Игра втемную - Александр Золотько

– Я, собственно, тоже ничего не имею против. Мне просто нужна будет причина для написания статей. На нашем птичьем языке это называется информационным поводом. Ну там, юбилей, парад, соревнования, драка, кража, хотя два последних, пожалуй, не подойдут.

– Повод мы вам дадим. Какой угодно, вы только скажите, какой конкретно. Нам очень важно ваше принципиальное согласие.

– Принципиальное согласие у вас уже есть, – уверил я Петрова и несколько демонстративно стал перекладывать бумаги на столе. Вторник он и есть вторник. Мне сегодня полосы сдавать. И еще мне пора обедать, на что недвусмысленно указывали стрелки часов и недовольство желудка.

– Простите, а когда у вас перерыв на обед? – поинтересовался посетитель, второй раз за пять минут разговора прочитавший мои мысли.

– Уже идет, – сообщил я. – Скоро уже закончится.

– Может, мы тогда с вами вместе сходим пообедаем и я изложу личное дело. Я угощаю. На деньги, можно сказать, армии. В ознаменование будущего сотрудничества.

«Да пошел ты со своим сотрудничеством!» – подумал я, но решил быть вежливым до конца. И черт его знает, может, он снова прочитает то, что я подумаю.

Одеваясь на ходу, я прошел по редакции, сообщая всем заинтересованным лицам, что пришла пора обедать и что вернусь я где-то через час.

– Куда пойдем обедать? – поинтересовался я, когда мы вышли на улицу. – Где нам не помешают заняться вашим личным делом?

– Да не моим личным делом, а вашим, Александр Карлович. Вашим личным делом.

И мне стало нехорошо. Как-то он многозначительно это сказал и увесисто. Совсем не тем тоном, которым просил написать об училище. Кстати, о каком конкретно? Я умудрился так и не поинтересоваться этим в разговоре. Все страхи и опасения вернулись одновременно. Он мог прийти по любому поводу: и по вопросу «Электрона», и по московским приключениям, и…

– Что именно вы называете моим личным делом? – наконец выдавил я.

– А это я вам сообщу там, куда мы с вами сейчас пройдем.

– Никуда я с вами не пойду, – не выдержал я. – Что за идиотские разговоры? Или вы меня будете арестовывать? Пистолет достанете?

Я-таки сорвался. Все эти вывихи судьбы, вместе с семейной невнятицей и московской историей, меня довели. Я, правда, еще не решил, что конкретно нужно делать: то ли бросаться в драку, то ли делать ноги, то ли падать в обморок. Хотя, нам, здоровым мужикам, в обморок падать неприлично.

– Уважаемый Александр Карлович. Меня попросил поговорить с вами наш общий знакомый, Павел Иванович Ковальчук. Если у вас есть основания ему не доверять – давайте разойдемся. Если вас хотя бы интересует, на какую тему я собирался с вами говорить, – давайте зайдем в такое место, где нам действительно никто не помешает. Если вы не хотите идти в место незнакомое, то предложите свой вариант. Я займу у вас не больше часа, – гражданин Петров умел разговаривать с заведенными субъектами. Почти профессионально он вывел меня из истерики, даже заставил шевелить мозговой извилиной. Не знаю, как для кого, а для меня начать решать какую-либо проблему значит перестать психовать.

– Может быть, просто прогуляемся по парку, тем более, что погода позволяет, – ну совершенно мне не хотелось оставаться с ним в закрытом помещении. Просто какая-то клаустрофобия на фоне личной аллергии.

– Это не самый лучший вариант, – задумчиво сказал Петров, – но, пожалуй, возможный.

И мы отправились в парк. Медленно, прогулочным шагом и молча. Минут пять никто из нас не начинал разговора, я – потому, что не знал о чем, а он —… Черт его знает о чем он думал эти пять минут. Скорее всего, давал мне возможность успокоиться.

– Начну по порядку, – наконец прервал молчание Петров. – Павел обратился ко мне вначале вовсе не по вашему поводу. По просьбе одного своего знакомого он хотел уточнить некоторые подробности одного весьма странного дела. По старой дружбе, так сказать. Еще недели две назад.

Он замолчал и внимательно посмотрел на меня. А я твердо решил без особой необходимости его монолог в диалог не превращать.

– Обратился он ко мне неофициально. По роду своей деятельности я иногда интересуюсь событиями странными и необычными.

– Это на работе в военном училище? – не утерпел я.

– Ну, во-первых, училища бывают разные, а во-вторых, я ведь вам и соврать мог. Нельзя в вашем возрасте и при вашей профессии быть таким доверчивым. Я, может, в американской разведке работаю. Или в египетской.

– Или в польской и российской одновременно, – этот тип вызывал у меня самые противоположные чувства: сволочь, он конечно, большая, но чем-то очень родственным от него веет.

– Давайте для простоты остановимся на мысли о том, что работаю я в некой специальной службе, и даже имею военное звание. И когда ко мне Ковальчук обратился с просьбой о помощи в деле о группе «Сверхрежим», я этим очень заинтересовался. По нескольким причинам сразу.

– Утечка информации?

– Никакой утечки. «Сверхрежим» – программа еще советских времен, очень специфическая. Кадры этой группы разъехались по всему СНГ и дальше, так что эта самая утечка скорее всего напоминает Ниагарский водопад после сильных дождей. Тем более, что значение эта тема имела узкоспециальное.

– Хорошенькая специализация – управление психикой людей, кодирование и зомбирование!

– Это вы в отчетах группы прочитали? Тогда вы информированы куда лучше меня. По моим сведениям, группа занималась вещами куда более прозаичными. Эту историю про бабулю, пожар и тяжелый шкаф вы помните?

– Это когда от страха становишься и быстрее, и сильнее?

– Так точно. «Сверхрежим» занимался проблемой включения в необходимый момент конкретно взятого человека на полную мощность.

– И человек сможет заменить полтора компьютера и два экскаватора?

– И человек сможет выжить в самой экстремальной ситуации. Разработки были достаточно интересны. Но мы не об этом. Мы почти совсем о другом. Структуру, которую в настоящий момент представляю я, заинтересовала группа «Сверхрежим» только после того, как мы стали получать информацию о странностях, происходящих с ее бывшими сотрудниками.

– Странностями вы называете смерть?

– Странностями мы называем странные вещи, происходящие со сверхрежимниками. И смерти в том числе. Грубо это можно себе представить так – существует список людей, по той или иной причине попавших в наше поле зрения. После этого всякая информация сличается с этим списком. В результате как бы далеко друг от друга ни находились наши фигуры, как бы ни были разнесены по времени и по характеру происшествия с ними – мы можем получить сигнал в неких закономерностях. И решить, как нам на это отреагировать.

– Или решить, стоит ли на это реагировать вовсе, – все четко, аккуратно, красиво и понятно. Не ясно только, при чем здесь я.

– Волей судеб и начальства, некоторое отношение к контролю именно этой темы имею я. И я попросил Пашу от своего имени и имени своего начальства оставить в покое эту скользкую тему. И своему знакомому посоветовать. И Паша, кстати, к моему совету прислушался, тем более, что у него и своих дел по горло. Но вчера он связался со мной и в интимном разговоре сообщил о ваших проблемах и вашем интересе к этому вопросу. И я решил с вами встретиться.

– Почему бы вам просто не передать мне это через Пашу?

– Вы знаете, я так бы и поступил, если бы не два «но».

– Каких же именно? – я надеюсь, что мне удалось задать этот вопрос достаточно спокойно, не люблю я эти «но» и не люблю эти многозначительности и недоговорки. А кроме всего прочего, мне просто стало страшно.

– Первое «но» – я надеюсь, что у меня это получится убедительней.

– А второе?

– Второе? Второе – меня об этом попросило мое прямое начальство. Это, если хотите, – прямой приказ. А их у нас принято выполнять беспрекословно, точно и в срок.

На улице хорошая погода, почти просохло, даже вроде бы свежей зеленью пахнет. Птицы поют, полный парк студентов и пенсионеров. Просто идиллия. И собеседник рядом, который совершенно спокойно сообщает, что его загадочное начальство интересуется мной, недостойным.

– Может быть, купим по пирожку? – спросил я. – Действительно хочется есть.

– Я стараюсь на улице съестного не покупать, если вы хотите – ради Бога.

– Есть в одиночку, на глазах у других, мне воспитание не позволяет. Оно у меня немного провинциальное и консервативное. Какой-то комплекс выработался. Я с ним борюсь изо всех сил.

– Как боретесь сейчас с любопытством? Ведь вам же очень хочется спросить, почему мое начальство заинтересовалось вашей персоной.

– А вы сами это скажете, без моих наводящих вопросов. Ваше начальство прямо приказало, беспрекословно, точно и в срок. Так что ждем-с.

– Вам говорили, что вы тяжелый в общении человек?

– Жена мне об этом говорит постоянно. Остальные периодически. Так что вы не оригинальны. Пришли пугать – давайте пугайте. У меня уже нет никакого терпения. Решили предупредить – пожалуйста. Решили запугать – я уже сам себя запугал до полной невменяемости. Вот только завербовать не получится. Я в ваши игры не игрок. – Самое странное, я смог произнести этот монолог ровным голосом, не привлекая постороннего внимания.