Свободное падение - Александр Афанасьев

– Внимательнее… Эл, секи на шесть…

– Понял… – Серб открыл изнутри верхнюю часть крышки багажника и положил на натянутый трос ствол пулемета…

Это были уже городские постройки – тихие и чужие. Пахло гарью.

Сэммел достал телефон, начал набирать номер. Локтем он придерживал русский короткоствольный автомат, но не высовывая ствол в окно. Это могло спровоцировать стрельбу само по себе.

Гудки.

– Твою же мать… – он начал набирать следующий номер. Где-то сухо треснул выстрел, судя по звуку – охоткарабин. Не в них. Две машины – здоровенный «Субурбан» и «Монтеро» – шли по улице, поддерживая скорость около двадцати.

– Движение справа!

Сэммел успел увидеть метнувшегося под защиту построек человека. Где гребаная полиция? Где армия?

– Чисто…

Снова гудки. Третий номер.

– Алло! Алло!

Черт…

– Не вешайте трубку! – быстро сказал Сэммел по-английски

– Алло! Кто это?!

Они ехали по широченной улице. Был виден магазин с разбитыми витринными стеклами, от него что-то тащили…

– Мистер… Брикс. Я правильно назвал?

– Да! Да! Кто это?!

– Мистер Брикс, успокойтесь. Мое имя Алекс Сэммел, я гражданин США. Нам поручили забрать вас отсюда!

– Господи…

– Ваша компания заботится о вас, мистер Брикс.

– Господи. Спасибо. Быстрее, если можно.

– Мистер Брикс, успокойтесь. Возьмите себя в руки. Вы один?

– Что?! Что?!

– Вы один?! С вами есть кто-то?

– А… да. Да!

– Мистер Брикс, я не понял ответа.

– Нас… черт, нас четверо! Какого черта, просто заберите нас!

Судя по тону – а их в разведке морской пехоты многому учили, – гражданский находился в состоянии паники. Это было оправданно и заставляло верить его. Если бы он говорил под дулом автомата – реакция была бы немного другой.

– Спокойнее. Мы уже в городе.

– Да… слава богу. Тут такое…

– Мистер Брикс. Спокойнее. Еще один вопрос. Где вы находитесь. Вы в офисе?

– Нет… господи, нет. Мы успели сбежать. Они… господи, за что они нас…

– Как зовут вашу жену?!

– А… Мелинда. А что?!

– Ничего. Контрольный вопрос. Мистер Брикс. Просто успокойтесь и послушайте меня. Вы находитесь в помещении?

– А… что?

– Вы находитесь в помещении? Комната, дом…

– А… да. Да, мы в помещении. Нас четверо.

– Там есть дверь? Она закрыта? Вы в безопасности?

– Да… я думаю, что да.

– Все, успокойтесь, слышите. Вы можете мне назвать адрес?

– Адрес… какой тут адрес? А? Господи, мы не знаем. Не знаем!

– Успокойтесь! Успокойтесь!

– Да… может, нам выйти на улицу?

– Нет! Вы слышите меня?! Нет! Никуда не выходить, подтвердите…

– Да. Я понял. Понял!

– Держитесь вместе. Ни шага на улицу. Мистер Брикс! Слышите меня!

– Да!

– Просто оставьте телефон включенным. Слышите?!

– Да!

– Повторите!

– Оставить телефон включенным.

– Верно. И мы вас найдем. Будьте там, где вы есть, держитесь вместе и ни шагу на улицу!

– Я понял.

– Я прекращаю связь, мистер Брикс. Мы найдем вас…

– Да… я понял.

Сэммел бросил телефон на приборную панель, достал планшетник, набрал номер телефона и запустил программу поиска. Программа поиска была коммерческой, ее ставили на корпоративные телефоны, чтобы контролировать сотрудников. К счастью, Гугл уже тут побывал и карта города была.

Засветилась точка.

– Есть! У нас есть адрес!

– Сэр? – сказал Марко.

– Давай. Прямо. Где свернуть, покажу.

«Субурбан» ускорился. Сэммел повернулся к девочке, сжавшейся на втором ряду сидений, и улыбнулся, чтобы ободрить ее. Но она лишь сильнее сжалась…

Машины повернули в проулок – обычные, советские четырехэтажки, еще даже остались какие-то духоподъемные лозунги на фасадах. Монтеро остался на повороте, перекрыв дорогу, «Субурбан» покатился мимо подъездов. Немногочисленные жильцы, стоящие у дома, не спешили проявлять агрессию, кто-то даже нырнул в подъезд. У кого-то были палки…

– Стоп!

Марко остановил больше похожую на корабль машину.

– Заблокируй двери. Жди нас.

– Понял. Сэр, если местные проявят враждебность?

– Машина бронированная. В крайнем случае – трогай с места. Заберешь нас по сигналу, а пока катайся.

– Понял.

– Босс всем машинам. Работаем по второй схеме.

– Двойка, понял.

– И – оп!

Они выскочили из машины и разом оказались у подъезда. Плита, которая была крышей подъезда, была такая низкая, что давила на голову. Готовы.

– Оп!

Прошли двери – внутри была лестница. Какие-то разговоры…

Сэммел снова набрал номер.

– Мистер Брикс. Вы слышите нас?

– Да! Да!

– Мы уже у дома. Выгляните в окно. Вы видите машины!

– Нет… У нас окна не на двор!

– Хорошо. Вопрос – на каком вы этаже?

– На каком? Что?!

– На каком вы этаже! – рявкнул Сэммел.

– На четвертом.

– Где дверь?! Справа. Слева?!

Они уже вышли на третий, там был какой-то конфликт. Увидев вооруженных людей, конфликт быстро погас.

– По центру! По центру!

– Хорошо. Мы постучим три раза. Три. Тук. Тук. Тук.

– Понял…

Сэммел прервал связь.

– Четвертый, дверь по центру. Осторожнее.

Они прошли четвертый. Серб поднялся выше и занял позицию между четвертым и пятым. Выглянул в окно.

– Во дворе чисто!

Сэммел стукнул три раза, держась не перед дверью, а прикрываясь стеной. Жизнь научила не доверять никому.

Шум за дверью. Осторожный шорох.

– Кто там?

По-английски. Слава богу.

– Мистер Брикс. Откройте. Я только что звонил вам.

Лязгнул засов.

Ковбоев – так обычно называли заложников, гражданских, своих (еще было прозвище «ник») – было четверо. Сэммел привычно воспринимал их как американцев, хотя американцев было только двое. Интернациональная команда. Два американца, датчанин, француз. Все потрепанные, побитые – но на ногах.

– Как вы здесь оказались?

– Дулат… он спас нас. Господи… они просто обезумели.

Среди них был и казах, он, по виду, стеснялся.

– Что произошло? Только коротко.

Брикс начал рассказывать. В общем-то, обычная история. Жили, работали, нанимали местных. Жалованье шло со всеми надбавками, высокое даже по западным меркам. Местным платили столько, сколько было принято платить здесь на рынке труда. Как все началось – несколько активистов завели работников, и толпа пришла к менеджерам просить надбавки. Те вовремя не оценили опасность ситуации…

– Господи… – тихо сказал Брикс, со словами выплеснувший из души черную муть ужаса, – они просто озверели. Разом. Они хотели убить нас… разорвать прямо там. Господи… что мы им сделали? За что?

За что…

Это тоже проблема. Раньше, когда мир был поделен на блоки, когда железная крепь невидимого, но всеми принимаемого в расчет занавеса опустилась на Европу от Балтики до Дуная, когда не было Интернета и новости о выставке яхт в Ницце или Саутгемптоне доходили только до тех, кто покупал соответствующий журнал за десять фунтов, все было проще. Все жили и как-то не задумывались над тем, как живут другие. В кишлаках – были бедняки и были богачи, но все понимали, почему это так, и каждый занимал понятную социальную нишу. И в конце концов, богач был своим богачом. И он знал, что ему тут жить и его детям тут жить. И вести себя надо соответственно обстановке.

А потом появился Интернет. И новости о выставке яхт в Саутгемптоне, о гей-параде в Париже, о парикмахерской для собачек стали доступны нищему из трущоб Пешавара, у которого умер от голода и болезней ребенок.

А потом появилась мода покупать дома у берега в теплых странах – на старость. И в таких местах, как Судан, выросли прибрежные кварталы роскошных кондоминиумов и вилл. При том, что местные так и жили в своих нищих халупах. И каждый день видели богатых, пресыщенных жизнью ЧУЖАКОВ.

А потом появился глобальный рынок. И Египет – вместо того чтобы растить пшеницу – начал растить фрукты для европейского рынка. А вместо того, чтобы развивать собственную промышленность, прислуживать чужакам на курортах.

А потом не стало социализма. И не стало Советского Союза, загадочной страны, который из каких-то неведомых рациональному уму побуждений помогал всему остальному миру, строил больницы, школы, университеты, заводы. Лечил, учил, готовил военных для стран, которые сейчас пылающие «горячие точки», помогал построить там хоть какое-то подобие нормального общества. Мир не сказал за это Советскому Союзу спасибо. Мир аплодировал, смотря, как он умирает. Через четверть века стало не до аплодисментов: Америка уже стояла на коленях, кашляя кровью…

Вместе с социализмом потихоньку ушла и социальная справедливость… причем как-то разом и отовсюду, даже из тех обществ, которые считались благополучными. Справедливость вообще перестала быть тем фактором, который как-то принимался во внимание. Нет, говорили о ней много – вот только дела ограничивались сбором каких-то благотворительных денег и проектами типа установки фильтров для воды для какого-нибудь африканского племени. За всей этой болтовней и делами, призванными скорее успокоить совесть, чем действительно добиться чего-то полезного, скрывалась одна неприглядная правда. Мир раскололся на две части… это собственно и не отрицалось никем. Первая часть – примерно миллиард человек – стремительно уходила вперед в своем развитии, весь мир был для них, от новых «умных» домов по двести квадратных метров на семью до дешевых авиабилетов по десять фунтов в лоу-костерах. Еще примерно миллиард-полтора – это часть Китая, Россия, некоторые страны Восточной Европы – оказались в позиции догоняющих. И хотя они жили не так хорошо, как первые, но, по крайней мере, со всеми признаками цивилизованности и имели полные шансы их догнать. Оставшийся мир – а это не менее четырех миллиардов – был просто отброшен в сторону. Прошли те времена, когда мечтали о едином человечестве. Настало время суверенных диктаторов, заказных убийств, тайных операций, грязных сделок. Хладнокровно насаждаемый новый империализм в отличие от прежнего предусматривал для таких стран угнетение не чуждыми им колонизаторами, а выращивание колонизаторов среди собственных элит. Эти люди должны были оторваться от своей страны, действовать не в ее интересах и даже видеть и чувствовать свой народ как «чужой», как «быдло». Наступило время анклавов – богатых, интегрированных в мировую экономику городов, окруженных фабриками. То, что происходило за пределами этого анклава, начинало интересовать только во времена выборов. Или когда надо было набрать рабочую силу на фабрики – подешевле. Политика анклавов приводила к тому, что начинали разваливаться на глазах даже некогда единые страны, где и мыслей не было о сепаратизме. Лондон… один из первых в мире анклавов… город – финансовый центр, глобальный хаб. Город, где уровень роста цен на недвижимость побил все рекорды, где экспатов скоро станет больше, чем коренных жителей, город, куда стремятся все беженцы. Удивительно, но взлет Лондона сопровождался медленным угасанием большей части остальной страны… безработица, падение цен на недвижимость, безнадега. И вот – уже Шотландия объявляет о намерении добиваться независимости. И вот – уже в Уэльсе все больше людей прислушиваются к мнению сепаратистов. И вот – снова начинает обостряться проблема Северной Ирландии. Лондон – пример нового мира, притягательного и губительного одновременно…