Княжья русь - Александр Мазин

Мерзебургский епископ ни с того ни с сего вдруг объявил воск Семирада неподходящим для людей христианской веры. Настоятель от воска отказался наотрез, хоть Семирад и предлагал его на полмарки за пуд дешевле, чем Серегей.

Пришлось людям Семирада выбирать: везти ли воск обратно в Киев или продать его без прибытка людям Серегея, чтоб те, в свою очередь, перепродали воск (который сразу оказался хорошим) все тому же настоятелю.

Много тогда обидных слов сказал Семирад о боярине-воеводе. Не в лицо, конечно. В лицо варягам такое не говорят. Вернее, говорят, но один раз, потому что мертвецы обычно помалкивают. Однако слова Семирада боярину Серегею наверняка передавали.

Так что не было меж двумя боярами не то что дружбы, но даже и простой приязни.

И вот, после всех обид, Семирад заявляется на подворье своего недруга. Да еще — в его отсутствие.

Голова Семирада, в высокой шапке, на добрую пядь выше головы Сладиславы, хотя та — на лестнице, а Семирад — на земле.

— Если есть что сказать — говори здесь! — Голос у боярыни Сладиславы нежный, бархатный. Но нрав жесткий, как старая бычья шкура.

Люди Семирада мнутся у ворот, косясь на мохнатого Хозяина. Хотя лучше б им не медведя бояться, а безусых отроков, что под присмотром сотника Равдага рубят друг друга тупыми мечами. Рубят-то рубят, но поглядывают на сотника. А сотник — на боярыню. Скажет слово махонькая хрупкая боярыня Сладислава — и выкинут со двора и могутного боярина, и его збройную стражу.

Выкинут, да не убьют. А был бы дома боярин Серегей, мог бы за обиду и спросить…

— Мириться пришел, — покаянным голосом басит боярин. — Не держите обиды, госпожа моя, если говорил худое. Простите по-христиански!

Сладислава ответила не сразу. Выдержала паузу. Заставила боярина побеспокоиться.

Потом медленно кивнула:

— Прощаю, боярин. Коли не будешь более против нас хитрить, обид от нас не будет.

— Благодарствую, боярыня! — Семирад поклонился низко и махнул своим.

К нему тут же подбежал человек и протянул ларец.

— Тебе, боярыня! — Семирад подал Сладиславе ларец. Та открыла. Внутри — драгоценный сосуд из синего стекла в золотом обрамлении. На боках — эмалевые девы с виноградыми лозами.

— Дорогой подарок, — оценила боярыня. — Булгар-бохмичи работа?

— Их, — с достоинством кивнул Семирад. Разбирается боярыня. А коли так, то знает и истинную цену подарка. — Могу ль я водицы испить? Что-то в горле пересохло…

По знаку хозяйки подали Семираду попить. Воды колодезной. Как и просил. Дорогому гостю небось меду поднесли или пива… Но и то хорошо. Теперь Семирад на подворье пусть и не дорогой, а всё же гость.

— Что же еще ты хочешь? — спросила Сладислава.

— Выслушай меня, — вежливо попросил Семирад. — Дело у меня есть.

— Что ж, боярин, пожалуй в дом. — Сладислава посторонилась, и боярин смог подняться по широким ступеням к резной двери боярского терема.

Люди его сразу успокоились и гурьбой ввалились на подворье. Им не препятствовали. Теперь их господин был гостем, а не недругом.

В доме Семираду подали уже угощение по обычаю. Сбитень с пряником.

— …Есть у тебя в доме девица красная именем Лучинка, — пригубив сбитень и закусив пряником, неспешно проговорил Семирад. — Кто она вам, боярыня?

— А тебе что за дело? — ласковым голосом поинтересовалась Сладислава.

— Слыхал я: лекарка она справная. Правду говорят?

— Правду, — кивнула Сладислава. — Помощь какая нужна?

Просто так спросила. Цена подаренного кубка много выше цены любого врачевателя.

— Девица нужна, — напрямик выдал Семирад. — Продай!

— И хотела б — не продала б. Лучинка не холопка. Вольно с нами живет.

— Тогда отдай ее мне наложницей! — быстро сказал Семирад. — Вено какое скажешь, такое и дам!

— Наложницей? — Сладислава холодно улыбнулась. — Девицу из нашего рода — наложницей? Ох, дорого это тебе встанет, боярин! Не разорился бы…

— Ты моих богатств не ведаешь, боярыня! — Семирад (теперь уже гость, а не недруг) надменно задрал бороду.

Сладислава не стала спорить.

— Лучинку сюда! — велела она.

Девушка появилась тотчас. Будто за дверью ждала. Поклонилась легко, улыбнулась светло:

— Госпожа моя?

— Гость у нас, — сказала Сладислава. — Боярин киевский Семирад.

Лучинка поклонилась и боярину. И ему улыбнулась. На нежном личике читалось: что теперь? Стол вроде накрыт. Может, вина принести из погреба? Или — дело какое?

— Меду ему подай!

Питье гостю подносить полагалось с поклоном и поцелуем. Если рады ему в доме.

Лучинка в голосе боярыни радости не услышала. А сам боярин Семирад ей ничуточки не мил. Так что обошлось без поцелуя, хоть боярин и надеялся…

— Боярин Семирад сватает тебя, — сообщила Сладислава, когда гость испил меду и отер усы. — Младшей женой взять хочет.

Боярин дернулся было возразить, но, повинуясь строгому взгляду хозяйки, смолчал.

— Что скажешь, девица?

Улыбка исчезла, губки задрожали, глаза — как у преданного ребенка… Но — взяла себя в руки, наклонила головку…

— Я в твоей воле, госпожа.

— Боярин Семирад в Киеве — муж не последний, — поведала Сладислава. — Собою видный (Семирад приосанился), богат по-княжьи. А к тебе, думаю, будет и щедр, и ласков. Верно, боярин?

— С серебра есть будешь, молоком умываться, — пообещал Семирад, чуть не облизываясь.

Признаться, не ожидал он, что девка окажется так хороша. Ишь, как смутилась. Видать, и впрямь девица. Выходит, врали про нее, что с хозяйским сыном спит. Младшей женой — так младшей женой. Семирад — христианин. Жена у него одна. Остальные по закону — наложницы. Как ни назови.

— Пойдешь? — спросила Сладислава.

— Как велишь, госпожа. — Лучинка еще больше потупилась.

— В глаза мне смотри! — жестко, как никогда не разговаривала с Лучинкой, велела бояриня.

Лучинка подняла голову. Ей вдруг стало всё понятно. Не хочет боярыня, чтоб Лучинка с ее сыном… А тут и боярин подвернулся. Такой муж — да безродной девке-приживалке. Другая бы за великое счастье…

Холодные глаза у боярыни. Строгие. Умные. С такой, как Сладислава, не поспоришь.

— Хочешь за боярина Семирада?

Лучинка собрала волю в кулак. Задышала ровно, как мать когда-то учила дышать, когда к Мокоши взываешь…

Только в этом доме Мокошь не в чести. Нет ее здесь. Не услышит.

Однако Лучинка уже справилась и сама. Выпрямилась, вытянулась, будто березка на обрыве, щеки вспыхнули, глаза засияли (Семирад, глядя, слюну сглотнул: нет, до чего ж хороша!), глянула в глаза боярыни гордо, без страха (она ведь не холопка, ряда с боярыней не писала, свободная; выгонит так выгонит…), выдержала — волей против воли:

— Нет, госпожа. Не хочу. И не пойду.

— Да что ты такое говоришь, девка? — Семирад даже не возмутился — изумился. Отказать ему? Какая-то…

Боярыня быстро вскинула руку: молчи! И Семирад оборвал на полуслове. Все же он — не какой-нибудь гридь безмозглый. Обидное слово выскочит — не воротишь. Девка услышит — плевать. А вот если жену боярина Серегея обидеть — беды не оберешься. Только-только прежние обиды простила… Семирад прикусил язык. Знающим людям ведомо, как много боярыня в делах мужа весит.

Воевода Серегей, он нравом крут, но обиду копить не станет. Что не по нему — сразу за меч. А коли сразу не покарал, значит, обошлось. Другое дело — боярыня Сладислава, женщина. Эта не простит никогда.

Семираду вспомнилась покойница, княгиня Ольга. Женщина в силе, она не просто мстительна, она в мести — страшна. Не дай Бог…

— Не пойдешь, значит?

— Не пойду! — Лучинка еще выше задрала круглый подбородок. Решилась — не отступит.

— Выйди, — сухо бросила Сладислава. — Мы с тобой после поговорим.

Лучинка вышла. Вернее сказать, удалилась. Гордо, как княжна.

— Что ж, боярин, извиняй, — спокойно, даже безразлично, произнесла боярыня. — Не хочет — неволить не буду.

— Да я и… — начал Семирад.

— О тебе же и забочусь, — перебила Сладислава. — Скрывать не буду: девушке сын мой младший люб. А она — не простая девка, а лекарка-травница, причем хорошая. Ведомо тебе?

Семирад кивнул. Ему повод был нужен, чтоб с родом Серегеевым помириться. Но купец — всегда купец. Всюду выгоду ищет. Лекарка в большом хозяйстве нужна. И дешевле ее сразу купить, чем при каждой нужде кошель развязывать.

— А коли ведомо, так знаешь, что силком такую брать нельзя. А то как бы худого не вышло. Травки — они ведь такие. Иная вылечит, а иная… Грех брать не хочу.

— Пустое, боярыня, — махнул рукой Семирад. Он не испугался. Трусливые удачливыми купцами не бывают. — И не таких кобылок взнуздывали.

— Плохо слушаешь меня, — заметила Сладислава. — Змею взнуздать не пробовал?

— Ну коли зубы ядовитые вырвать…

— Ты, боярин, не из лачуги рабской, а из моего дома девку взять хотел! — вновь перебила боярыня. — Закон забыл?

— Так она ж не вашего рода! — удивился Семирад. — Челядинка.

— Она — свободная, — напомнила Сладислава. — А что в доме моем живет, так у нас многие живут. Вот дружинники мужнины тоже у нас живут. И очень даже с Лучинкой дружны. Сестрой почитают. Дальше говорить?