ОЧЕРКИ ВРЕМЕН И СОБЫТИЙ ИЗ ИСТОРИИ РОССИЙСКИХ ЕВРЕЕВ - ФЕЛИКС КАНДЕЛЬ

Более того, уже кое-где местное начальство стало по-иному относиться к "шалостям" офицеров и шляхтичей. Когда в Западном крае один знатный магнат повелел вымазать еврея дегтем и вывалять затем в перьях, его немедленно строго наказали, - а в прежние времена магната бы пожурили за такую "шутку". Наказали и других "шалунов", которые выгнали из зала несколько еврейских семей, потому что не пожелали в их компании смотреть представление. Слухи об этом распространялись мгновенно по всей черте оседлости и пробуждали надежды с ожиданиями. Но особый восторг среди евреев вызвала отмена крепостного права. Когда это осуществилось, в еврейской газете "Рассвет" написали с воодушевлением: "Великое дело свершилось в нашем отечестве! Сердце не может не затрепетать от восторга при этой вести. Кто истинный сын России, тот будет гордиться этим событием".

Публицист Авраам Ковнер, который сотрудничал в русских журналах и заслужил имя "еврейского Писарева", описал свою встречу с одним помещиком сразу же после отмены крепостного права: "Помилуйте, - говорил помещик горячо, - у меня было немного крестьян, всего около двухсот душ, но я был их полным властелином, я распоряжался его животом и смертью, его жена была моей потехой, его дочь - моя бессловесная рабыня… А теперь что? Теперь эти самые животные не только не подвластны мне, но чуть не смеются надо мною, глумятся, оскорбляют мою жену, мое семейство, не снимая перед ними шапки… Ах, Боже мой, как тяжело, как тяжело!" И мой собеседник залился обильными горячими слезами… Представьте же себе эту картину! Русский барин, кровью и плотью связанный с народом, проливает горькие слезы о том, что его "брат" по происхождению, по вере, по вековой связи, перестал быть бессловесным животным, освободился из-под позорного ига, - а бедный еврейчик, ничего общего с русским народом не имевший, терпимый в России, как неизбежное зло, бесправный, беспомощный, забитый, - напротив, всею душою рад, что чуждая и враждебная ему масса призвана к новой жизни, не лежит больше под кнутом и палкой барина".

Не стало теперь в России крепостных рабов, закабаленных и привязанных навечно к своему владельцу, но оставалось еще более двух миллионов евреев, запертых в семнадцати губерниях черты оседлости. Многие ожидали тогда и "великой реформы" еврейской жизни, но этого не произошло. "Я с этим никак не согласен", - объявил Александр II, и власти ограничились лишь частичными мерами. Но даже и это было огромным достижением по сравнению с царствованием Николая I. Уже с 1856 года перестали брать еврейских детей в кантонисты, перестали забирать в армию штрафных рекрутов за недоимки общины, запретили сдавать в солдаты "пойманных беспаспортных единоверцев" и отпустили по домам ответственных за призыв, которых при Николае I сослали за невыполнение нормы в арестантские роты. Детей-кантонистов, сохранивших свою веру, разбирали по домам их родители, родственники, просто знакомые, но обращенных в православие детей не разрешили возвращать в их семьи, а отдали на попечение христианам. Власти ликвидировали даже казенные еврейские училища, и взамен них появились начальные еврейские школы, а раввинские училища в Вильно и Житомире превратили в институты для подготовки учителей. "Пусть религиозно-нравственное учение евреев остается при них, - писал в те годы правительственный ревизор. - Пусть его преподают детям меламеды, а взрослым объясняют и проповедуют их раввины. Христианское общество не имеет даже права и разумного основания контролировать их в этом деле…"

А власти уже позволили евреям вновь основывать типографии, закрытые при прежнем императоре; открыли для их поселения пятидесятиверстную полосу на западной границе и отменили секретное распоряжение Николая I, запрещавшее принимать евреев на государственную службу. "Последнее распоряжение, - писал современник, - служило неисчерпаемой темой для разговоров, и фантазия разыгрывалась до крайности. Моего двухлетнего сына, выказавшего хорошие способности, уже прочили в министры…" Александр II даже приказал "пересмотреть все существующие о евреях постановления для… слияния сего народа с коренными жителями, поскольку нравственное состояние евреев может сие дозволить". Николай I добивался этого "слияния" карательными мерами против "бесполезных" евреев, а Александр II стал добиваться того же расширением прав "полезных" евреев - чтобы "отделить от общей массы еврей-, ского населения людей влиятельных по богатству и образованию". | В обоих случаях сохранялось деление народа на разряды, но при i новом императоре объявилась лазейка для некоторых категорий ев- [реев, и они этим тут же воспользовались. |

Сначала - для привлечения еврейского капитала во внутренние губернии - разрешили евреям-купцам первой гильдии переселяться туда на постоянное жительство со своими семьями. Эта малая группа была выделена из "массы народа непросвещенного и непроизводительного", а чтобы купцы не привели во внутренние губернии "целое колено израильское", позволили им взять с собой ограниченное число еврейских слуг и приказчиков. Затем разрешили селиться вне черты оседлости лицам с высшим образованием, а также фармацевтам, акушеркам, фельдшерам и дантистам. Это же право получили отставные "николаевские" солдаты и их потомки; получили его и евреи-ремесленники, механики и винокуры, которые должны были предоставить цеховое свидетельство о знании ремесла и полицейский отзыв о своем благонамеренном поведении. Но устранение черты оседлости для всех российских евреев власти сочли "невозможным, доколе не совершится нравственное их преобразование".

Современник писал о тех временах: "С конца пятидесятых годов началось переселение богатых еврейских купцов в столицы и другие города вне черты оседлости…, а за ними потянулась вереница служащих и доверенных, которые, в свою очередь, привлекали туда родных и знакомых. Таким образом в Петербурге… возникла новая община взамен прежней, управлявшейся николаевскими отставными солдатами. Один из евреев-старожилов так объяснил это отличие: "Что прежде был Петербург? Пустыня. А теперь же это - Бердичев!…" С выходцами из черты оседлости происходила полная метаморфоза: откупщик превращался в банкира, подрядчик - в предпринимателя высокого полета, а их служащие - в столичных денди. Многие вороны напялили на себя павлиньи перья; выскочки из Балты и Конотопа через короткое время считали себя "аристократами" и смеялись над "провинциалами"… Биржа, в которой только что начала развиваться спекуляция ценными бумагами, приводила к расточительности. За всяким эфемерным барышом в несколько сот рублей следовал роскошный обед с товарищами в ресторане у Додона. Образовалась фаланга биржевых маклеров-"зайцев", производивших колоссальные воздушные обороты… Некоторые такими способами составили себе состояние, другие же погибли в этом водовороте…"

Приехали в Петербург и два брата, биржевые маклеры, чей отец был шинкарем где-то в захолустье. Дети тратили в столице многие тысячи и звали отца к себе, но он постоянно отказывался. "У меня тут золотое дело, - говорил он. - Вот, например, селедка, она стоит всего лишь две копейки, а я ее разрезаю на восемь кусков и каждый продаю по копейке. А базарный день! Случается, что я впускаю двадцать крестьян спать на полу и получаю по две копейки с человека, а то и по три! И кто знает, не придется ли мне еще помогать моим детям?!…"

В годы правления Александра II экономика страны стремительно развивалась, и все слои населения приняли в этом посильное участие. По всей империи основывались во множестве банкирские и промышленные компании, во главе которых стояли вчерашние помещики и даже представители самых аристократических фамилий страны. "После освобождения крестьян, - писал современник, - открылись новые пути к обогащению, и по ним хлынула жадная к наживе толпа. Железные дороги строились с лихорадочной поспешностью. Помещики спешили закладывать имения в только что открытых частных банках. Акционерные компании росли, как грибы после дождя, и учредители богатели. Люди, которые прежде скромно жили бы в деревне на доход от ста душ, теперь составляли себе состояния или получали такие доходы, какие во времена крепостного права перепадали лишь крупным магнатам".

Россия вступала на путь промышленного развития, и евреи сыграли в ее экономическом расцвете немалую роль. Накопленный еврейский капитал пошел на учреждение банков и акционерных обществ, на строительство фабрик, заводов и первых железных дорог России. По всей черте оседлости евреи скупали в деревнях сельскохозяйственные продукты и вывозили их на внутренний и на внешний рынок. "Не будь еврея, - писал один из исследователей того времени, - крестьянину и некому, и негде было бы продать избыток своего ничтожного хозяйства, неоткуда было бы достать денег. Запретить евреям таскаться со двора во двор, от села к селу, с базара на базар, значило бы разом остановить промышленность целого края, которую они одни только поддерживают". "Справедливость требует сказать, - вторил ему другой исследователь, - что одни только евреи сообщают Бессарабии торговое движение, и без них был бы совершенный застой", а в Новороссийском крае и в Малороссии "уездные города превратились бы совершенно в деревни, если бы их не оживляли евреи своей деятельностью". Даже недоброжелатели признавали, что евреи "обладают большей подвижностью, энергией и предприимчивостью сравнительно с великороссами".