ОЧЕРКИ ВРЕМЕН И СОБЫТИЙ ИЗ ИСТОРИИ РОССИЙСКИХ ЕВРЕЕВ - ФЕЛИКС КАНДЕЛЬ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В первой половине девятнадцатого века прославился в черте оседлости кантор Шломо Каштан. У него был собственный хор и каждое лето, между праздниками Шавуот и Рош га-шана, он разъезжал с концертами по России, Австрии и Пруссии. Каштан пользовался невероятным успехом и получал двести рублей за одно выступление. Это были огромные деньги по тем временам, но недаром Шломо Каштана называли "королем канторов", а королям надо платить по-королевски. Его корону оспаривали тогда многие, и время от времени надо было доказывать свое право быть первым. Появлялся вдруг знаменитый кантор Арье "Готсвундер" из Вилькомира, чтобы, как он говорил, "сбить спесь у Каштана", и предлагал устроить соревнование. Появлялся кантор из Плоцка Шалом Барух и тоже претендовал на корону. В одной из синагог Вильно устроили однажды проверку многим канторам, и синагога была забита до отказа любителями канторского пения. Был там и Арье Тотсвундер", и "сам" Дувидл Бродер, и кантор "Фиделе", чей тоненький голосок напоминал звук скрипки, были там и канторы по прозвищу Канарик и Соловей, - и об этом соревновании рассказывали потом годами.
Далеко не все канторы в те далекие времена были авторами мелодий. Многие пользовались композициями других, прославленных канторов, и выбирали мотивы по своему вкусу и по своим голосовым данным. Бывали даже случаи, когда использовали оперные мотивы Россини, Меербера и других композиторов. Мелодии передавали по памяти, потому что многие канторы не знали нот, и даже знаменитый Шломо Каштан никак не мог поверить, что музыку можно записывать на бумаге условными знаками. Однажды он попросил своего сына, который знал нотную грамоту, записать в его присутствии одну только что сочиненную им мелодию. Затем Каштан спрятал эту запись, а через месяц достал ее и попросил сына напеть мелодию по нотам. Когда он услышал в точности ту же самую мелодию, то даже прослезился от волнения и произнес благодарение Богу за то, что Он дал ему дожить до такого времени, когда музыку можно записывать на бумаге подобно словам!
Многие канторы ездили из местечка в местечко со своим хором, хотя и получали порой копейки за выступления. Они набивались в рыдван балагулы, как сельди в бочке, в местечках их кормили бесплатно местные любители пения, а рекомендацией им служило письмо какого-нибудь раввина, где было сказано, что предъявители сего - честные и благочестивые евреи. Переезжая из города в город, канторы знакомились со многими и потому естественным образом становились сватами и получали вознаграждение за сватовство. Иногда их приглашали и в частные богатые дома, чтобы услышать пение, и за это тоже платили. Шломо Каштан получал, например, за каждый домашний концерт целых двенадцать червонцев! Однажды какой-то богатый подрядчик, человек черствый, холодный, практичный, далекий от всяких сантиментов, тоже предложил Шломо Каштану двенадцать червонцев, но с одним непременным условием: если тот заставит его заплакать своим пением. И Каштан совершил чудо: подрядчик плакал, как ребенок, обливался слезами, всхлипывал, сморкался и снова плакал. Но если вдуматься, нет в этом деле ничего особенного: евреям часто приходилось плакать за последние две тысячи лет, накопился богатый опыт, - и стоит только запеть кантору что-нибудь грустное и печальное, как начинают капать слезы…
* * *В тридцатых годах девятнадцатого века ездил по городам Европы Михаэль Йосеф Гузиков из Шклова. Усовершенствовав белорусский народный инструмент - "соломенную гармонику", он создал современный тип ксилофона с деревянными и соломенными пластинками и играл на нем пьесы Н.Паганини в собственной обработке, арии из опер Д. Россини, вариации на темы еврейских, украинских и белорусских народных песен и танцев. Гузиков был из первых российских музыкантов, гастролировавших в Европе. Он выступал в Дрездене, Берлине, Париже, Кракове, Вене и своей "баснословной виртуозностью" приводил в восторг самых знаменитых музыкантов и композиторов, включая Ф.Листа и Ф.Мендельсона-Бартольди, который называл Гузикова "истинным гением". В газете писали: "Вот в концертную залу тихо вошел польский еврей с бледным лицом, с чертами, исполненными задумчивости и скорби. Внесли несколько пучков соломы и множество обтесанных кусков соснового дерева. Публика смотрит и улыбается. Вот он начинает: слабые звуки странно отдаются в ушах. С удивлением и неудовольствием слушатели начинают поглядывать друг на друга…, но еще несколько мгновений - и полились дивные, задушевные, чарующие звуки, и зал загремел от криков "браво" и бурных, необузданных рукоплесканий". В Вене Гузикова прозвали "Паганини на инструменте из дерева и соломы"; он выступал во дворце перед императором и был настолько знаменитым, что светские дамы - в подражание его пейсам - стали носить локоны a la Gusikow. Михаэль Йосеф Гузиков был религиозным евреем и выходил на эстраду в черном кафтане и с ермолкой на голове. Однажды его попросили выступить во дворце императора в пятницу вечером, но Гузиков отклонил приглашение, чтобы не нарушить субботу. Он умер молодым, в тридцатилетнем возрасте, и похоронен в городе Ахене на еврейском кладбище.
* * *В традиционной жизни общины не только одежда, но даже и блюда еврейской кухни не менялись из поколения в поколение. Готовили борщи, блинчики-налистники, паштеты, рыбу, тертую редьку с луком и гусиным жиром, "кугл" - запеканку, "челнт" - мясо с фасолью и картошкой, которые томились сутки на медленном огне. Готовили "локшн" - вермишель или лапшу, "фладн" - пироги с начинкой из ягод, яблок или варенья, "фанкухл" - блины и оладьи, "леках" - пряники на меду, "шмалц-кухл" - сдобные мучные лепешки на гусином сале, "ци-мес" - сладкую тушеную морковь. Пили квас, мед, водку. На праздник Пурим готовили "гументашн" - "уши Амана" - треугольной формы печенья, начиненные маком, фруктами или вареньем. Накануне Йом Кипур готовили "креплах" - маленькие треугольные пельмени, начиненные мясом и сваренные в супе. В Шавуот ели преимущественно молочные продукты и пироги с творогом, а на Хануку тоже готовили блюда из молочных продуктов и непременные "латкес" - картофельные оладьи. На Песах тоже ели "латкес" и еще к столу подавали бульон с "кнейдлах" - галушками из перемолотой мацы с гусиным жиром. Но в будние дни основной едой был грубый хлеб и отвар из крупы или кукурузы, а все вкусные блюда готовили лишь на субботу и на праздники, если, конечно, были на это деньги.
* * *Из книги записей Рижского кагала: "30 декабря 1834 года. Во время пребывания в Риге нашего всемилостивейшего Государя, члены кагала удостоились чести быть представленными и поднести Его величеству стихотворения на бархатной, вышитой золотом подушке, что вместе с другими расходами составило 57 рублей 85 копеек. Синагога была иллюминирована, что стоило 6 рублей 9 копеек".
ОЧЕРК ДЕСЯТЫЙ
1
В 1855 году закончилось тридцатилетнее царствование Николая I. "Узнав о смерти императора Николая I, - писал историк В.Ключевский, - Россия вздохнула свободнее. Это была одна из тех смертей, которые расширяют простор жизни". К тому времени многие уже понимали, что одними лишь полицейскими мерами и правительственными указаниями на все случаи жизни можно, конечно, удержать народ в повиновении, но добиться процветания страны нельзя. Требовались немедленные реформы для преобразования и оздоровления общества, для поощрения общественной инициативы, и новый император пошел по этому пути.
"Лучше отменить крепостное право сверху, - сказал Александр II после вступления на престол, - нежели дожидаться того времени, когда оно само собой начнет отменяться снизу". Александр II не только отменил крепостное право, но и ввел автономию для университетов, учредил земское самоуправление и гласные, независимые суды с присяжными заседателями, запретил телесные наказания, провел реформу печати и цензуры и установил всеобщую воинскую повинность взамен рекрутчины, которая прежде распространялась лишь на крестьян и мещан. Это была действительно эпоха "великих реформ", которые изменили облик России. "Боже мой, - вспоминал современник, - какое это было хорошее время! И это не потому только, что мы были тогда молоды, хороши собою, высоки ростом… Трудно представить себе ту лихорадочную жизнь, какою жило в то время общество. Общество ликовало в трепетном ожидании великих событий".
Николай I оставил по себе недобрую память у евреев России, и долго еще они вели счет времени от трагических событий того периода: "Это было до введения рекрутчины" или "Это случилось во времена хапунов". Но при новом императоре стало постепенно меняться отношение и к еврейскому вопросу. Уже "Комитет по устройству быта евреев" докладывал Александру II в духе времени, что прежние ограничения "содержат в себе многие противоречия и порождают недоумения". Уже один из высших сановников предлагал предоставить российским евреям равные права с прочими подданными, впускать в страну без ограничения евреев из других стран и разрешать и тем, и этим учреждать повсеместно торговые и банкирские дома. "Предприимчивые евреи, - писал он, - найдут в России обширное поле для своей деятельности, и Россия несомненно от того выиграет". А из Гродно прислали в Петербург специальный проект, в котором предлагали "разрешить евреям жить по всей Империи", - и тогда "народ, считавшийся по настоящее время бичом населения западных губерний, превратится в артерию, разносящую жизненные соки во все части Империи".