Раскинулось море широко - Валерий Белоусов

- 'Спасибо, дорогой! Сердечное спасибо! За обедом ставлю Мумм, а теперь пойду повидать Б. Может быть, сдача денежной суммы…'

- 'Так я позову к обеду кого-нибудь из наших?'- вскричал он мне вслед.

- 'Зови! Зови! Спрыснем!'

Я нашел Б. в запасных комнатах морского собрания, лежащего в постели, в сильном жару (Лейтенант Б. был эвакуирован, но доехал только до Харбина, где скончался…) Одно, что он твердо помнил, это отсутствие на его руках каких-либо денежных сумм.

- 'Только что начали кампанию, а потому денег никаких. Снабжение, припасы… там должно быть… в книгах… Вы найдете…'- он, видимо усиливался вспомнить, привести в порядок мысли, лихорадочно теснившиеся в голове, но его жена, бывшая тут же, исполняя роль сестры милосердия, так красноречиво взглянула на меня, что я заторопился покончить деловые разговоры, пожелать доброго здоровья и уйти.

Дома - 'чертог сиял'. Хозяин, выражаясь эскадренным жаргоном, 'лопнул от важности' и устроил обед gа1а.

- Идет 'Амур'! Место 'Амуру'!

- 'Господа! Решительно прошу к закуске! - провозглашал хозяин. - Институтки вы, что ли? Лобызаться, когда на столе свежая икра и водка!'

Вышла формальная пирушка.

- 'Haдо откровенно сознаться, по совести, транспорт твой не очень важное кушанье! '- басил один из гостей. Наше, российское, а значит, неудачное! Ну, a все-таки: хоть щей горшок, да сам большой! Ха-ха-ха!'

Под шум общего разговора я рассказал хозяину дома результаты моего визита к Б.

- 'Hу, и слава Богу! Главное деньги, a с отчетностями по материалам кто станет разбираться? Да, и куда его, отчёт-то? Японцам в руки?Или сразу рыбам на корм?' - вино, видимо, несколько развязало ему язык, и он вдруг заговорил торопливым шепотом, наклонившись к моему уху. - 'Главное: принимай скорее! Завтра же! Подавай рапорт, что принял на законном основании и вступил в командование! Проскочило - пользуйся! Сменять уж труднее! Ну?… Понял?'

После полубессонных предыдущих ночей на аварийном корабле я спал, как убитый, когда почувствовал, что кто-то толкает меня в плечо, и услышал настойчиво повторяемое: 'Ваше высокородие! A! Ваше высокоблагородие!'

- 'Что такое?…'

'Так что Вас требуют к телефону из штаба и очень экстренно!'

Требовали меня не зря! В 8 ч. утра командующий флотом Тихого океана, вице-адмирал Макаров, прибыл в Порт-Артур и до принятия дел эскадры от в.-ад. Старка, находившегося на 'Петропавловске', поднял свой флаг на 'Аскольде'.

Взглядывая на этот флаг, многие из команды снимали фуражки и крестились. Цaрило какое-то приподнятое, праздничное настроение.

Кессон для 'Ретвизана' был закончен постройкой yже несколько дней тому назад, но при подводке его на место оказалось, что он плохо рассчитан, не вполне закрывает пробоину или вернее - ее ответвления, и несмотря на работу мощных турбин землесосов, вода в броненосце не убывает.

Приходилось при посредстве водолазов разыскать эти щели и, хотя временно, прикрыть их надежными пластырями. Как раз в день приезда вновь назначенного командующего удалось выполнить эту работу. Броненосец всплыл и на буксире портовых пароходов был введен в Западный бассейн, где его поставили на бочки под носом 'Ангары', к северу от нее.

- 'Хорошая примета!' - говорили в кают-компании.

- 'Ишь, ты! Приехал - сейчас и распорядился! Не шутки шутить! Он, брат, сделает!' - толковали на баке.

Первое время адмирал, конечно, с утра до ночи был занят приемом дел, ознакомлением с местными условиями и обстановкой, совещаниями с начальствующими лицами и т.п. Все же, выбирая относительно свободные минуты, он заезжал то на тот, то на другой корабль.

Посещения эти были в высшей степени кратки и все по одному шаблону. Адмирал выходил на палубу, принимал рапорт командира, знакомился с офицерами, здоровался с командой.

Потом - осмотр помещений и опять обход фронта. Два слова одному, два слова другому. Иного узнает, вспомнит прежнюю совместную службу или плавание, иного спросит, что он делал в последнем бою, или вдруг заведет разговор с каким-нибудь комендором, спрашивает его, сколько выстрелов и за какое время он сделал, как брал неприятеля на прицел, вызовет на ответы, на возражения, даже, словно заспорит.

Потом - 'До свиданья, молодцы! Дай Бог, в добрый час!' - и уехал. Как будто ничего особенного - все, как всегда; а между тем каждое его слово, каждый жест немедленно же становились известными на всей эскадре.

Казалось бы, что адмирал еще ничем не проявил своей деятельности, ничем не 'показал' себя, но, путем какого-то необъяснимого психического воздействия на массы, его популярность, вера в него, убеждение, что это 'настоящий', росли не по дням, а по часам.

Создавались целые легенды о его планах и намерениях. Нет нужды, что эти легенды в большинстве случаев являлись апокрифическими, - важно было то, что им, если и не вполне верили, то страстно хотели верить. В среде личного состава эскадры, нашедшей наконец истинного вождя, проснулся ее старый 'дух'.

К вечеру, 25 февраля мы 'заслышали' японцев, т.-е. наши приемные аппараты беспроволочного телеграфа стали получать непонятные депеши.

В сумерках с 'Амура' видели, как оба отряда миноносцев - вся наша минная сила - вышли в море.

- 'Эге! Кажется 'Борода' то не склонен 'беречь и не рисковать!' - 'Дедушка' не из таких!' - толковали у нас.

'Борода' и 'Дедушка' - это были любовные прозвища, данные Макарову в первые же дни его пребывания в Порт-Артуре.

Около 7 ч. утра, 26 февраля, возвратился 1-й отряд наших миноносцев. Найти японскую эскадру ему не удалось, но на рассвете, уже в виду Порт-Артура, он встретился с отрядом японских миноносцев. Произошла горячая схватка на самой близкой дистанции. Стреляли даже минами, пуская их по поверхности. 'Властный' утверждал, что именно от такой его мины затонул один японский миноносец. На самом 'Властном' была подбита машина и отряд вернулся в Артур.

Потери: ранен начальник отряда, один механик обварен паром, а из команды один убит и несколько ранено. Должен пояснить, что всякие новости, благодаря переговорам ручным семафором, немедленно же делались известными на всей эскадре.

Двум миноносцам II отряда - 'Решительному' и 'Стерегущему' - не посчастливилось. Также не найдя японской эскадры, они при возвращении были отрезаны от П.-Артура неприятелем втрое сильнейшим. Здесь дело вышло еще жарче, - настоящая свалка, так как надо было прорываться. Едва не дошло до абордажа. Рассказывали даже, что одному японцу удалось перескочить на палубу 'Стерегущего', где он ударом сабли успел свалить кого-то из офицеров, но и сам конечно был немедленно убит.

'Решительный' прорвался, на 'Стерегущем' же, как оказалось, вероятно от неприятельского снаряда или осколка, взорвалась мина в одном из кормовых аппаратов. Корма потерпела страшное разрушение. Японцы, бросив преследование 'Решительного', всею силою обрушились на 'Стерегущего'. Некоторое время они его раcстреливали, а затем взяли на буксир и повели на юг, но он затонул.

'Стерегущий' погиб, но зато в бою с первым отрядом погиб японский миноносец. Не было победы, но не было и поражения.

Конечно можно было жалеть, даже досадовать, что наши миноносцы плохи - добрая половина не участвовала в экспедиции, стоя в Восточном бассейне, занятая исправлением повседневно случавшихся мелких повреждений, что они недостаточно подготовлены к их специальной службе, что по ночам, в море, они теряют друг друга, не умеют найти неприятеля и т. д. - но все же это было первое лихое дело, и вести о нем отнюдь не произвели на эскадру какого-либо угнетающего впечатления. Скорее, наоборот, подбодрили ее. В этом отношении огромную роль сыграло обстоятельство, само по себе незначительное, но для П.-Артура столь необычайное, что в первый момент ему даже не верили.

Как только сигнальная станция Золотой горы донесла, что в море идет бой между нашими и японскими миноносцами, для прикрытия их вышли из гавани 'Аскольд' и 'Новик'. 'Новик' - впереди.

Неужели адмирал сам, лично, отправился в эту 'авантюру'? - вопрос, живо всех интересовавший и вполне естественный.

Офицеры, собравшиеся на мостике, усиленно протирали стекла биноклей, напрягали зрение. На 'Аскольде' не было флага командующего…

- 'Ну, понятно! Нельзя ж так рисковать… На легком крейсере… Мало ли что'… - говорили некоторые…

- 'На 'Новике'! Флаг - на 'Новике'!' - вдруг, словно захлебываясь от азарта, закричал сигнальщик.

Все кругом разом всколыхнулось. Команда, бросив завтрак, кинулась к бортам. Офицеры вырывали друг у друга бинокли из рук… Сомнения не было! На мачте 'Новика', этого игрушечного крейсера, смело мчавшегося на выручку одинокому миноносцу, развевался флаг командующего флотом!

Смутный говор пробегал по рядам команды. Офицеры переглядывались с каким-то не то радостным, не то недоумевающим видом…

- 'Не утерпел!… Не дождался 'Аскольда' - пересел на 'Новик!' Черт возьми!… Это уж чересчур!…'