Водные врата (ЛП) - Элейн Каннингем

— Я не могу прочесть твоих мыслей, джордайн, но в твоих глазах и в твоем голосе чувствуется решимость. Прийти ко мне — поступок не из трусливых, показывающий, что ты поставил служение Халруаа превыше всего. За это все будет так, как ты попросил.

— Благодарю Вас, Ваше Величество, — поклонился Маттео.

— Не благодари, — ответил король с мрачной улыбкой. — Разве у джордайнов нет пословицы, что добродетель никогда не проходит безнаказанно?

— Ни разу не слышал подобное, но, вероятно, все пословицы были придуманы джордайнами.

— Другими словами, всему виной джордайны?

— Возможно, сир, — сухо ответил Маттео, — это наше основное назначение.

К его удивлению, король тихо рассмеялся и хлопнул его по плечу.

— Да хранит тебя Мистра, юноша. Я надеюсь поговорить с тобой снова, когда твои дела на севере будут завершены.

Маттео поклонился снова и наблюдал, как Залаторм зашагал в зал, разделяющий покои короля и королевы. Потом он развернулся и бросился в королевские конюшни, чтобы быстро поскакать к башне Базеля Индолара. Миловидная черноглазая ученица поприветствовала его у дверей и отправилась за Тзигоной.

Когда его подруга появилась в дверном проеме, ее небесно-голубая мантия была щедро запачкана сажей. Лицо было тоже черным, а волосы стояли торчком, из-за чего девушка походила на темного ежика.

— Молчи, не спрашивай, — посоветовала она.

— Я покидаю город завтра на рассвете. Но перед этим мне надо тебе кое что рассказать.

Тзигона отвела его за руку в сад. Там они укрылись в увитой розами беседке — убежище у небольшого пруда и со скамейкой, обложенной яркими шелковыми подушками. Устроившись поудобнее, Маттео достал из сумки и показал медальон, переданный Дамари Эксчелсором.

Он не успел объяснить происхождение вещицы, а у Тзигоны уже округлились глаза.

— Это мамин, — прошептала она.

Ее перепачканные пальцы сомкнулись на безделушке, которую девушка так и эдак вертела в руках.

— Я больше не чувствую в нем магию, — сказала она рассеяно. — Я же помню, она была там. Каждый раз, когда нам надо было бежать, мама дотрагивалась до него, и лицо у нее становилось таким отстраненным, будто она прислушивается. Иногда она разрешала дотронуться до него, но все, что я чувствовала, было ею. Почему так, не знаешь?

— Возможно, дети настраиваются на своих родителей? — предположил Маттео. — Волшебные предметы иногда обретают ауру владельца. Несомненно, именно это ты и чувствовала.

Тзигона посмотрела вниз:

— Я держу талисман сейчас. И ничего не чувствую.

Молчание стало слишком долгим и тяжелым. В конце концов Тзигона подняла взгляд полной боли на лицо Маттео. Он кивнул, отвечая на вопрос, который она не решилась произнести.

Тзигона плотно зажмурилась, а ее лицо стало спокойным, будто девушка пыталась зачерпнуть сил откуда-то из глубин себя. Мгновения прошли, прежде чем она совладала с чувствами.

— Где ты его нашел? — спросила она слабым голосом.

— У Дамари Эксчелсора. Я собирался отдать его тебе при нашей последней встречи, но у меня не было возможности.

— А он откуда его достал?

— Кива принесла его Дамари в качестве трофея и хвалилась поимкой Кетуры. Понимаешь, они были учениками, а Кетура их учителем. Они соучаствовали в одном провалившемся заклинании, которое побудило Кетуру прогнать Киву из башни. Очевидно, эльфийка затаила злобу на твою мать. Возможно, она обиделась и на Дамари, потому что он не понес такое же наказание.

— Какой он? — нехотя спросила девушка.

— Тихий человек, скромный в привычках и обычаях. Он говорил о твоей матери с большим удовольствием и глубокой грустью.

Девушка фыркнула.

— Ты должна встретиться с ним.

Она резко вскинула голову:

— Ты и раньше так говорил. Дамари обещает дать бастарду волшебников дом, имя, родословную, башню и судьбу. Никогда не задумывался, зачем?

— Ты — дочь Кетуры. Возможно, это достаточное основание.

— И это меня волнует. Зачем маме сбегать от Дамари, если он такой хороший человек?

Маттео рассказал ей об увлечении Кетуры темными созданиями, о судьбе зеленого мага и о звездозмеях, нападающих вопреки их природе. Слезы неверия катились по перепачканным щекам Тзигоны, оставляя в саже грязные дорожки. Маттео ожидал, что она примется отрицать способность матери стать порочной под влиянием занятий опасной магией, но спустя какое-то время девушка кивнула:

— Это… возможно.

— Так ты повидаешься с Дамари?

— Зачем это волшебнику — или кому другому, если на то пошло — беспокоиться обо мне?

Маттео заколебался, если бы он только мог рассказать о клятве Базеля Индолара признать отцовство, если потребуется. Однако это не только нарушит данное волшебнику обещание, но и навредит тому, чего Базель добивался. Тзигона никогда не примет такой дорогой подарок.

Он вытер черную слезу с ее щеки:

— Исходя из имеющихся вариантов, да, я считаю, что ты должна увидеться с Дамари и хорошо поразмыслить над его предложением.

— Ладно, я подумаю.

Они немного поговорили о механических созданиях и о путешествии Маттео. Когда они собирались расходиться, Тзигона взмахнула рукой, изображая короткий, милый прощальный жест — традиция волшебников, обычная как летний дождь. А потом она вывернулась и ускользнула, как вор которым она была.

Этот маленький привычный ритуал заставил Маттео развернуться на пятках. Впервые он понял, что учеба Тзигоны была не прихотью, а истинным путем. Она волшебница по рождению, по крови.

Из-за того, кем он был — джордайном, связанным пословицами и запретами — он не может последовать за ней.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Прощального взгляда юноши Тзигона не заметила, так она спешила вернуться в башню Базеля. Ей еще многое нужно сделать, а времени в обрез. Этой ночью собирался Совет Старейшин, где Прокопио Септус обязан был присутствовать. Лучшего времени, чтобы снова пробраться на его виллу, и не подгадать. Прорицатель взаправду был силен, поэтому, даже с такой хорошей сопротивляемостью магии, она не горела желанием шастать под самым его носом.

Сперва девушка собиралась позвать с собой и Синестру, но быстро передумала. Ей больше не хотелось иметь с этой женщиной ничего общего.

— Всякое может быть, — пробормотала она, повторяя ответ Синестры на вопрос, не может ли Тзигона оказаться ее дочерью. Всякое! Да что, во имя Бездны, это вообще значит?

Однако Синестра не была ей матерью. Ее мать мертва. С этим, казалось, ей было проще смириться, чем с поспешным отказом красавицы-аристократки.