Шкура дьявола - Алексей Шерстобитов

Его совершенно не волновало, что он не имеет на это право, даже после всего, что сделало его несчастным человеком и перевернуло всю жизнь, а теперь безвозвратно и безостановочно тащило туда, где выход становился все уже и уже, не говоря о входе, в который войти было легко, лишь переступив грань между добром и злом, а вот покинуть это поле, опомнившись или отрезвившись…

Что послужило принятию такого решения? Возможно то, что закон созданный людьми вроде бы был одинаков для всех – этому он учился, и был, разумеется, с этим согласен, но почему-то эта одинаковость через призму, именно его судьбы, виделась какой-то избранной. Мало того, он все время оказывался бессилен перед происходившим, а при некоторых стечениях обстоятельств, и вовсе не понимал что делать.

Встав на путь человека поворачивающего судьбы других людей к несчастью, а то и вообще останавливая их, он не особенно задумывался куда это его заведет, но был уверен в следующем: он будет стараться избегать случайных жертв, никогда не подымет руку на женщину или ребенка, и однозначно все это когда-нибудь закончится. На сегодняшний день «Солдат» отмерял себе от года до двух и откровенно был этим доволен.

Разумеется такая жизни не может быть спокойной или проходить в бурном общении. Круг знакомых необходимо уменьшить, родственников почти лишить своей персоны, и постараться не иметь слабых мест. Обреченность обреченностью, но зачем же делать врагам подарки! Правда не совсем было понятно, как можно поступить так с матерью, с сестрой, да и с отцом? Все это вызывало двоякую реакцию, к тому же они тоже переживали стресс, и в этом свете еще больше беспокоились о его судьбе.

Его мама попала под машину, и не без последствий – оперированная несколько лет назад раковая опухоль дала метастазы, и женщина чахла на глазах, правда прилагаемые ей не человеческие усилия, сделали эти муки почти незаметными для домочадцев, пока не настал день, когда скрывать это стало не возможным. Боли стали нестерпимыми, ноги уже не держали, а сознание, покидавшее периодически больное тело, мест для этого не выбирало.

Пока мать, любившая сына больше жизни, и лишь о нем и молившаяся, приближалась к уже видневшемуся концу своей жизни, ее чадо делало все, что бы приблизить смерть другого человека и именно поэтому не имевшее возможность видеться с ней. Это будет еще одной причиной, по которой «Сотый» позволит своей совести грызть себя в любое время дня и ночи, на протяжении всей своей жизни.

Красивая женщина, периодически сводившая отца с ума, причем при этом почти ничего не делавшая, и так же любившая его пол своей жизни, даже в минуты воинственного настроя и состояния войны, она признавала его лучшим из мужчин. Но что делать, два сильных характера, постоянные искушения и жизнь в частой разлуке – нет ни они делали существование вместе не всегда возможным, но не признание своей вины, как всегда сопутствующее осуждению и не прощению. А ведь лишь не имеющий грехов может бросить камень…, но именно Он всегда и прощает! Время все ставило на свои места и мучимые души находили друг друга в безвоздушном пространстве и снова соединяли тела.

Но настало время, когда душа одного из них собиралась покинуть свою физическую оболочку, с чем был совершенно не согласен Лев Георгиевич и их дети, но все имеющее начало, имеет и конец.

Алексей узнал от вышедшей только что замуж сестры, для поздравления с чем и встретился с ней и её мужем, о том, что мать попала в больницу. Особенного, поначалу, значения этому никто не придал – в это время она всегда ложилась на профилактику. Предпоследнее такое посещение было, как раз перед аварией, о которой Алексей узнал тоже случайно, и которое буквально сломало Татьяну Алексеевну.

Женщины, лежавшие вместе в одной палате, в предоперационном отделении Онкологического Центра на «Каширке» девять лет назад с таким же диагнозом, а было их семеро, умирали почти каждый год. На похоронах каждой, оставшиеся в живых, собирались, понимая, что не далек тот час, когда уход следующей из них станет причиной их очередного сбора. Оптимизма это не прибавляло, но давало какую-то силу и понимание, что не пресловутая избранность есть причина этого несчастья, и если не норма, то просто один из факторов, причем из множества возможных, укорачивающих человеческую жизнь.

Следующий после похорон ресторан, был не пессимистическим подведением итогов и констатацией готовиться к худшему, а признанием еще одного прожитого года, расцененного, как ДАР. К тому же врачи убеждали, давая с каждым годом все большую надежду, что если после операции пройдет 10 лет, то метастазы более не появятся. Так вот на предпоследнем посещении профилактики, Татьяна Алексеевна осознала, что осталась последней, а до заветного десятилетия не так далеко.

Прошло всего-то пол года и она вернулась сюда последний раз, что бы начать умирать… – какое странное словосочетание, казалось бы не сочетаемого, но кратко и лаконично передающее суть состояния человека в этот промежуток времени…

Ее Алешенька примчался с полусумасшедшим видом, явившись ни от куда, и поговорив с врачом, пока она приводила себя в порядок. Он понял примерную картину заболевания, и сделал соответствующий вывод о скором расставании «на совсем». Мать появилась в плачевном состоянии, буквально состарившись за несколько недель, исхудавшая, с впалыми, но по-прежнему горящими любовью к нему и жизни, красивыми зеленеющими глазами.

Ее вывезли на кресле – каталке, и он не в силах переносить это зрелище, аккуратно поднял ее на руки и перенес на мягкую кушетку, поближе к окну в уединенный уголок. Его переживающий, и даже испуганный, за нее, взгляд, стал нектаром на ее материнские чувства. Вопросы сыпались нескончаемо, от всех подробностей самочувствия до ее желания переехать в отдельный бокс. В результате она быстро устала и почти уже говорила шепотом. Почувствовав это Алексей просто взял ее руку и долго держал, периодически целуя, пока рассказывал о себе, придумывая на ходу всякие истории, конечно, избегая острых моментов.

Скоро пришел врач и попросил вернуться в палату для прохождения терапии. Перенося маму на руках до самой кровати под умиляющиеся взгляды несчастных женщин и прощаясь с ней, он заметил скольких невозвратно потраченных сил стоило ей даже слушать его.

Все что мог сделать заведующий отделением – направить сына к непосредственному начальству и пожелать удачи. Главврач сочувственно выслушал и объяснил, что не только свободных одиночных боксов нет, но и свободных мест, а крики умирающих и вонь – это неизбежные попутчики смерти раковых больных. Впрочем он может поговорить с главврачом нового корпуса, правда еще не «заселенного», то есть не сданного в эксплуатацию, если конечно, это, и соответствующая плата не смущает…

На следующий день все новокупленное: огромный телевизор, видеомагнитофон, напольный кондиционер и всякая всячина, окружала постель больной в светлой новой комнате – современном боксе, правда еще полностью не оборудованном даже подачей кислорода, но… здесь не было криков, стонов, никто не умирал и пахло свежо и приятно. Дежурившая сиделка выполняла все требования, правда их почти не было – Татьяна Алексеевна либо спала большую часть суток, либо находилась под действиями обезболивающего, приходя в себя лишь на час – два в моменты посещения родственников.

Ощущения от происходящего были тяжелые, хоть и смешанные – хоть Алексей уже и начал нести смерть, но привыкнуть к ней едва ли было для него возможным, тем более к смерти ни тех, кто ее искал, а как сейчас, близкого и любимого человека.

Семья собиралась вместе: бабушка – мать мамы, отец, дети, мамина сестра, шурин, и две её подруги: Таня Соколова и Люда Серова. Втроем эти женщины были настоящими друзьями и такого неподдельного чувства нужно было еще поискать между мужчинами. Все втроем подходили к рубежу всего-то 50 лет, что не так много, и достаточная часть жизни могла быть еще впереди, но красавица Танюшка, кажется собралась их покидать, а женщины, как и мужчины – не только не любят таких потерь, но еще и переживают их более тяжелее, ощущая и всю боль детей, остающимися сиротами, не в состоянии помочь.

Хорошие женщины и Алексею они всегда нравились, нравился и их маленький коллективчик, но сын умирающей тоже был бессилен, хоть и питал какие-то еще надежды. Надежды эти растворились с приездом, по его просьбе, друга – начальника хирургического отделения одной из скоропомощных больниц Москвы Локтева Володи. Жизнь их свела на почве занятия спортом, и в этом отношении врач был непререкаемым авторитетом, сумевшим в свое время занять пятое место «на Москве».

Приехавший переговорил «по-свойски» с докторами – все тайные пелены были сняты, и напрямую сказано, что матери «Солдата», в лучшем случае, осталось жить не более двух недель. Метастазы проникли везде и надо отдать должное мужеству женщины, терпевшей до самого конца и боли, и приступы бессилия, и это при полном-то понимании своей обреченности…