Утешительная партия игры в петанк - Анна Гавальда

Он солгал?

Да.

Но разве он живет с Лоранс?

— Смотрите, они уже все свое барахло сюда перетащили.

В центре комнаты возвышалась гора подушек и спальных мешков. Тут же валялись гитара, пакеты конфет, бутылка Кок-колы, колода карт «таро» и упаковки пива.

— Мда, многообещающе… — присвистнула Кейт. — И вот мы, наконец, на складе седел… В единственной удобной комнате в нашем поместье под названием «Ле Веспери»… Только здесь сохранился красивый паркет, и обшивка стен в приличном состоянии… Только это помещение удостоилось нормальной печки… И все это, по-вашему, для чего?

— Может быть, для управляющего?

— Для хранения сбруи, мой дорогой! Чтобы защитить кожу от влажности. Чтобы седла и упряжь их милостей хранились в идеальных климатических условиях! Все мерзли до костей, но плетки всегда были в тепле. Потрясающе, да? Я всегда думала, что именно эта комната предрешила участь голубятни…

— Голубятни?

— Местные жители разобрали ее по камушкам, в отместку за то, что им не достался замок… Вообще-то это история Франции, и вы ее должны знать лучше меня — голубятни ведь были настоящим символом ненавистного Старого порядка… Чем больше сеньор хотел выпендриться, тем больше была его голубятня, а чем больше была голубятня, тем больше посевов уничтожали его голуби. Один голубь поедает более пятидесяти килограммов зерна в год… Не говоря о молодых побегах с огородов, которые они обожают…

— Вы знаете не меньше, чем Ясин…

— Эээ… Вообще-то все это я знаю от него…

Она смеялась.

Этот запах… Запах Матильды, когда она была маленькой… И почему, интересно, она перестала ездить верхом? Она ведь так была увлечена…

Да… почему? И почему он ничего про это не знал? Что он еще упустил? На каком совещании провел он тот день? Однажды утром она сказала ему: в клуб меня больше возить не надо. И он даже не попытался узнать почему. Разве…

— О чем вы думаете?

— О своей зашоренности… — пробормотал он.

Он повернулся к ней спиной, рассматривая крюки, подкладки под седла, разорванные уздечки, служивший скамейкой ларь, угловой мраморный умывальник, горшок, наполненный… дегтем (?), бидон с инсектицидом, мышеловки, мышиный помет, рожки для сапог под окном, сбрую в прекрасном состоянии, наверное, для осла, лежащие на полке подковы, щетки, скребки и крючки для чистки копыт, детские жокейские шапочки, попоны для пони, печку, которая лишилась своей трубы, зато приобрела шесть пивных банок, и наткнулся взглядом на загадочный предмет в виде конусообразной палатки, который его заинтриговал.

— Это что? — спросил он.

— Чехол от шамберьер.

От чего?

Ладно, придется залезть в словарь…

— А там что? — спросил Шарль, выглядывая в окно.

— Псарня… Или то, что от нее осталось…

— Тоже была огромная…

— Да. И судя по тому, что от нее осталось, с собаками здесь обращались не хуже, чем с лошадьми… Не знаю, видно ли вам отсюда, над каждой дверью барельеф с собачьим профилем… Нет…

Уже не разглядеть… Надо бы мне эти заросли расчистить… Как-нибудь доберусь… Посмотрите… Даже решетки и те красивые… Когда дети были маленькие, а мне хотелось немного покоя, я их оставляла здесь. Для них это было развлечением, а я хоть на какое-то время могла не думать о речке… Как-то раз, учительница… кажется, Алис… вызвала меня в школу: «Знаете, мне очень неловко говорить с вами об этом, но малышка рассказала одноклассникам, что вы запираете их с братьями в псарне. Это правда?»

— И что же? — наслаждался Шарль.

— Тогда я спросила у нее, не рассказывала ли Алис еще и про плетки. Короче, репутацию я себе сделала…

— Потрясающе…

— Что потрясающе? Детей пороть?

— Нет… Все эти истории, что вы рассказываете…

— Да ладно вам… А вы-то сами? Почему-то помалкиваете…

— Да я… Я предпочитаю слушать…

— Я знаю, я слишком болтлива… Просто сюда так редко заезжают цивилизованные люди…

Она приоткрыла другое окно и повторила в пространство:

— Очень редко…

Вернулись обратно:

— Я умираю с голоду… А вы?

Шарль пожал плечами.

Он как бы не ответил на вопрос, но он вообще не знал что сказать.

Его планы пошатнулись. Уже не мог разобраться в масштабах. Уже не понимал, должен ли он уехать или остаться. Продолжать ее слушать или бежать от нее. Пойти до конца или поскорее кинуть ключи от машины в почтовый ящик агентства, как было оговорено в договоре аренды.

Не отличался особой расчетливостью, просто всю жизнь привык все предусматривать…

— Я тоже! — объявил он, чтобы освободиться от этого картезианца и логика, от ранее рассмотренных и одобренных решений, от всего того, что регламентировало его жизнь, полную предписаний, ограничений и гарантий. — Я тоже.

В конце концов весь этот путь он проделал, чтобы вновь обрести Анук, и чувствовал, что она недалеко. Она ведь даже гладила эту голову. Именно здесь…

— Тогда пошли посмотрим, что нам оставили в огороде улитки…

Нашла корзину, которую он тут же у нее отобрал. И так же, как накануне, выйдя со двора, они затерялись среди колосьев в бескрайней акварели бледного неба.

Пастушьи сумки, ромашки, тысячелистники с хрупкими зонтиками, лютики, колокольчики, чистотел, звездчатки — Шарль понятия не имел, как называются все эти цветы, хотел немножко выпендриться и поинтересовался:

— А это что за белый стебель, вон там?

— Который?

— Да вон, прямо перед вами…

— Вообще-то это собачий хвост.

— Что?

Ее улыбка, пусть насмешливая, была… так хорошо сочеталась с пейзажем…

Стена огорода была в ужасном состоянии, но кованая калитка и обрамлявшие ее столбы все еще выглядели внушительно. Проходя, Шарль погладил их, чувствуя, как шершавый лишайник щекочет его ладонь.

Кейт со скрипом отворила дверь какой-то лачуги, нашла нож, и он пошел за ней к овощным грядкам. Все ровнехонькие, как по линеечке — скорее, наверное, по веревочке, — ухоженные, расположены вдоль двух пересекающихся крест-накрест аллей. В центре — колодец, а по углам — россыпи цветов. Нет, он не выпендривался, ему действительно было интересно.

— А что это за скрюченные деревца вдоль аллей?

— Скрюченные! — возмутилась она, — обрезанные, вы хотите сказать? Это яблони… и кстати сказать, на шпалерах…

— А что это такое ослепительно синее на стене?

— Здесь? Это бордосская жидкость… Для виноградника…

— Вы делаете вино?

— Нет. И даже не едим этот виноград. Он несъедобный…

— А эти большие желтые венчики?

— Это укроп.

— А вон там: пушистые елочки?

— Верхушки спаржи…

— А эти большие шары?

— Цветы чеснока. Она обернулась:

— Шарль, вы что, первый раз видите огород?

— Так близко, да…

— Что, правда? — воскликнула она с искренним сожалением. — Как же вы жили до сих пор?

— Я и сам не знаю…

— Что, никогда не ели помидоров и клубники с грядки?

— Возможно и ел, в детстве…

— Не рвали крыжовник с куста? Или нагретую солнцем лесную землянику? Не ломали зубы и не прикусывали язык, разгрызая горькие лесные орехи?

— Боюсь, что нет… А вон там слева, что это за огромные красные листья?

— Знаете… Вам бы все эти вопросы лучше задать старику Рене, он будет так рад… И потом, он рассказывает об этом гораздо лучше… Мне-то, разве что приходить сюда разрешается. Так что, — она нагнулась, — мы только возьмем немного салата, чтобы угостить вас, и, хоп, нож на место и все шито-крыто!

Так они и сделали.

Шарль рассматривал содержимое корзины.

— Что еще вас беспокоит?

— Там, под листом… огромный слизняк…

Кейт наклонилась. Ее затылок… Схватила слизняка и бросила в ведро возле калитки.

— Раньше Рене их уничтожал, но Ясин так его достал, что он их больше не трогает. Теперь он их собирает и кидает в огород к соседу…

— А почему к соседу?

— Тот убил его петуха…

— А почему Ясин так переживает за слизняков?

— Только за таких вот толстых… Он где-то вычитал, что они доживают до восьми, и даже до десяти лет…

— И что?

— My goodness![170] Вы такой же приставучий, как он! Не знаю… Он считает, что если Природа, или Бог, или кто там еще, создали такую тварь, такую маленькую, такую противную, но такую живучую, то это неспроста, и значит, у них была на то причина, и избавляться от них, разрубая лопатой — это оскорбление всему Творению. У него много подобных теорий… Он наблюдает, как Рене работает, и часами рассказывает ему о происхождении мира от первой картофелины до наших дней.

Мальчик доволен, его слушают, старик на седьмом небе, однажды признался мне, что благодаря Ясину получит образование перед смертью, ну а уж слизняки, те в полном восторге. Отправляются гулять по деревне… В общем, всех это устраивает… Пойдемте обратно другой дорогой, покажу вам наши пейзажи, а потом посмотрим, что они там творят… Когда их не слышно, это всегда не к добру…