Буря Жнеца - Стивен Эриксон

– О чем?

Взмах руки: – Избирая место моего… выздоровления.

Сакуль пожала плечами: – Местный люд избегает его. Уединенное… я думала, что…

– Избегает, да. Не без оснований.

– И эти основания?…

Шелтата долго смотрела на нее. И отвернулась. – Неважно. Я уже готова уходить.

– Как и я. Согласна. Север…

Сестра метнула еще один странный взгляд и кивнула.

«Чую твое презрение, сестрица. Знаю: ты такая же, как Менандора – ты считаешь меня ничтожеством. Думаешь, я стала бы подставляться под ее удар? Зачем. Я говорила о доверии, да… но ты плохо поняла. Я доверяю тебе, Шелтата, верю, что ты жаждешь отмщения. Именно это мне и нужно. Десять тысяч жизненных сроков в тени и пренебрежении… наконец…всё, что нужно…»

Подставивший влажной жаре обнаженные татуированные руки Таксилианин подошел к столику, за которым сидела, не обращая внимания на любопытные взоры других посетителей ресторанного дворика, Семар Дев. Плюхнулся, не спрашивая разрешения, потянулся к кувшину разбавленного и охлажденного вина и налил себе кубок. Придвинулся ближе. – Ради Семи Святых, ведьма! Этот город чудесен и кошмарен одновременно!

Семар пожала плечами: – Слово пущено. Десятка два чемпионов ожидают случая развлечь Императора. Ты обречен привлекать внимание.

Мужчина качал головой: – Ты не понимаешь. Некогда я был зодчим. Одно дело, – он порывисто взмахнул рукой, – стоять разинув рот перед этими прекрасными акведуками и площадями, мостами и обманывающей взор Вечной Резиденцией – даже перед каналами со всяческими шлюзами, обходами и стоками, громадинами складов, мощными насосами и тому подобным… – Он помолчал, проглатывая очередную порцию вина. – Нет, я говорю о совсем ином. Знаешь, в день нашего прибытия обрушилось старинное здание – храм, посвященный, как кажется, крысам…

– Крысам?

– Крысам. Ну как вообразить себе культ, сосредоточенный на столь гадких тварях?

– Карса нашел бы твое замечание забавным, – слегка усмехнулась Семар. – Он увидел бы в таких культах очередного врага, если учесть склонность сворачивать шеи грызунам…

Таксилианин тихо пробормотал: – Думаю, не одним грызунам…

– Увы, в этом я готова предоставить Тоблакаю полную свободу действий. Он всех предупреждал, чтобы не трогали его меч. Не менее дюжины раз. Стражники должны были поостеречься.

– Дорогая ведьма, – вздохнул Таксилианин, – ты стала такой рассеянной или по природе ленива? Видишь ли, все дело в императоре. Оружие предназначено скреститься с клинком самого Рулада. Прикосновение – благословение. Разве ты не поняла? Верноподданные здешней империи желают поборникам удачи. Они желают гибели тирана. Они молят об этом; они мечтают об…

– Хватит! – шикнула Семар Дев. – Говори потише!

Таксилианин простер руки – и скорчил рожу: – Да, конечно. В каждой тени притаился истопат…

– Думай, над кем смеешься. Это нетерпимая и кровожадная сволочь, Таксилианин. А ты иноземец, значит – вдвойне уязвим…

– Ведьма, тебе нужно подслушивать разговоры. Император неистребим. Карса Орлонг присоединится к прочему населению кладбища урн. Не ожидай иного. Когда это случится… все его компаньоны, прихлебатели разделят ту же участь. Таков указ. Зачем истопатам связываться с нами, когда наша судьба уже решена? – Он дососал вино и снова наполнил кубок. – Но ты меня отвлекла. Я говорил о упавшем храме, о том, что видел в фундаментах. Подтверждение давних подозрений.

– Не знала, что мы обречены на казнь. Ну… это все меняет – хотя не знаю, что делать. – Семар замолчала и обдумала последние слова Таксилианина. – Продолжай.

Таксилианин осторожно откинулся на стуле, покачивая кубок у ладонях. – Подумай об Эрлитане, городе, построенном на костях множества предшественников. Он мало чем отличается от большинства поселений Семиградья. Но этот Летерас… он совсем иной. Да. Старый город не разрушался, не становился прахом. Он стоит, и до сих пор можно ясно различить сетку улиц. Там и тут возвышаются отдельные древние здания, словно гнилые зубы. Никогда не видел ничего подобного, ведьма – кажется, о старых улицах все забыли. По меньшей мере два канала проложены поперек них – ты сможешь различить выступы стен среди облицовки каналов. Как будто торчат зазубренные концы сломанных костей.

– Воистину необычно. К сожалению, лишь архитектор или каменщик способен найти в этом повод для возбуждения.

– Ты все еще не поняла. Древняя сетка улиц, почти скрытая основа города и оставшиеся строения – все это не случайно.

– Как это?

– Не должен бы я тебе рассказывать… каменщики и зодчие хранят тайны мистического свойства. Истины об арифметике и геометрии выявления сокрытых энергий, силовой решетки. Семар Дев, в город вплетены потоки энергии – так проволоку скрывают в штукатурке. Разрушение Чешуйчатого Дома раскрыло мои глаза: зияющая рана, источающая древнюю кровь – почти мертвую кровь, о да… но несомненную кровь.

– Ты уверен?

– Уверен. Более того, кто-то еще знает. Кто-то позаботился, чтобы важнейшие сооружения, здания, формирующие точки опоры – точки фиксации силовой решетки – остались не разрушенными…

– Кроме Чешуйчатого Дома.

Кивок. – Это не обязательно плохо. И не обязательно это разрушение произошло случайно…

– Я не поспеваю. Храм упал, и в этом кроется цель?

– Не могу опровергнуть такую возможность. Фактически это подтверждает мои подозрения. Что-то готовится. Молю, чтобы мы остались живы и стали свидетелями.

– Ты не преуспел, если желал улучшить мое сегодняшнее настроение, – сказала ведьма, без интереса созерцая недоеденный обед – хлеб, сыр и незнакомые фрукты. – По крайней мере, закажи еще графин вина. Во искупление грехов.

– Думаю, тебе нужно бежать, – чуть слышно сказал Таксилианин, встречаясь с ней взором. – Я бы убежал, но грядущие события… Хотя, как ты заметила, мой интерес – профессиональный. А вот тебе лучше позаботиться о жизни – то есть о ее продолжении.

Женщина нахмурилась: – Не то чтобы я придерживалась слепой веры в боевое мастерство Карсы Орлонга. Слишком много указаний на то, что Император победил много великих поборников, воителей величайших умений, и никто не сумел повергнуть его. Но я признаюсь в… верности.

– Достаточной, чтобы встать рядом с ним пред вратами Худа?

– Не уверена. Но ты не подумал, что за нами следят? Не подумал, что и другие пытались избежать страшной судьбы?

– Несомненно. Но, Семар Дев, даже не попытаться…

– Я подумаю над сказанным. Слушай, Таксилианин, я передумала – второй графин может подождать. Давай прогуляемся по чудесному городу. Желаю самолично рассмотреть руины храма. Мы будем таращиться, как всякие иноземцы, истопаты не обратят внимания.

Она встала. Таксилианин тоже. – Надеюсь, ты уже заплатил хозяину.

– Нет нужды. Империя расщедрилась.

– Великодушие к обреченным? Это расходится с моим впечатлением от здешней падшей империи.

– Всё всегда сложнее, чем кажется на первый взгляд.

Двое покинули ресторан, сопровождаемые взглядами десятка шпиков.

Солнце пожрало последние притаившиеся в огороженном дворике тени; жара волнами плескалась в прямоугольнике стен. Слуги разравнивали и смачивали песок, и его поверхность оставалась незапятнанной до полудня; потом заждавшиеся поборники выйдут сражаться друг с другом или собираться группами – те, что могут объясниться на одном языке – и пережевывать странные, мрачные обстоятельства. А пока Таралек Виид прислонился к стене у входа и наблюдал за Икарием – тот медленно шел вдоль внешней стены, проводя кончиками пальцев по выцветшему пыльному камню, по потускневшим фризам.

На них – бледные изображения героев империи. Упившиеся славой короли ныне изрублены и поцарапаны мечами равнодушных иноземцев, сражающихся между собой в предвкушении попытки убийства нынешнего владыки престола, Императора.

Следы одной пары ног шли вдоль всей стены; тень высокого, оливковокожего воина почти исчезла. Он помедлил, подняв голову к стае незнакомых птиц, пронесшихся через синий прямоугольник неба; затем двинулся дальше и дошел до угла, в котором массивная решетка ворот преграждала выход на улицу. Фигуры охранников были едва видны сквозь сплетение толстых ржавых прутьев. Икарий встал, оглядывая ворота. Он стоял неподвижно, и солнце сделало его блеклым – словно воин только что выступил из фриза, столь же тусклый и изношенный, как и прочие древние герои.

Но нет, не герой. Ни в чьих глазах. Никогда. Просто оружие. Однако… он живет, дышит… когда кто-то дышит, он уже не оружие. Горячая кровь в жилах, изящество движений, клубок мыслей и чувств в черепе, пылающая в очах сознательность. Безымянные слишком долго склонялись перед порогом каменных врат. Поклоняться дому, твердой почве, гулким комнатам – почему не живым, дышащим, тем, что могли бы жить в доме? Почему не бессмертным строителям? Храм становится святым местом не ради себя самого, но ради бога, которого в нем почитают. Но Безымянные видят всё не так. Поклонение, ставшее вершиной крайности… но столь же примитивное по сути, как приношение даров стертым, политым кровью камням… «о, я не гожусь для них, ибо такие мысли промораживают до мозга души.