Америке, охотно обращаются к психотерапевтам, — объяснила Джулия.