Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина - Евгений Акельев

Жизнь московских воров скрашивали представительницы прекрасного пола, чаще всего солдатские жены или вдовы. Как правило, это была «любовь с интересом»: подруги и сожительницы преступников нередко занимались перепродажей краденых вещей. Как уже говорилось, в притоне Андрея Федулова в Зарядье ночью 28 декабря 1741 года были схвачены восемь женщин. Хотя ни одна из них не повинилась в каких-либо преступлениях, их подозревали в «блуде» и покупке краденых вещей. На Москворецкой улице возле церкви Всемилостивого Спаса той же ночью, кроме пяти профессиональных преступников, были обнаружены две солдатские вдовы — 44-летняя Марфа Дмитриева и 2 2-летняя Ирина Иванова. Как уже упоминалось, последняя призналась в «блуде» с карманником Леонтием Юдиным. Недалеко от этого притона, возле церкви Николая Чудотворца у Москворецких ворот, вместе с профессиональными ворами Тихоном Бобровым и Матвеем Тарыгиным ночные часы проводила крестьянская вдова Татьяна Иванова, которая на допросе рассказала, что покупала у «мошенников» краденые вещи, а при осмотре «явилась подозрительна — бита кнутом». Как мы помним, она «лет 13 назад» была подвергнута этому наказанию за «житье блудно с атаманом Егором Михайловым». На том же церковном дворе были схвачены еще две торговки краденым, одна из которых, солдатская вдова Прасковья Васильева дочь, ранее тоже была порота кнутом «за блудное дело»[447].

Беглый солдат Никита Волков, повинившийся в многочисленных кражах, жил «в Мещанской слободе в доме Семеновского полку солдата Семена Квасникова у жены ево Ульяны Юрьевой». Солдатка не только укрывала вора, но также помогала ему реализовывать добычу и получать радости жизни: «Ис тех краденых пожитков камзол гарнитуровый зеленый с позументом золотым, да денег пятдесят рублев, отдал оной Ульяне Юрьевой заведомо, что краденые, и жил у оной Ульяны недель с пять, и з дочерью ее Аграфеной Семеновой чинил блудное дело, и оным дочерям ее, Аграфене да Авдотье Семеновым, он, Волков, на краденые деньги покупал платье и ис тех денег харчил на разные харчи, заведомо, что краденые»[448].

Конечно, воровские притоны — нечто большее, нежели просто места ночевок преступников и их свиданий с постоянными или случайными подругами. Многие «мошенники», излагая на допросах свою преступную биографию, отмечали, что прежде они начали жить в притонах, где «спознались» с ворами, а потом стали сами заниматься кражами. Так, Петр Ачка на допросе признался, что начал воровать именно во время совместного проживания с Иваном Каином. Максим Клест, оставшись сиротой, до тринадцати лет воспитывался сестрой, а уйдя жить к табачнику Ивану Андрееву, торговавшему краденым и дававшему приют «мошенникам», познакомился с преступниками и тоже стал воровать. Степан Жижин на допросе же показал, что он «тому ныне с полгода… жил в Таганке в Пустой улице в приходе церкви Воскресения Христова полотняной фабрики Подсевалщикова у полотнянщика Якова Степанова бес поручной записи, и от него… знался с мошенниками… и с ними он, Жижин, мошенничел»[449].

Видимо, во многих таких воровских «пристанях» реализовывалось краденое. Это происходило, например, в доме нищего Андрея Федулова, о котором нам известно лучше всего. Так, Осип Соколов, Матвей Цыган и Антон Ковров снятую грабежом с пьяного «шапку корабликом» и рукавицы там же, у Федулова, «пропили за пять алтын, понеже де он (хозяин. — Е.А.) шинкует вином»[450]. Надо полагать, именно в таких злачных местах воры договаривались о совместных действиях и делили добычу, там же и развлекались.

Отдых от «трудов неправедных»

Как, наверное, уже догадался читатель, досуг профессиональных московских воров был не очень-то разнообразен. Действительно, в источниках упоминаются два основных занятия преступников в свободное от «работы» время — выпивка и азартные игры. Так, в доме пойманного зимой 1742 года отставного «матроса» Ивана Трегубого была не только «пристань воровским людям и беглым салдатом», но и нелегальная «винная продажа»[451].

Согласно показанию преступника Андреяна Соколова, «Ивана Каина он, Соколов, знает потому, что де тому ныне лет с пять играл он в карты и в зернь на Царицыном лугу под [Каменным] мостом, и он, Соколов, при том был». Пойманный Каином в декабре 1742 года беглый рекрут Дмитрий Ефремов показал, что в Москве он «знал воров беглых салдат и ссылочных утеклецов Петра Козу, Ивана Шибая и других, как зовут не знает, всего человек з дватцать, которые начуют близ Покровского села в поле в дву местах, да от Москвы три версты в первой роще в шелашах начуют человек з десять, а в день бывают в Мещанской слободе на кабаке, что словет Ладога, и игрывают в карты и кость». Девятнадцатилетний беглый рекрут, вор Гаврила Белозеров, в ноябре 1741-го — феврале 1742 года «в день… с товарыщи разных чинов людьми близ Арбацких ворот подле Белого города и в Тверской Ямской в сараях играли в карты»[452].

Более изощренным был досуг самого доносителя Ивана Каина и его преступного окружения. На одном из допросов, уже будучи под следствием, бывший доноситель показал: «В прошлом 1748-м году летним временем пошел он, Каин, на Живой мост и купался с протчими, которых многолюдство, в том числе и вышеписанной Алексей Шинкарка, и между собою в шутках с того мосту метали товарищей своих нагих в воду, и между тем кинули одного графов Шереметьевых барана, которой и поплыл». Вероятно, именно об этом баране идет речь и в другом показании Каина: когда в помощь сыщику для поиска на стругах подозрительных людей была прислана команда солдат во главе с графом Шереметевым, на одном из стругов «оной граф Шереметьев… взял барана живого большова, который научен был битца»[453].

Излюбленным местом времяпрепровождения для многих подозрительных людей в 40-х годах XVIII века был дом самого «сыщика из воров» в Зарядье. Так, из протокола одного из допросов бывшего доносителя мы знаем, что «играть зернью, в кости и в карты на деньги, которую зернь содержал он, Каин, в том своем доме», к нему «прихаживали» «Журавлевой фабрики ученики Петр Ануфриев сын Волк, Дмитрий Михайлов сын по прозванию Маз, Пантелей Емельянов, Василий Базан, Алексей Фунтяй, Василий Налет, Филипп Иванов сын; Большого суконного двора ученики Никита Монах, Афанасий Иванов; Посольского двора ученики Иван Савельев сын Тинников, Михайла Наживин, Василий Коробов, Иван по прозванию Рот; беглые матросы Осип Соколов, Петр Серебряков, Василий Яблочков; боярской человек Сергей Тулья да незнаемо чьего двора беглой человек Дементий Васильев, да беглой же незнаемо какой человек Иван Буза и протчие, кто имянно сказать не упомнит»[454]. Отметим, что большинство из названных лиц были замешаны в различных преступлениях и известны по другим документам Сыскного приказа[455].

В доме Каина устраивались и прочие игры. Среди вещей, обнаруженных там при обыске, имелось некое «дубье». Объясняя его назначение, хозяин поведал о том, что он и его товарищи «палками игрывали в горотки»[456]. Однако круг забав, которыми развлекались сыщик и посетители его дома, играми вовсе не ограничивался. Беглый «фабричный» Осип Соколов, укрывавшийся там долгое время, на следствии показал: «Тому ныне третий год, как он, Соколов, во время побега жил у оного Каина, живущих у него боярского человека Сергея Тулью, да суконщика Алексея Шинкарку, да незнаемо чьего беглого боярского человека Дементья Васильева поил в пиве и кормил в каше дурманом{51}, а для чего и с какого умыслу, не знает… а об оном Соколов нигде не объявлял беспамятством». Сам хозяин при «розыске» также повинился: «Живущих в доме ево боярского человека Дементья Васильева с товарыщи дурманом в пиве и в каше кормил», но утверждал, что делал это «в шутке, а не для какого умыслу»[457].

Матвей Комаров в литературном произведении о похождениях Каина описал, как тот праздновал Масленицу: сделал «позади Мытного двора снеговую гору, украся оную елками, можжевельником, статуями, и в некоторых местах обвешал красными сукнами, на которую во всю ту неделю собиралось для катания премножество народа, и происходили разные веселости…». В примечании автор добавляет: «…место сие, на котором была сделана гора, и поныне называется Каиновою горою». «А в последний день той недели, — продолжает автор, — собрал он человек до тридцати разного звания людей и велел на той горе представлять комедию, называемую „О царе Соломоне“»[458].

Эти любопытные сведения о масленичных играх находят архивное подтверждение. В одном из показаний против судьи Московской полицмейстерской канцелярии Воейкова доноситель, между прочим, упомянул: «Да после того, а сколько времени спустя не упомнит, просил он вышеписанного советника Воейкова, чтоб он дозволил ему в Зарядье для Масленицы зделать гору, что он ему зделать и дозволил, за что де он, Каин, подарил полдюжины фарфоровых чашек, да чулки шелковые белые, да сыну ево, Алексею, когда он приезжал на тою гору кататца и заходил к нему, Каину, в гости, дал две шапки круглые бархатные — одну зеленую, а другую голубую — и околоши куньи»[459].