Хозяин зеркал - Екатерина Чернявская

В очередной раз не сумев подняться, Кей вскинул руку со шлегером в бледном подобии квинты. Иенс ударил сверху, резко и коротко. Клинок Кея отскочил, нанося рану хозяину. Из длинного пореза на лбу хлынула кровь, заливая упрямые глаза цвета сапфира.

– Сдавайтесь, – сказал Иенс.

– А как же мой сонет? – ухмыльнулся Кей.

Он все еще ухмылялся, хотя рука, стирающая кровь со лба, дрожала.

– П-перестаньте скалиться. Признайте себя п-побежденным, и я вас отпущу.

– Вы меня отпустите? Ну уж нет. Это я вас отпущу, когда мне надоест. – Коротко вздохнув и слизнув с губ кровь, он пожаловался: – Никак не могу уместить мысль в две строки…

– П-прекратите юродствовать.

– …поэтому умещу в четыре. Вот, слушайте. – Повысив голос, Кей продекламировал:

Ну что ж, раз грешить – то значит, грешить сполна!А если шутить, то так, чтоб потом петля.Я только надеюсь, что хватит на всех вина,Пока мы в гостях у крысиного короля.

Ну как, нравится?

– Н-не особо.

– Еще бы. Ничего вы, Иенс, не смыслите в поэзии, как и в эпистолярном искусстве. – И негромко добавил: – Я знаю, что это не вы писали письмо. А кто писал, узнаю без вашей помощи. Так что признавайте себя побежденным и убирайтесь.

Кровь, текущая из раны на лбу, не могла притушить наглый блеск его глаз – и тут Иенса разобрало. Даже сейчас мальчишка был сильнее. Даже здесь, даже стоя на коленях, даже не умея держать в руках оружие, он смеялся и смеялся над ним, Иенсом, смеялся и не хотел остановиться.

Как бы сама собой рука Иенса метнулась вперед. Это не был один из тех приемов, которым учил его напыщенный мэтр Игле Канур в высоком зале дедовского особняка. Нет, так Бен Хромоножка развлекал публику на ярмарке, одним ударом разрубая бараньи туши. Лезвие пошло полукругом, блеснуло, под углом врезаясь в плоть и кость. Мальчишка не успел. Наконец-то он не успел, не успел даже выставить защиту, и Иенс хакнул, как хакал старый циркач, и его шлегер пропахал дорогу слева направо, от виска до верхней губы – конечно, не разрубленный баран, но тоже кое-что.

Кей завалился на бок. На месте левой половины лица у него было красное, смятое, мокрое. Кровь, перевалив горбинку носа, заливала правый неповрежденный глаз, и наконец-то его наглая синева перестала раздражать Иенса. Доктор опустил шлегер и отступил на шаг, не желая испачкать в крови ботинки.

«В подошве дырка, – тупо подумал он. – Носки будут совсем мокрые».

Он еще успел удивиться тишине – ни возгласа, ни дыхания, – когда под сводом раздался крик.

Крик был страшен. Часть файеров задуло. В воцарившейся полутьме с потолка с грохотом посыпались сталактиты. Иенса смело к заградительной решетке. Мимо пронесло закрученного вихрем пса и вцепившегося в поводок фон Бэка. С трибун послышались стоны и вопли задавленных, но Иенс не смотрел туда. Прижатый к ограде, он видел, как к телу Кея метнулась щуплая девчонка, и это было непонятно и жутко – потому что кричала именно она. Госпожа Война упала на колени рядом с убитым и, схватив его за плечи, затрясла что было сил. Затрясла отчаянно, словно надеялась разбудить. Иенс смотрел на нее с недоумением: ведь ясно же, что мертвого не разбудишь… Как будто расслышав его мысль, девчонка снова закричала. Этого крика Иенс уже не услышал, зато почувствовал. Его вдавило в железную сетку так, что, казалось, сейчас треснут ребра. Но решетка милосердно подалась, лопнула и, вывернутая с корнем, обрушилась в канал. Туда же полетел и оглушенный доктор.

Интерлюдия

Крысиный король

– Ну зачем ты такой упрямый?! – простонала Госпожа W, утыкаясь лицом в холодное плечо мертвого.

Его плечо, впрочем, и при жизни было холодным, но теперь холод не приносил облегчения. Дафна не решалась открыть глаза, потому что кругом кишели крысы. Никого она не боялась и ничего, никогда – только крыс. Непонятно, из каких глубин памяти вынырнул этот страх.

Крысы сжирали все вокруг. Они уже съели подземную залу со всеми ее сталактитами и сталагмитами, съели канал, съели большую часть моста, съели воздух, свет, и даже темноту они тоже съели. Остался лишь маленький клочок, на котором лежал Кей. Дафна собралась с силами и подняла голову. Она не позволит съесть и его.

Крысы клубились, сплетались и расплетались, заполняя все вокруг. И они щелкали, попискивали, верещали. Шелестели.

– Мертвец.

– Труп.

– Мясо.

– Отдай его нам!

– Нет! – выкрикнула Дафна.

На кончиках ее пальцев вспыхнули огоньки. Огненная стрела пропахала в крысином клубке глубокую борозду, но края разрыва мгновенно стянулись. Клубок начал меняться, обретая очертания. Сросшиеся серые тела и хвосты. Семь огромных голов. Семь пар рубиново-красных глаз. Глаза уставились на Дафну.

– Ты не крыса, – пробормотала она. – Кто ты такой? Что ты такое?

– Ты слышала, – сказала одна голова.

– Крысиный Король, – пропищала другая.

– Мальчик призвал нас! – взвизгнула третья.

– И мы пришли, – добавила четвертая.

– Чтобы забрать, – пояснила пятая.

– Чтобы сожрать, – облизнулась шестая.

– Он так хотел, – заявила седьмая, и все головы дружно закивали.

– Лжешь! – Дафна вскочила, потому что стоять на коленях перед крысой – или даже их королем, хотя и младенец знает, что нет у крыс никакого короля, – было противно. От рук ее вновь побежал огонь. Сросшаяся крыса не попятилась, только оскалилась всеми головами. Усы ее задвигались. Крыса веселилась.

– Ты не крыса, – повторила Дафна, приглядываясь. – Даже не Крысиный Король. Я тебя знаю. Ты всегда идешь следом.

– Нас узнали, – хихикнула первая башка.

– Нас разоблачили.

– Девочка-Война.

– И мертвый мальчик.

– Так было всегда.

– Так будет всегда.

– Это хорошо.

– Это правильно.

– Это справедливо.

– Отдай его нам! – хором потребовали крысиные башки.

– Нет! Ты его не получишь!

– Ты служишь нам! – возмутились головы.

– Я не служу никому. И уж точно не тебе, Бледная.

Крысиные головы приблизились друг к дружке и зашептались. Дафна стояла, противно и мелко дрожа. Над крысой стлалось облако мерзкой вони, могильного мокрого смрада. Тварь совещалась сама с собой и была серьезно увлечена дискуссией.

– Хорошо, – сказала наконец первая голова, выныривая из клубка.

– Мы можем помочь.

– Можем вернуть то, что ты забрала.

– Но не задаром.

– Нет, не задаром!

Дафна сжала кулаки:

– Чего ты хочешь?

– Хотим жизнь.

– Жизнь?

– Две буквы.

– Две буквы из пяти.

– У тебя останутся три – этого хватит, – заверили крысы.

Дафна насторожилась:

– Какие буквы?

– L и F.

– Life.

– Жизнь.

– Жизнь за жизнь – это правильно.

– Это хорошо.

– Это справедливо.

– Но у меня нет буквы L, – прошептала Дафна. Усмехнувшись, она добавила: – А Микаэля скормлю вам с радостью.

Крысы снова заклубились, заворчали.

– Девочка-Война не поняла.

– Не та F.

– Не голодный толстяк.

– Хотя он соблазнителен.

– Но мы желаем другое.

– Девочку-Любовь.

– Птичку-Свободу.

– Love.

– Freedom.

– У меня их нет, слышите?! – заорала Дафна.

– Это ничего.

– Ты достанешь.

– Ты найдешь.

– Девочка-Любовь ходит под руку с мертвым мальчиком.

– Птичка-Свобода сидит в клетке.

– Обещай нам их.

– И мы поможем.

– Это будет хорошо.

– Это будет правильно.

– Это будет справедливо.

– Я обещаю! Все что угодно. Обещаю. Ты получишь буквы. Только верни его!

Крысиные головы придвинулись так близко, что Дафну чуть не стошнило от их смрада.

– Мальчик отдал нам кое-что.

– Кое-что, от чего хотел избавиться.

– Кое-что, что считал лишним.

– Не знал ему цену.

– Глупец.

Дафна уставилась в рубиновые огоньки:

– Что это? Что он вам отдал?

– Ты видела, – хором проверещали крысы. – Ты знаешь! Поцелуй Королевы.

Дафна смотрела, не понимая, и крысы любезно объяснили:

– Мертвая вода.

– Осколок Вечного Льда.

– Он убивает живых.

– Он исцеляет мертвых.

– Раны исчезнут.

– Плоть срастется.

– Разбитое станет целым.

– Но разбудить его, – предупредили крысы, – сможешь только ты!

– Вы получите L и F, – процедила Дафна. – А теперь дайте то, что обещали.

Крысиные головы удовлетворенно кивнули. Сросшаяся туша вновь стала клубком из тысяч и тысяч серых тел, а затем клубок рассыпался, сгинул, исчез – и на его месте осталась одна маленькая черноглазая девочка с ядовито-розовым бантом. Девочка вытянула тощую лапку. На грязной ладошке лежал перстень с сапфиром. Дафна вздохнула с облегчением, потому что в сером крысином мареве цвет камня остался неизменным – пронзительно-голубым, холодным и чистым, как зимнее небо, как глаза… как его глаза.

Противно было притрагиваться к крысе, но Дафна себя пересилила и схватила кольцо. Маленькая Крысословица пискнула, подпрыгнула и исчезла в разверзшейся у нее под ногами черной дыре.