Гипнотизер - Барбара Эвинг

— Думаю, что так украшают деревья в той стране, откуда он родом, — предположила Корделия.

— В стране принца Альберта? Конечно, он ведь иностранец. Мы тоже станем это делать?

— Украшать дерево? — Корделия уставилась на картинку в газете. — Зажигать свечи на ветках?

— Почему бы и нет?

— Но мы устроим пожар в доме!

— Нет, что ты, Корди!

— А где мы возьмем елку?

— Найдем где-нибудь, — твердо заявила Рилли. — С ней будет очень уютно.

— Рилли, ты все еще вспоминаешь мистера Вильямса? — внезапно спросила Корделия.

Рилли быстро опустила глаза и начала разглаживать на коленях юбку. Через минуту она сказала, не поднимая глаз:

— Я все еще вспоминаю его, но очень редко. Мне просто хотелось, чтобы кто-нибудь был рядом. Кто-то, кто принадлежал бы мне душой и телом. Даже несмотря на то, что я уже немолода, мне, как я тебе уже говорила, хотелось уюта. А разве ты не мечтаешь об этом, Корди? Хотя бы изредка?

Корделия сидела с непроницаемым выражением лица.

— Зачем? — вымолвила она. — После всего, что было?

— О Корди, человек нуждается в тепле. Это как зеркало.

— Зеркало?

— О, не будем об этом, — быстро ответила Рилли, а затем они услышали, как во входную дверь постучали.

Они переглянулись, надеясь, что в воскресенье им не придется вытаскивать из кризиса какую-нибудь очередную леди. Рилли поднялась.

— Нелли сегодня нет. Она отправилась навестить брата.

— Я отвечу, — откликнулась Корделия.

По пути она машинально взяла утюг, который они все еще держали на виду, на всякий случай.

На ступеньках за дверью стоял невысокий юноша. Его тщательно уложенные волосы топорщились на макушке. Он застыл на пороге, а за его спиной валил снег.

На мгновение Корделия потеряла дар речи, как будто видела сон, как будто ее чудесным образом перенесли в мир грез.

— Я прочитал дневник Гвенлиам, — произнес он, умудрившись дважды сменить интонацию в одной короткой фразе.

Снег падал на его волосы.

— Входи, Морган, — сказала наконец мисс Корделия Престон, обращаясь к своему сыну.

Она поставила утюг на место, а ее сын, с раскрасневшимися щеками, снял плащ, нервно отстранившись от нее, когда она попыталась помочь ему.

В это время, как чудо, им явилась Рилли, которая принесла с собой ощущение спокойствия и обыденности, — под мышкой она держала «Кроникл» и «Таймс».

— Привет, Морган, — бросила она ему так, словно он часто навещал их, — как приятно видеть тебя снова. Я как раз собиралась подняться наверх почитать «Кроникл» своей матери. — И она отправилась вверх по лестнице.

— Входи же, Морган, — повторила Корделия и провела его в теплую комнату, где горел камин, а на полу были разбросаны газеты.

Он не стал разглядывать комнату, а, не поднимая головы, сел, куда ему указали, и не обмолвился и словом.

— Гвенлиам знает, что ты здесь?

— Нет.

— А кто-нибудь знает?

— Нет.

Снова дом погрузился в тишину, и только искры огня выстреливали в камине, нарушая затянувшееся молчание. За окнами тяжелыми хлопьями падал снег, укрывая собой сад и маленького ангела.

Корделия, словно озаренная вдохновением, вдруг вспомнила: «Он любит читать газеты».

— Почитай газеты, Морган, а я сделаю тебе чаю.

Он выглядел немного удивленным.

— А где слуги?

— У нас есть горничная, Нелли, но сегодня она отправилась навестить своего брата, а приготовить чай мне и самой по силам. Я заварю индийского, хорошо?

— У вас есть ликер?

И снова его голос едва не сорвался.

— Думаю, да, потому что матушка Рилли любит ликер.

Спустившись вниз, в кухню, она ощутила, что ее начала бить дрожь. Она делала глубокие вдохи, но не могла преодолеть чувства нереальности происходящего. Она не могла собраться с мыслями — машинально нашла ликер и заварила чай.

Наверху Морган действительно был занят чтением газет или делал вид, что читает: в «Мировых новостях» была опубликована заметка об убийстве в Клепхеме. Корделия поставила перед ним ликер. Он выпил его залпом. Стараясь не смотреть на хорошо знакомое любимое лицо сына, она налила ему чая и подумала: если бы все это происходило во сне, она бы уже наверняка пробудилась.

— Ты всегда читаешь дневник сестры?

— Да. И ее письма. И письма Манон. Они никогда мне ничего не рассказывают, скрывают от меня правду.

— Почему они держат свою жизнь в секрете?

— Они считают меня странным. Я кричу, когда у меня начинаются головные боли. На прошлой неделе я упал. Мне не позволяется падать в присутствии герцога.

— Головные боли? — повторила она, пытаясь скрыть охватившую ее тревогу.

— Не такие, как в детстве. Сейчас я ощущаю боль по-иному.

— Что значит «упал»? — Это было невыносимо.

Он пожал плечами, на миг став похожим на маленького пони. А затем заставил себя взглянуть на нее.

— Лучше всего я помню, как ты избавляла меня от головных болей, когда я был маленьким. А сейчас ты выглядишь такой старой.

Она попыталась улыбнуться.

— Ты тоже изменился, Морган.

— Я увидел объявление в газете о том, что мама ищет детей, у которых был дом в ветвях дерева. Я был в Кардиффе. Я всегда читаю объявления. Гвенни сказала, что это мои вечные фантазии. И если бы я не прочел ее дневника, то так и не узнал бы, что я с самого начала был прав.

— Я понимаю.

— Они сказали нам, что ты умерла.

— Я слышала об этом.

— В дневнике сказано, что мы не являемся законнорожденными детьми. — Корделия хранила молчание. — Я знаю значение этого слова.

«Как все ужасающе складывается. Как остановить это ненужное разоблачение?»

— Тем не менее об этом никто не знает. Ваш отец не открыл правды. А я ничего не знала. Думаю, что Гвенлиам поступила опрометчиво, написав обо всем в своем дневнике. Люди не должны даже догадываться об этом.

— Но почему?

Она наклонилась вперед и мягко произнесла:

— Морган, тебе пятнадцать лет. Я уверена, что ты и сам прекрасно понимаешь причины. Твой отец сделал так, как считал нужным, в конце концов, он действовал в ваших интересах. Наступит день, когда ты будешь именоваться герцогом Ланнефидом.

— Я не хочу быть герцогом Ланнефидом.

Корделия была потрясена услышанным.

— Почему?

— Меня отослали в школу, и я ее возненавидел с первой же минуты. Единственное, что я умею, — это рисовать.

— Ты хочешь быть художником?

— Да.

Она начала лихорадочно думать.

— Можно быть герцогом и художником.

— Герцог мне сказал, что я не могу рисовать. Он говорит, что я должен учить греческий. И латынь.