Лабиринт Ванзарова - Чиж Антон

С этим Зволянский стремительно вышел из номера, чуть не сбив с ног филеров, дежуривших за дверью. Настроение его произвело кульбит: явилась надежда. А вместе с ней здоровый голод. Сергей Эрастович рассчитывал доложить Оболенскому новости и отвести душу за праздничным столом шефа. Домой возвращаться ему не хотелось.

Как только дверь захлопнулась, Лебедев позволил себе выразить то, что подчиненные часто думают о начальстве. Но вслух сказать не смеют. Иногда, порой…

– Убили непонятно кого вместо варшавского спирита? – закончил он тираду.

– Факт подтвержден на высшем уровне, – ответил Ванзаров.

– Почему сразу не сказали?

– Портрет этого господина мельком видел у редактора «Ребуса».

Ванзарову погрозили пальцем.

– Не жульничать! Куда мог деться Самбор? Полная гостиница филеров…

– Важный вопрос, Аполлон Григорьевич. Важный после самого важного.

– Какого же?

– Зачем Самбора похитили. С какой целью. Кому он понадобился.

– Ответ может оказаться простым?

– Истину так трудно обнаружить потому, что она чаще всего перед глазами.

– Вам уже известно, что произошло, друг мой проворный?

– Только логические предположения.

– Так я и знал, – Лебедев спрятал в саквояж склянку нашатыря. – Опять ваша психологика… Как она поможет разыскать того, кто режет горло?

– Не поможет – попросим доктора Котта уловить психические эманации преступника, – сказал Ванзаров.

– Не пугайте, друг мой. Не убеждайте, что окончательно сошли с ума. Не хватало, чтоб отправились на розыски в четвертое измерение, – Лебедев кивнул на пустую раму. – Такие прогулки плохо кончаются.

– Допустим, – ответил Ванзаров, поглядывая, как нити чуть шевелятся.

Покорность друга говорила о том, что он надумал нечто важное и не подпускает к своим мыслям. Аполлон Григорьевич насторожился.

– Свечи нет?

– Допустим…

– Дощечки с веревкой нет? В этом причина?

– Разумное предположение…

Неизвестность, за которой скрывается нечто любопытное, требовала немедленного разоблачения. Любопытство – это грех. Как известно.

– Спорим, что среди осколков прячется обрывок снимка с женской головкой, – заявил Лебедев, будто бросая вызов.

И получил равнодушный ответ:

– Там ничего нет.

Проиграть пари второй день подряд криминалист не желал. Да и бесполезно. Он заметил, что Ванзаров уставился на мраморный камин. Явно бродит по тропинкам мысленных дебрей. Беспокоить нельзя. Аполлон Григорьевич смирился и поправил простыню на трупе, как скульптор укутывает свое творение. Он ждал.

Ванзаров повел головой, посмотрел на Лебедева, будто проснувшись.

– Не стали перебирать осколки?

– Верю вам на слово. О чем думали?

– Над вашим вопросом, Аполлон Григорьевич: как могли вывести Самбора? – Ванзаров демонстративно обвел взглядом гостиную. – В номере следов борьбы нет. Вывод: насилия над спиритом не было. Он вышел сам.

– Или его вынесли, – не удержался Лебедев и уточнил: – Оглушили и вынесли.

– Мысль здравая, логичная. Испытаем?

– Ну попробуйте, – поддержал криминалист. Маевтику не любил, но играл в нее с удовольствием. Только с Ванзаровым.

– Самбор комплекции, как погибший. Иначе Зволянский не ошибся бы.

– Допустим.

– В этом теле около… – Ванзаров глянул, прикидывая вес, – около пяти пудов[36].

– Чуть меньше, – согласился Лебедев.

– Одному не вытащить.

– Могло быть двое.

– Вопрос: жертву зарезали до или после того, как оглушили Самбора?

– До, – поспешил Лебедев.

– Вопрос: Самбор видит, как убивают человека, и не пытается спастись. Стул бросить или позвать на помощь…

– Выходит, что после…

– Вопрос: погибший видит, что Самбора оглушили, и не пытается спастись? Сидит перед зеркалом и ждет, когда ему перережут горло?

Аполлон Григорьевич задумался.

– Я понял! – вдруг воскликнул он. – Убийца пришел вместе с жертвой. Оглушил Самбора, а потом прикончил напарника. Чтобы не оставлять свидетеля.

– Тем самым указал, что Самбор не вышел на прогулку, а похищен, – сказал Ванзаров.

Попытка спасти блестящую идею провалилась. Аргументов не нашлось.

– Считаю, что Самбора оглушили, – сказал Лебедев. – Кто-то вытащил его на себе, делая вид, что приятель пьян.

– И филеры его не заметили?

– Ну… Всякое бывает, – Аполлон Григорьевич еще боролся с маевтикой, но исход поединка был ясен обоим. – Уверен: преступник – физически сильный человек.

Будто соглашаясь, Ванзаров кивнул.

– Самбор вышел из номера в полном сознании и без принуждения.

Разочарования Лебедев не скрывал.

– Опять гипноз? Таким манером все что угодно можно объяснить.

– Гипноза не было, – уверенно ответил Ванзаров. – Самбор ушел по собственной воле. Из номера – наверняка.

– А как же филеры?

– Филеры следят за тем, что им поручили.

– Не понимаю! – возмутился криминалист. Маевтика кончилась, а ясность не наступила. – Напустили туману, опять жульничаете. Ну погодите…

Ванзаров попросил снять простыню. Пора было сделать то, чего он искренно не любил. И даже стеснялся: осмотр одежды погибшего. Как ни странно, ему было стыдно шарить по карманам мертвеца. Только об этом никто не догадывался. Даже великий друг.

Широким жестом Лебедев накинул ткань на лицо убитого. Белое полотно повисло скульптурной фатой. Ванзаров прошелся по пиджаку, жилетке и карманам погибшего. Находок оказалось маловато: несколько гривенников, новенькая бумажка в двадцать пять рублей, сложена пополам, и записка, написанная быстрым, но правильным почерком.

– По-польски разумеете? – спросил Лебедев, заглянув в бумажку.

– Общий смысл понятен: Стефка просит Збышека прибыть к нему в двести второй номер «Англии» к шести часам… Имя погибшего установлено.

Аполлон Григорьевич вернул простыню, будто заботился, чтобы мертвый не озяб.

– Погибший – знакомый Самбора?

– Подписать «Стефка» может только старинный друг, – ответил Ванзаров. – Заметили странность в записке?

Лебедев ответил нечто невразумительное.

– В ней нет подробностей. В номере нет ни вина, ни чая, ни закусок. В ресторан не пошли. Что странно при встрече давних друзей.

– Кто этих поляков разберет. Жадные и прижимистые: может, обнялись и поболтали. Пока одному горло не разрезали…

– Встреча была деловая, – Ванзаров указал на купюру. – Збышеку заплатили за услугу: купюра новая. Краткость записки логично предполагает: Самбор заранее известил приятеля, что приезжает в Петербург. Только не знал, в какой гостинице его поселят. Записка дает адрес и время встречи. Остальное было оговорено заранее.

И снова Ванзаров уставился на нитки, свисавшие с люстры.

– Наверняка этот Збышек тоже спирит, вместе хотели вызвать духа освобождения Польши, – задумчиво сообщил криминалист. – Или на пару прогуляться в четвертое измерение.

– Блестящая идея, Аполлон Григорьевич, – сказал Ванзаров и направился к креслу, которое давно приметил. В нем не было ничего особенного, кроме того, что его развернули от камина.

Лебедев терялся в догадках: шпилька или похвала? Кто разберет чиновника сыска.

Заглянув за кресло, Ванзаров вытащил потертый саквояж. Щелкнув замками, он выложил на сиденье кресла руку, торчащую из рукава пиджака с манжетой сорочки, белую маску с прорезями для глаз и рта, ножницы, моток ниток, лаковую деревянную коробку с надписью «Энсейнеттъ» и дощечку, на которой был закреплен шнурок бронзовыми зажимами.

Не дожидаясь приглашения, Лебедев схватил лакированную коробку, открыл крышку и вытащил новенький фотоаппарат.

– Какая прелесть, – не скрывая зависти, сказал он. Не каждая актриска удостоилась такой похвалы. – Небольшая складная камера, снимает на пленке в катушке, можно перезаряжать на свету. Анастигматический объектив «Герц». Чудо! А мне такой купить отказались. Пожалели семьдесят рублей!

– Отличная модель, – согласился Ванзаров. Он давно засматривался на дорогую игрушку, которую можно брать в путешествия. – Легкая, без штатива. Упереть локти в спинку кресла, и делай фотографии.