Таганский дневник. Кн. 1 - Валерий Золотухин

Заморочили мы головы девчонкам Рыжневым. Собирались поехать на дачу к ним — поесть клубнички, но с утра пасмурно, холодит, а по правде говоря — неохота двигаться ни в одну сторону. Сегодня мы идем к Никите Гаранину на день рождения, а завтра у меня первый день в «Хозяине» у Назарова, надо немножко отдохнуть, прийти в себя.

Странно, когда работаешь в хвост и гриву в театре, когда занят делом, когда все тело и мозги заняты хлопотами, когда каждая клетка чего-нибудь придумывает и потому живет — и за столом веселее — и за обеденным, и за письменным. А так не работается — в прострации. Надо вот что-то делать, надо на что-то решиться… надо писать, а что писать; хожу пустой и ленивый и не знаю — за что взяться и что подарить Никите на день рождения.

Мои «Дребезги» ходят по рукам, все три экземпляра.

Перечитывал Солженицына «Матренин двор». Здорово, прямо гениально. И не хочется писать самому, до того ловко. Но после Толстого хочется писать. Солженицын как будто говорит: «Вот вам русский язык, вы русские, а язык забыли, вот я вас обращу сейчас в русскую словесность, вы таких слов и оборотов и не слыхали и не читали никогда. Вот вам, вот вам». С одной стороны, вроде бы простота, а с другой — тут же — ох, какая она простота сложная, непостижимая, такая, что язык выворачивает, а все русское, все наше.

В «Раковом корпусе» я этого уже не заметил, значит, идет рост, а может, наоборот. Писатель владеет, по-видимому, стилевым разнообразием и ловко им пользуется. Конечно, это великий писатель земли русской.

А что же делать мне с моею бабкой Катериной Юрьевной, что рассказала мне в Санжейке такие истории своей жизни? Как их умудриться изобразить в литературе? Может быть, связать как-то с морем? Я помню, мы сидели с Высоцким ночью голые на берегу моря, под звездами на камушках и глядели в море. Шел большой пароход вдалеке и светил. Там кишел народ, а мы наблюдали и придумывали разные истории, которые могли там твориться, случиться и т. д. Высоцкий говорил, что этот год, будущий сезон будет твой. — Ты сыграешь Кузькина[37]. — Но прошло уже два сезона, а мой год все не пришел… но при чем тут бабка…

А может быть, сделать три рассказа, три вечера, три дня: день мы отдыхаем, купаемся, говорим, работаем, ссоримся, а вечером, за ужином бабка нам рассказывает о своей жизни.

Надо придумать ход. Ход монологов, без всяких других мотивов, течений, не очень годится, это никуда, как про Таньку.

Никите надо что-нибудь из кабинета Любимова, со стола, как сувенир, или куб.

Господи! Кажется, вечность не сидел за столом. Неделя июля — первая съемочная, первые тревоги, радости и огорчения. Снова и снова я не доволен собой, сценарием, режиссером… Но это ладно. Осталась неделя отпуска, а потом — тайга. Надо многое проверить и приготовить, что взять. Полтора месяца тайги, соседство с энцефалитными клещами.

За эту неделю мне не восстановить в подробности, что было, что думалось. По хронике.

1 июля: Освоение и съемка с Масановым. Я с большого похмелья с Никитиного дня рождения. Ночевали с Зайчиком в театре на стульях, Венька у шефа в кабинете. Спали всего три часа и то кое-как. Больше ничего не могу вспомнить. Да — приходил автор, удивился, что я, а я требовал с него водки.

Сегодня начинается второй объект, вторая неделя съемок. Приехал Полока с «Интервенцией».

Не гляди на мир в пол-ока,Гляди в оба, как Полока.

Привез Гелю, Регину, Уржумцева растыкивать по театрам, по училищам. Полоку выдвигают на Государственную премию за «Республику Шкид».

Высоцкий переживает укол. Когда вышел из машины перед театром, я его испугался — бледный, с закатывающимися глазами, руки трясутся, сам качается. В машине, говорит, потерял сознание. Аллергия. Меня пока пронесло. Может, после второго-третьего хватит.

Взял гармонь в театре. Хочу показать Назарову «Ой, мороз, мороз».

Я вернусь домойНа закате дня,Обниму жену,Напою коня.

Два дня пьянства. Даже ночевал не дома. «Интервенцию» могут положить на полку. Ситуация жуткая. Бедный Полока пробивает картину и устраивает Регину в институт. Вчера был у Люси Высоцкой, пил много и долго. Зайчик прилетел из Душанбе и обиделся на меня: «Как тебе не стыдно, как тебе не стыдно…» Привез меня Володя чуть тепленького к парадному…

Суббота.

Закончился какой-то период моей жизни — двухнедельный. Сейчас жизнь измеряется состоянием дел в «Хозяине». Первый материал, первые обсуждения. Вчера смотрело объединение и выразило полное удовлетворение материалом. Будто бы даже Биц сказал, что «материал очень хороший». Пришли на площадку, поздравили Назарова, меня, оператора. Леонов: «Не занимайся ты, ради Бога, сочинительством. А то Можаев на тебя в суд подаст, все равно это топором получается». Кремнев: «Валера, ну что же, очень хорошо… Все нормально» и т. д.

Перед этим с Леоновым смотрел и Можаев и тоже остался будто бы удовлетворенным: «Ну, это другое, по сравнению с пробами, дело, Золотухин встал на ноги» и т. д.

Я как прежде один. Выезжий Лог. На квартире у Анны Филипповны в горелом доме. Высоцкий укатил в Москву и дальше по делам «Интервенции». Больше недели натурных съемок. А я никак не могу прийти в себя, как меня поносил перед отъездом Можаев за изменение текста в «Хозяине» и откуда такие слова выкапывал: «Если хочешь испражняться, испражняйся на кого-нибудь другого, я еще живой, зачем ты на меня ногу задираешь, зачем ты на моих ребрах пляшешь, ведь я могу и по-другому поступить» и т. д. и т. п. И это за кулисами, при народе, при артистах.

В общем, настроение скверное и сохраняется пока до сего дня. Зайчику обещал писать каждый день, а с трудом нацарапал две страницы. Кажется, это будет мой провал. Я не знаю, как играть Сережкина, что играть, и вообще, о чем фильм. Трата государственных денег. Потихоньку пью, курю, в очень плохой, ленивой форме. Ужасный сценарий. Как это важно для актера — приличный материал. Это ужасный признак, когда первый материал нравится, получает одобрение. Но это прелюдия. Бороться надо до конца. И надо решительно браться за роль. И «мне не гореть на песке», так и запомните, господа присяжные заседатели, мне еще рано сливать воду.

Во как!

Я сижу один в большом, сыром, грязном доме. На улице моросит. Холодно. На мне полное обмундирование, плащ, фуражка, но руки коченеют все равно. Высоцкий с Говорухиным[38] смотались два дня назад. Солнца нет, небо черное — снимать невозможно, а мы чего-то ждем и не хотим сниматься с этой базы… Но сегодня это, наверное, произойдет. Мы покинем Выезжий Лог, променяем его на Дивногорск. Высоцкий так определил наш бросок с «Хозяином»: «Пропало лето. Пропал отпуск. Пропало настроение». И все из-за того, что не складываются наши творческие надежды. Снимается медленно, красивенько и не то. Назаров переделал сценарий, но взамен ничего интересного не предложил. Вся последняя часть, погоня, драка и пр. «Выхолощена, стала пресной и неинтересной». На площадке постоянно плохое, халтурное настроение весь месяц и ругань Высоцкого с режиссером и оператором. Случалось, что Назаров не ездил на съемки сцен с Высоцким, что бесило Володечку невообразимо. Оператор-композитор: «симфония кашеварства», «сюита умывания», «прелюдия проплывов» и т. д. А где люди, где характеры и взаимоотношения наши?