Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина - Евгений Акельев

Спустя еще два дня подпоручик Николай Васильевич Ханыков в Сыскном приказе под расписку получил обратно свою украденную табакерку[471].

Это следственное дело подтверждает высокий уровень мастерства московских карманных воров во времена Ваньки Каина. Подпоручик Ханыков, находясь в толпе просителей в Вотчинной коллегии, и не заметил, как оказался объектом своеобразного соревнования в ловкости потерявших всякий страх «мошенников». Данила Ячменев вынул из кармана его кафтана табакерку, понюхал из нее табак и засунул табакерку обратно в карман, указав на нее своему подельнику. Иван Стрелков снова вынул табакерку, продемонстрировав приятелю, что нисколько не уступает ему в мастерстве. Офицер же обнаружил пропажу только в тот момент, когда захотел понюхать табак.

К сожалению, следственных дел, содержащих в себе столь подробные и яркие сведения о повседневной преступной деятельности московских карманников, не так много. Как уже говорилось, профессиональные воры круга Ивана Каина, как правило, делали признания общего характера, не давая описания конкретных краж. В качестве примера приведем показания 2 5-летнего «фабричного» Тихона Белого: «И тому ныне года с три он, Бобров, спознался по сему делу с приводными с матросом Денисом Ивановым, да с солдатом Тимофеем Васильевым, да со школьником Леонтием Юдиным, да Коломенского полку с солдатом Иваном Болшуновым, которого не сыскано, да с боярским человеком Петром Ачкой и с ними мошенничал: в разных местах — в соборе и на площади и под горою — вынимал у господ и всякого чина у людей ис карманов платки и кошельки, а во сколько поймов, того за множеством сказать не упомнит. А оные краденые платки продавали салдатской жене вдове Настасье, а чья дочь, не знает и где живет, не знает, которая торгует под горой»[472].

Редкие сведения о конкретных преступлениях карманников говорят о том, что кражи совершались небольшими группами из двух — пяти человек. Основным принципом деятельности таких преступных групп являлось распределение ролей при совершении преступлений и разделе добычи. Пятнадцатилетний школьник Алексей Елахов на допросе рассказал, что он, являясь членом группы «мошенников» (Иван Каин, Ларион Наговицын, Василий Терновский), занимавшейся карманными кражами в кремлевских соборах, сам из карманов ничего «не внимал», а только «стеснял народ, чтоб товарыщем ево вынимать было способно». На допросах многие «мошенники», подобно ему, обращали внимание следствия на то, что при совершении преступлений они выполняли всего лишь побочные функции. Среди них 23-летний «фабричный» Иван Гусев, который показал, что он «тому с полгода… мошенничал и по ныне: ходя на площади и под горой с товарыщи, Большаго суконного двора [фабричным] Тихоном Степановым сыном Бобровым, а других как зовут, не знает, токмо из салдат, всего шесть человек, вынимали оные ево товарыщи всякого чина у людей ис карманов деньги и платки, а во сколько поймов, того за множеством сказать не упомнит, а он, Иван, сам не вынимывал, только ходил с ними вместе и брал пай»[473].

О том, каким образом объединявшиеся в группы «мошенники» распределяли функции, поведал потерпевший, оброчный крестьянин Иван Котенок: «…ноября 16 дня 1744 году был он, Котенок, в городе для нужд своих, и зашел под гору (Васильевский спуск. — Е.А.) в пирожной ряд для еды пирогов, и за те пироги стал было давать из мешочка деньги». Но вдруг какой-то неизвестный, «вырвав тот кошелек з деньгами, и сдал не вем кому, и от него ушел». Крестьянин, видимо, стал кричать, и одного из злоумышленников схватили. Им оказался «артиллерии гантлангер» Антон Филимонов. На допросе он в преступлении не сознался, утверждая, что «у того крестьянина денег не вырывал, а вырвал те деньги бывший тогда в том пирожном ряду матроз Иван Буханов» (хорошо известный нам Иван Харахорка)[474].

Среди пойманных И. Каином «мошенников» было несколько военнослужащих, в том числе 26-летний драгун «Московского драгунского шквадрона» Тихон Петров по прозванию Широкий. На допросе он признался: «…в нынешнем 741-м году с осени стал он мошенничать с товарыщи, с [беглым] салдатом Тимофеем Чичовым, Коломенского полку с [беглым] салдатом Иваном Жегалой, и ходили в городе на площади и по сей привод, и под горой, оныя Чичов и Жегала вынимали всякого чина у людей ис карманов денги, а он, Тихон, ходил за ними, а сам не вынимывал, и те деньги делили они вместе». Можно предположить, что Петров подстраховывал преступников: в случае опасного для них развития ситуации он, как представитель власти, мог тут же вмешаться в конфликт и способствовать его разрешению в пользу «мошенников». Видимо, точно также покровительствовал карманникам и солдат Сыскного приказа Иван Блинников, на допросе рассказавший: «…тому ныне года з два он, Блинников, спознался по сему делу с приводными Иваном Голым, Иваном Куваевым, и что они мошенники, ведал, а с ними не мошенничал, только когда они ему попадутца на дороге, брал с них по алтыну и по две копейки на вино, а в приказ их не привел простотою своей, и в той ево вине воля Ея Императорского Величества»[475].

Если одни члены преступной группы выполняли вспомогательные функции, то другие делали главную работу — очищали карманы жертвы в публичном месте, на глазах у большого количества людей. Для этого требовались большое самообладание и ловкость движений, которые доводились до автоматизма. Очевидно, совершение такого рода краж без предварительного обучения и тренировки было невозможно.

Естественно, заниматься ими можно было не везде, а в наиболее людных местах города. В показаниях «мошенников» чаще всего фигурируют кремлевские Успенский и Архангельский соборы, а также находившийся в Кремле Чудов монастырь. Об одной из краж, совершённой в воскресный день в Успенском соборе, на допросе рассказал Петр Ачка: «Да в нынешнем 741-м году после десятой пятницы спустя дня з два он, Петр, с товарищем Козмой Григорьевым сыном Легасом в Успенском соборе у приезжева человека вынули ис кармана чесы серебреные с цепочкой». Кузьма Легас на допросе подтвердил это заявление[476].

Шестого января 1742 года, в праздник Крещения Господня, Каин с солдатами «ходил для сыску воров и мошенников» в Чудов монастырь. Там, во время «ранней обедни, в поздний обеденной благовест, в церкви Алексея Митрополита» им были пойманы четыре преступника, которые «во оном монастыре и в протчих местах мошенничают». Это были 65-летний отставной «монетчик Денежного двора» Артемий Рудаков, сорокалетний отставной солдат Василий Вербицкий, семидесятилетний отставной солдат Петр Тулубьев и его ровесник Матвей Сухарев (его социальный статус неизвестен). Все они повинились в систематическом совершении карманных краж. Так, самый молодой из задержанных, Василий Вербицкий, согласно его заявлению, «тому ныне з год… стал мошенничать и ходил в Успенском соборе и в Архангельском и в Чудове монастыре и по празником в крестное хождение вынимал у господ и у приезжих людей и всякого чина у людей ис караманов платки шелковые и бумажные, а во сколько поймов, того сказать не упомнит, и продавал разным прохожим людям». Петр Тулубьев признался, что в соборах «вынимал на проходе у разных людей платки крашенинные… и оные платки продавал прохожим людем»[477].

Интересно, что все четверо во время богослужения «стояли вместе». Очевидно, они составляли одну преступную группу и собрались в храме вовсе не для молитвы, а в ожидании удобного момента для совершения очередной карманной кражи. Из показаний самих же карманников следует, что чаще всего таким удобным моментом был крестный ход после литургии. Почему в этом соборе в тот день оказалось лишь четверо карманников, которые к тому же «стояли вместе»? Можно предположить, что между различными группами московских «мошенников» существовала некая договоренность о распределении «рабочих мест», ведь большая их концентрация в одном замкнутом пространстве была невыгодна и даже опасна для самих преступников.

Излюбленными местами преступного промысла московских карманников XVIII века были Красная площадь, Москворецкая улица (нынешний Васильевский спуск), а также торговые ряды с их перекрестками. Действительно, более удобную площадку для работы «мошенников» найти было трудно: там круглый год в течение всего дня «толкалось» множество народа. Это нашло отражение во многих документах, в том числе и в следственных делах Сыскного приказа. Например, в показаниях 48-летнего ямщика Ивана Кириллова сына Шестопрядова, проходившего свидетелем по одному из уголовных дел, находим следующую любопытную зарисовку:

«…как он извозничал в Москве, и минувшего июля месяца пред праздником Прохорова дня, а за сколько времени, не упомнит, нанялся он везти из города Китая от Воскресенских ворот под Девичей монастырь по сему делу содержащуюся женку Василису Венедихтову. И как он с той Венедихтовой из [Китай-]города поехал, то оная Венедихтова говорила ему, что де она приезжала в [Китай-]город для покупки соли, токмо де купить не могла, понеже имеетца у соляных лавак великая теснота».