Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969 - Виталий Федоров

Через неделю после описанных событий я с ним попал в дневной наряд часовым границы на правый фланг. День был солнечный, тихий, видимость отличная. Мы с ним ходили, беседовали, и – пришлось к какому-то слову – я заметил:

– Мне нравятся грузинские песни.

– Я тебе спою, – с готовностью предложил он. – Какую хочешь?

– Бичико, спой «Сулико», – попросил я. Эту песню я слышал ещё в детстве в исполнении тёти Павлы. Он спел, причём довольно хорошо, и я похвалил его. Потом, в течение смены, он спел ещё несколько песен. И каждый раз, перед тем, как спеть, спрашивал:

– А эту … песню знаешь?

И я всё время отвечал, мол, нет, не знаю. И то, знал я лишь «Сулико», остальные же слышал по радио в исполнении их музыкальных ансамблей, а названия песен, конечно же, не запомнил. Пел Бичико негромко, так, чтобы только мне было слышно – всё-таки мы были на службе.

После недели службы на заставе новичков перед боевым расчётом собрал замполит – лейтенант Ежов. Мы находились в Ленинской комнате, и он начал свою речь:

– Вы хорошо одеты, вас хорошо кормят, и вы ни в чём не будете нуждаться. Государство о вас заботится. Вы должны быть ему благодарны, а чтобы показать свою признательность – подписаться на Государственный заем, на двести пятьдесят рублей.

Ого! А денег-то в течение десяти месяцев мы будем получать лишь по пять рублей в месяц (и как выяснилось впоследствии, они понадобятся довольно скоро). Но, похоже, это его мало волновало. Лейтенант подал нам отпечатанный список – нам оставалось лишь расписаться в согласии. Все безропотно подписались.

– Вы получите облигации, – пообещал замполит, – и можете после службы выиграть по таблице или «погасить» их.

По прибытии на заставу я написал родным письма с новым адресом. Написал и двоюродным сёстрам в Удмуртию, в деревню Квака. Их – дочерей дяди Ефима – было трое. И вскоре я получил письмо от средней, Зины. Она в нём просила прислать денег на покупку лаптей. Что мне было делать? Деньги-то забрали на заем… Написать ей о том, что письмо, в котором она просит денег, я не получал? Помнится, именно так поступил Хома Хаецкий – герой трилогии Гончара "Знаменосцы":

У соседнего костра Хома Хаецкий, облизывая ложку, серьезным тоном рассказывал товарищам:

– …А я ей отвечаю: милая моя Явдошка! Твоего письма, в котором ты просишь денег, я не получал…

Письмо Зины я никому не показывал и никому о нём не говорил. Хотя, возможно, начальник заставы и помог бы. Но обращаться к нему было неудобно, служил-то я на заставе меньше двух месяцев. Я уже почти пять лет не носил лаптей – как уехал из Кваки. Цену их тоже не знал. Так и не ответил я на её письмо, а Зина сама больше не написала. В душе после этого осталась горечь…

Мы прослужили на заставе более двух месяцев и уже привыкли к размеренному графику: ночью служба, днём сон. Иногда наоборот, но это бывало реже. После сна – обед и не меньше часа свободного времени. А далее занятия: политические, физкультурные или стрелковая подготовка. Иногда старшина брал двух-трёх человек на хозработы, в основном на заготовку дров. Никто этой работы не чурался, а некоторые даже сами просились – вместо занятий.

Однажды на боевом расчёте начальник заставы объявил:

– С сегодняшнего дня переходим на усиленную охрану границы. Время нахождения в наряде – от двенадцати до шестнадцати часов.

В первую ночь мы провели в наряде двенадцать часов. А на другой день на заставу прибыло большое и разношёрстное пополнение: курсанты сержантских школ и офицерских училищ, офицеры, сержанты и рядовые из комендатуры и штаба отряда, медики и даже музыканты. Наш штат почти удвоился. Всю эту вновь прибывшую ораву надо было одеть, вооружить, накормить и ещё дать возможность отдохнуть. На такое количество людей застава явно не была рассчитана. Но старались как-то выходить из положения. Со склада курсантам выдали обмундирование и оружие, но на всех не хватило ни того, ни другого. Началась «обезличка». Кто шёл в наряд первым – брал всё своё. Если «своего» не было – брал одежду с общей вешалки. Так же обстояло дело и с оружием. Впрочем, вскоре мы немного приспособились и, одеваясь после боевого расчёта, уже натянув маскхалаты и надев на голову шапки, сразу закрепляли на поясе гранаты и патроны, а винтовку прятали на кровати под одеялом. Экипированные таким образом, шли в столовую, а после ужина отправлялись получать боевой приказ – точно вовремя.

Из-за того, что среди новичков на заставе были военнослужащие в разных званиях, случались парадоксы. Начальник заставы в звании старшего лейтенанта мог давать приказ наряду из трёх человек, в составе которого находился майор, при этом старшим наряда назначался старослужащий рядовой. В конце боевого приказа в таком случае начальник заставы говорил:

– В случае боевых действий Вы, товарищ майор, возьмёте командование на себя.

– Слушаюсь, товарищ старший лейтенант! – отвечал тот младшему по званию.

Насчёт боевых действий начальник заставы упоминал не для красного словца. Ходили разные слухи, хотя официально командование нам ничего не сообщало.

Карская область до революции принадлежала Российской империи и находилась на территории, относимой к Грузии и Армении. В 1918 году она была целиком передана Армении, а в 1920 её передали Турции. После окончания Второй мировой войны СССР предъявил к Турции территориальные претензии, потребовав, чтобы территория бывшей Карской области была разделена между Грузинской и Армянской ССР. Только в 1953 году Советский Союз отказался от этих претензий, а пока что этот вопрос завис в воздухе, и обстановка на границе была напряжённой. Предполагали, что Грузия хотела забрать Карскую область самостоятельно. По другой версии, Грузия собиралась соединиться с Турцией – у Грузии имелась подобная возможность и теоретические права. Вытекало это из нескольких факторов. Во-первых, многие союзные республики в то время имели свои национальные вооружённые формирования, в которых все – от командования до рядовых солдат – были своей национальности, в нашем случае – грузины. Численность таких формирований доходила до дивизии, то есть десять-двенадцать тысяч человек. Во-вторых, в Конституции СССР было закреплено, что любая союзная республика имеет право на самоопределение, вплоть до полного отделения от СССР. При этом все союзные республики граничили с каким-нибудь государством.

Мы чувствовали, что затевалось что-то серьёзное. Некоторые наряды несли службу по шестнадцать часов, не приходя на заставу. Им выдавали сухой паёк в виде мясных консервов и сгущенного молока. Особенно далеко посылали наряды-«секреты». Мне однажды пришлось сидеть в секрете с ручным пулемётом в ущелье, примыкавшем к нашему участку. Чтобы не замёрзнуть, зарывались в снег, как куропатки – над снегом торчат лишь голова да руки с оружием. Находящиеся поблизости камни маскируют видимые части. В снегу намного теплее, чем на открытом воздухе. Впоследствии я неоднократно применял этот способ «сугрева» во время службы.

Некоторые, особенно прикомандированные, пробыв в наряде более десяти часов и вернувшись на заставу, падали «трупом», не раздеваясь и не разуваясь – прямо на пол. Так и спали на полу до тех пор, пока не разбудит дежурный на боевой расчёт. Я после наряда находил в себе силы раздеться, позавтракать, и лишь после этого забирался на свою койку. Всю одежду приходилось брать с собой на кровать, поскольку в любой момент могла последовать команда «В ружье!» или «К бою!».

Прикомандированные, которые не хотели валяться на полу, искали свободные койки ушедших в дневной наряд. Таких было немного, и их места быстро занимали. Кому не доставалось – ложились «третьим лишним» между двумя рядом сдвинутыми койками, на которых уже спали. На металлические каркасы набрасывали стёганую куртку или шубу, и так и спали втроём на двух койках.

За время усиленной охраны произошло одно ЧП. Пограничный наряд нёс службу на своём участке. Был снегопад, сильный ветер, одним словом, буран. В это время через подведомственный им район проходил другой пограничный наряд, который направлялся в сторону своего, более дальнего участка. Первый наряд увидел приближающихся к ним людей, разбежался и залёг по обеим сторонам тропы, дождался, когда те подойдут поближе, и старший наряда скомандовал:

– Стой! Пропуск!

Но ответа не последовало. Люди продолжали движение, не слыша команду из-за сильного ветра. В такую погоду ещё и уши прикрыты шапкой-ушанкой, плюс капюшон маскхалата подвязан. А может, и команда была подана недостаточно громко. Так или иначе, младший наряда – прикомандированный – не долго думая, выстрелил во впереди идущего (им оказался Юрий Плеханов). «Вот пуля просвистела и ага»… мимо! (Как позже выяснилось, на радость всем, а особенно стрелявшему и его «мишени».) Плеханов и его напарник быстро залегли, готовые открыть ответный огонь. И тут старший наряда закричал на стрелка: