Судьбы и фурии - Лорен Грофф

Puttanesca – распутный соус.

Не смогла устоять перед соблазном.

Спустившись вниз, он показал ей царапины, которые она на нем оставила.

– Дикая кошка, – назвал он ее тогда, и в его взгляде зажглась какая-то легкая грусть.

Наверное, так все должно было закончиться, но все же не закончилось.

Матильда продолжала следить за Лео Сеном с помощью Google. Когда за неделю до Рождества на ее экране появилась ужасная новость о гибели мальчика в холодном океане, Матильда поначалу испугалась. А затем ее грудь затопило ощущение собственной победы, триумфа, горячее и ужасное.

Когда она увидела собственное отражение в экране монитора – отвернулась.

Пока Лотто наверху с головой зарывался в новую пьесу, Матильда сходила в магазин «Стюарт» и купила газету. Она прятала ее до самого Рождества, а утром специально положила у зеркала возле входной двери, зная, что именно там Лотто, скорее всего, будет ждать Рейчел с детьми.

Он любил праздники, их радостное тепло всегда было созвучно тому теплу, которое он сам носил в себе. Лотто будет нетерпеливо выглядывать из окна на дорогу и, конечно, бросит взгляд на газету. И тогда поймет, что она все знает. Когда она услышала внизу его посвистывание, специально вышла из спальни и стала на верхних ступеньках лестницы, чтобы увидеть все собственными глазами. Лотто улыбался своему отражению, возясь у зеркала, затем повернул голову, чтобы лучше рассмотреть профиль, и тут случайно коснулся газеты…

Затем вгляделся чуть внимательнее и принялся читать. А потом побледнел и схватился за край столика, как будто боялся потерять сознание.

Задняя дверь, ведущая на кухню, открылась, и послышалась перебранка Рейчел и Элизабетт, а также довольный, полный нетерпения перезвон детских голосов. Пес зашелся счастливым лаем. Матильда специально откладывала этот момент до того, как все они появятся, – в компании родственниц Лотто не стал бы обсуждать все это и ухудшать ситуацию, произнося все это вслух. А если он не заговорит об этом сейчас, значит, не заговорит никогда.

И в тот момент Лотто вдруг поднял голову и увидел Матильду в зеркале.

Она наблюдала за тем, как он наблюдает за ней. На его лице проступило осознание и тут же исчезло. Он был напуган тем, что промелькнуло в ней в эту минуту, и не захотел больше смотреть на нее.

Матильда ступила на первую ступеньку, ведущую вниз.

– С Рождеством! – сказала она, спускаясь. Она была так чиста и пахла сосной. Чиста, как ребенок, и светла, как поток воздуха.

Как поет Флорестан в «Фиделио» Бетховена, опере, посвященной браку, «WELCHDUNKELHIER!»[42].

Это правда. Большинство опер написаны о браке. И лишь несколько супружеских пар можно назвать оперными.

«Как же здесь темно» – так поет Флорестан.

НОВЫЙ ГОД СТАЛ ЕДИНСТВЕННЫМ ДНЕМ в жизни Матильды, когда она по-настоящему поверила в Бога. [Ха.]

Рейчел, Элизабетт и дети все еще спали в гостевой спальне наверху. Матильда сделала булочки и фритату[43]. Вся ее жизнь была бесконечной чередой развлечения других.

Она включила телевизор. На экране царила какая-то суматоха, вспышки черного и желтого, огонь в ночи. Череда тел, накрытых простынями, аккуратные палатки. Какой-то дом с арочными окнами, обугленный, уже без крыши.

Демонстрация чьего-то снятого на телефон видео, вероятно еще до пожара: группа на сцене выкрикивает обратный отсчет до нового года, огни разбрасывают искры, повсюду смеющиеся, кричащие лица.

А теперь они все лежат на земле и их окружают врачи скорой помощи. Обугленная, облезшая кожа, розовая плоть, неизбежно вызывающая в памяти изображения сырого мяса. Матильда почувствовала, как к горлу подкатила легкая тошнота. Она узнала это место. Она была там всего несколько ночей назад. Тяжесть мертвых тел, запертые двери, удушающий дым, крики. Эта сочнотелая девица и американец на высоком барном табурете. Бармен с пушистыми ресницами, прикосновение ее ледяной руки к коже Матильды. Когда она услышала на лестнице шаги Рейчел, тут же выключила телевизор и, прихватив Бог, быстро вышла во дворик, чтобы немного успокоиться на холоде.

Тем же вечером, во время ужина, Рейчел и Элизабетт объявили, что последняя снова ждет ребенка.

Позже, лежа в кровати, Матильда все рыдала и рыдала от сокрушительного чувства благодарности, вины и ужаса от того, чего ей удалось избежать. А Лотто подумал, что это потому, что у его сестры есть такое богатство, как дети, а они все еще ужасно, несправедливо «бедны». И поэтому он тоже присоединился к ней и плакал в ее волосы. Та пропасть, что пролегла между ними, сомкнулась, и они снова стали одним целым.

АЭРОПОРТ ОГЛУШАЛ.

Одиннадцатилетняя Аурелия стояла там в одиночество и решительно ничего не понимала. Но в конце концов она увидела мужчину, который держал табличку с ее именем, и с чувством огромного облегчения поняла, что это, скорее всего, и есть дядя, старший брат ее мамы. Как всегда говорила бабушка, плод ее безудержной юности. Хотя на самом деле ее преклонный возраст был довольно туманной штукой. Мужчина был крупным, округлым, красным и просто излучал обаяние. Он ей уже понравился.

А потом он сказал:

– Нет, mamzelle. Non oncle. Я не ваш дядя. Я ваш водитель.

Она не поняла, и тогда он изобразил руками крутящийся руль.

Девочка проглотила разочарование.

– No parlez français[44], – продолжал водитель. – Except voulez-vous coucher avec moi[45].

Она уставилась на него, и он тут же поправился:

– Нет-нет-нет-нет-нет. No vous. Excusez-moi. No voulez coucher avec vous[46].

Он покраснел еще сильнее и покашливал всю дорогу до машины.

На шоссе водитель ненадолго остановился, чтобы купить ей клубничный молочный коктейль. Он оказался слишком концентрированным, и у девочки разболелся живот, но она выпила его, потому что не хотела обижать доброго водителя. А еще очень боялась заляпать кожаные сиденья машины и всю дорогу до дома дяди старалась держать стаканчик очень осторожно.

Они остановились на дорожке из гравия. Дом оказался тем самым местом, в котором может жить человек, у которого есть собственный водитель. Суровый дом в стиле старой пенсильванской фермы из крупного камня. Старинные окна были такими выпуклыми, что искажали в отражении лежавший вокруг пейзаж. Водитель отнес сумку Аурелии в ее комнату, которая по размерам дважды превосходила квартиру ее бабушки в Париже. За стеной обнаружилась ее персональная ванная комната с зеленым ковриком, похожим на свежую весеннюю травку в парке.

Девочке тут же захотелось лечь на него и проспать несколько дней.

На кухне водитель достал из холодильника тарелку с бледной куриной котлетой, картофельным салатом и бобами, а потом передал ей записку на французском от дяди, в которой тот сообщал, что увидится с ней сразу, как только вернется домой. Кроме того, он подчеркнул, что местное телевидение – лучший способ как можно скорее выучить английский язык. Дядя просил ее не уходить из дома и составить список вещей, которые ей могут понадобиться, – водитель достанет их в течение дня.

Трудно было не заметить, сколько ошибок он наделал в этом коротком письме.

Водитель показал ей, как закрывается дверь, и включил сигнализацию. Его полное лицо было встревоженным, но все же он сообщил, что ему нужно уйти. Аурелия расположилась с едой вблизи наэлектризованного экрана телевизора, где шла какая-то маловразумительная передача про леопардов. Потом она вымыла посуду, убрала ее на место (как ей казалось), а затем на цыпочках взбежала наверх. Она по очереди пробовала открыть каждую дверь, но все двери в доме, кроме двери в ее комнату, были заперты. Аурелия умылась, вымыла ноги, почистила зубы и забралась в постель, хотя та была слишком большой для нее, а в комнате притаилось слишком много теней. В итоге она не выдержала, перенесла пуховое одеяло и подушку в пустой шкаф-кладовую и уснула на пыльном ковре.

Среди ночи она проснулась от того, что почувствовала чей-то взгляд, – какой-то мужчина стоял в дверном проходе и внимательно смотрел на нее. Что-то в его больших глазах и яблочных щеках напомнило Аурелии ее бабушку. Его уши напоминали крошечные, бледные крылья летучей мыши, а лицо было очень похоже на лицо ее матери, хотя и выглядело старше.

– Итак, – сказал он на французском. – Ты и есть та самая дьяволица.

Он выглядел насмешливым, хотя и не улыбался.

Она почувствовала, как у нее перехватило дыхание. С первой же секунды она поняла, что этот человек очень опасен, несмотря на свою показную мягкость и снисходительность. А еще – что ей нужно быть с ним очень осторожной.

– Я не часто бываю дома, – продолжал дядя. – Если тебе понадобится что-то купить, водитель тебя отвезет. Он же будет возить тебя к остановке, куда приходит школьный автобус. И забирать. Мы с тобой будем видеться редко.

Аурелия тихо поблагодарила его – поняла, что промолчать будет намного хуже. Он посмотрел на нее долгим взглядом, а затем сказал: