Шкура дьявола - Алексей Шерстобитов

Но все это другое, все это не то. Родственники! Безусловно некоторые из них, не только не заметили бы исчезнувшего из семьи наркомана, но и перекрестились, а возможно даже, в глубине души сказали «спасибо». Но подавляющее большинство посчитало бы по другому, все предоставленное о жизни их погибших родственников, вообще не поменяло бы их отношения, как и не менялось еще при их жизни… Кто мы чтобы судить?!

О чем-то могли не подозревать родители, но жены?! Правда думая о себе, он понимал, что в случае чего, его близкие не должны знать ничего, иначе станут источником информации и скорее всего пострадают, но ни один нормальный человек не станет прикладывать столько усилий, сколько приложит он, чтобы скрыть или изменить о себе всю информацию, в конце – пропав и сам.

Те, за кем он охотился, сами все понимая, объясняли близким о возможности случиться чему угодно, но одно дело объяснить, а другое приучить к этой мысли. А как это сделать, когда сам человек, со временем начинает думать о своей избранности, так же, как и о невиновности, и о недосягаемости. Нет, положительно невозможно приучить близких к мысли о том, что их отец, сын, брат, муж ходит ежедневно по лезвию, с одной стороны, которого смерть, а с другой тюрьма. Каждый вечер его ждут, и если и сомневаются что он придет, то уж конечно по причине, которая завтра этому помешать точно не сможет, если, разумеется, в семье все в порядке. Но так не думает рассматривающий свою жертву через прицел и решающий когда остановить течение его жизни – сейчас или в более подходящее время для мишени.

Очень важно, чтобы этот стрелок не возомнил себя «бичом Божиим», или еще хуже – богом…

Представляется, что «Солдат» не очень-то думал о последствиях смерти человека, в которого угодила точно и расчетливо пущенная им пуля или которого разорвала на куски заложенная им взрывчатка – … просто мишень, ставшая ей по собственной воле, следуя собственному выбору!!!

Наверняка он задавал себе вопрос: «А не жестоко ли?» – и сам отвечал: «Если нет мук, то не жестоко». Да…, жестоко по отношению к родственникам, но это уже не его выбор, точно такое же отношение он ждал и к себе, после сделанного своего…

Гораздо худшим казалось, когда место захоронения для родственников оставалось тайной, в случае гибели в каком-нибудь лесу, болоте или озере, куда не возможно было прийти и навестить. Но это мнение было основано на своих ощущениях, а других он не знал, но догадывался, что именно так!

Не нужно думать, что многие, выбравшую стезю криминала, имеют другие понятия. Точно так же и теми же самыми словами, они говорят стоящему перед, выкопанной самой же жертвой, ямой на краю какого-нибудь соснового бора, в которую через секунду свалится уже бездыханное тело, только – только реагировавшее на услышанные слова дрожью, холодным потом, ознобом, гневом, а может и обмокшими штанами… Но каждый из стоящих и стоявших думал о своей исключительности, во что-то верил, или хотел верить, обманываясь на чей-то счет, что и привело к этому незавидному концу!

Сегодня кто-то говорит, возвышаясь и радуясь или делая это из-за кажущейся необходимости, лишая жизни вставшего на пути, а завтра сам слышит очень похожие интонации, сжимая в кровь завязанные руки, матеря судьбу, человека стоящего сзади с удавкой, ножом, пистолетом, то и просто металлическим прутом или битой, которую после содеянного, скорее всего не выбросит, но оставит для услаждения своей гордыни и напоминания о миге осознания себя не «тварью дрожащей, а право имеющей», мига, когда он смог переступить через страх Божий, даже не поняв что это такое! Переступить, чтобы потом, уже сидя на скамье подсудимых прийти к выводу что содеянное тщетно, и сделано в погибель души своей, и для испытания тяжелейшего, растянутого на всю жизнь, причем не только свою, но и многих близких, любимых, родных, и что тоже многое поменяет в их, предполагаемым иным, будущее.

Не было в нем сожаления к тем, кто позволял себе приговаривать к смерти и убивать других, и он точно знал, что не стал бы ничего менять, представься ему такой случай, но горе тех, кто остался, вызывало как минимум сопереживание и соболезнование. Именно это и не давало ему делать все хладнокровно и не задумываясь, но пропуская все через себя.

Слишком много он пострадал сам, и не понаслышке знал насколько это не переносимо! Тогда какой смысл?! Он ведь не считал себя не «санитаром», не спасителем и даже не имеющим на это право. Мог ли он остановиться после первого раза? Кто знает, обычно ответ на этот вопрос очевиден только после попытки. После устранения «Усатого» и его близких особенного облегчения испытанно не было, но…, но определенный самому себе долг, был выполнен, что и явилось подталкивающим, может быть и не необходимым, но точно достаточным, условием. К тому же было совершенно понятно, что не в своих только интересах «Юрок» предпринимал то, что предпринимал. А выяснить, и значит доделать до конца было возможным, лишь делая то, чем он, старший лейтенант в отставке, был занят, причем все время замечая – подобные действия присяги не изменяли, а присутствие «Седого», вроде как и придавало некоторый смысл, о котором, читающие могут лишь рассуждать и предполагать.

В результате всех этих измышлений разум, лежащего сейчас в луже и ожидающего своей очередной цели, «Солдата», приходил к одному и тому же выводу: «Смыслу этих убийств противоречило лишь следующее за ними горе для родственников. Товарищи же погибших в душе, зачастую, больше радовались, потому как со временем занимали их места с соответствующим повышением прибылей, доходов и долей, зачастую в десятки раз. А раз так, то на весах остаются одинаковые противовесы, ведь люди становящиеся его жертвами, как любил говаривать Олег Пылев «не дети из песочницы» и сами были причинами гибели других, а значит таких же бед и несчастий. А как известно, при прочих равных, «минус» на «минус», дает плюс!

Возможно и даже скорее всего – это ущербная философия, но прибегающий к ней имеет ли другие логические цепочки, рассуждая и находясь не вне системы, а в самом, что называется, ее центре. К тому же было и еще одно успокаивающее условие. Все кому не лень называли происходящее войной или немного принижая происходящее – войнами, а дальше каждый на свой лад: бригадными, воровскими, беспредельными, за «свое» и так далее… А это слово, как нельзя лучше было понятно «Солдату», и тем более закрывало вопрос о жертвах, ведь и не сведущему очевидно, что пока жива «голова» гибнут члены «тела», но лишь только убирается главный, как вопрос решается сам собой и смерти прекращаются.

ТАК НЕ ГУМАННЕЕ ЛИ СРАЗУ БИТЬ ПО ГОЛОВЕ И ПРИЦЕЛЬНО?! Скольких бед и несчастий можно избежать, сколько трагедий можно предотвратить и сколько сохранить жизней?! К тому же смерть одного может стать предупреждением для других, правда такое случалось не часто, и поначалу мерцающие, но сами плывущие в руки власть и деньги редких не смогли соблазнить.»…

…Размышления прервал шорох послышавшийся не вдалеке и вдруг затихший. Подождав две – три минуты, медленными движениями, почти не различимыми в темноте, «Сотый» приподнялся и почти на корточках двинулся выяснять причину.

Сегодня он ждал больше обычного – уже на два часа, ноги затекли, но слушались и не создавали нежелательного шума, очень осторожный и медленный шаг – один в 15–20 секунд. Метров через десять-пятнадцать начала различаться фигура прислоненная к дереву. Обходя ее с тыла, Алексей определил по очертаниям силуэта Павла:

«Что он здесь делает? Явно не ищет его, что бы поздравить с днем рождения… (тем более он зимой, а не осенью). Что же тогда?!» – Автомат остался на месте лежанки, ножа с собой не было, да и надо-то было всего напугать его, что бы подобное больше не повторилось, но это в том случае, если его привело любопытство…

Вдруг послышался звук двигателя и фары подъезжающего автомобиля резанули по лесу – возвращаться Алексею было поздно, да и казалось необходимым сначала выяснить, что этому «перцу» здесь нужно. Уже почти подкравшись сзади, он разглядел в левой руке чуть блеснувшую вороненую сталь, что интуитивно остановило:

«Пусть действует.» – Напарник двинулся прикрывая звуки своего движения работающим двигателем… Уже была видна лежанка, о точном месте нахождении, которой Павел знать не мог и скорее всего шел наобум.

«АК» Солдат оставил неприкрытым и тот установленный на небольшие «сошки», отбросил еле заметную, но определяющую лежанку тень, от света, все еще паркующейся машины, несмотря на то, что почти весь был обмотан старой ветошью.

Парень хоть и не обладал хорошим зрением и даже водил машину в очках, но что-то заметил. Быстрое изменение, заставило его застыть, а вновь пробежавший по лесу свет фар испугал в конец и он выстрелил с характерно приглушенным звуком в предполагаемого стрелка, исходя из местоположения оружия. Если бы «Сотый» лежал, то Павел не нашел бы ни его, ни оружие, но находясь под, пусть и приблизительным, прицелом, стрелок мало что смог бы сделать. Сейчас уже подкравшись сзади и разумеется все поняв, Алексей нанес сокрушительный удар под основание черепа, хозяин которого рухнул, словно никогда и не стоял. Еще два движения и бывший напарник или надсмотрщик – как угодно, успокоился навсегда, дальше мысль работала моментально, но казалось, что не быстрее, чем он двигался.