Скандал на Белгрейв-сквер - Энн Перри

— Чего же прочего, мистер Питт?

Томаса немало удивил неожиданный интерес миссис Латимер. Он был уверен: она ограничится тем, что попытается отрицать долги мужа. Кажется, он был прав в своих догадках: под лилейно-белой кожей скрывалась сталь.

— Шантажа, миссис Латимер.

Это заставило ее вздрогнуть, как от удара. На этот раз Питт не увидел на лице женщины надменной брезгливой гримасы — глаза ее чуть расширились, а манерность не могла скрыть обостренного внимания.

— Вот как! В таком случае вам надо поговорить с моим мужем. Ведь речь идет о преступлении и злостной клевете.

— Преступление уже расследуется, — заверил ее Питт. — Меня лично интересуют клеветнические обвинения и их опровержение. В последний год репутации полиции был нанесен сильный удар. Мы заинтересованы в том, чтобы защитить ее. Я был бы крайне признателен вам, если бы вы оказали нам помощь в этом.

— Не вижу, чем могу быть вам полезной.

— Позвольте опросить вашу прислугу? — Питту просто надо было осмотреть остальные помещения дома. Это был наилучший способ получить представление о финансовом состоянии дел хозяев.

— Если вы считаете, что это вам поможет… — не-охотно согласилась она. — Хотя не представляю как.

— Благодарю вас, это чрезвычайно великодушно с вашей стороны.

Питт встал; поднялась и миссис Латимер, дотронувшись до звонка. Когда вошла горничная, она отдала ей соответствующие указания и попрощалась с инспектором.

Следующий час Томас провел, задавая ненужные вопросы прислуге, что, однако, позволило ему осмотреть всю заднюю часть дома. Его подозрения оправдались: деньги тратились лишь на парадные комнаты. Та часть дома, куда не заглядывал глаз постороннего, была обставлена разной, отжившей свой век, потертой и в пятнах мебелью. Старые, выцветшие от солн-ца, потертые ковры, обтрепанные абажуры, стулья с изношенной обивкой, выцветшие обои, короткие, без бахромы, занавеси на окнах. Штат прислуги был невелик, поэтому, когда устраивались приемы и званые обеды, нанималась дополнительная прислуга и бралась напрокат посуда.

Питт покинул дом Латимеров в подавленном состоянии. Миссис Латимер была женщиной немалых социальных амбиций и решимости во что бы то ни стало достигнуть того, чего хотела. Томас уходил из их дома через черный ход, ибо к парадному уже подкатывали экипажи.

У самого Латимера, судя по всему, тоже имелись такие же честолюбивые устремления, и какими бы они ни были, он, видимо, шел к своей цели, карабкаясь изо всех сил, — и, кажется, уже перешагнул предел своих возможностей. Питт легко мог поверить в то, что он брал деньги у Уимса на устройство приемов, чтобы угощать гостей изысканными блюдами, поить лучшими винами и производить этим нужное впечатление. Чем же он собирался расплачиваться? У него было всего лишь жалованье полицейского сыщика.

Питт справлялся о размерах жалованья старшего инспектора полиции. На него невозможно было содержать дом в Бофорт-гарденс, даже экономя на еде, убранстве собственных спален и комнат для прислуги. Раздумывая над этим в кэбе, везущем его снова на Боу-стрит, Питт не испытывал радости.

Он представил себе тревогу, которая не покидала Латимера, страх в любую минуту получить письмо с угрозами, услышать стук непрошеного гостя в дверь; представил себе, как угнетает старшего инспектора сознание того, что все вокруг него зыбко и непрочно, что он вынужден брать из одного кармана, чтобы положить в другой, обманывать, ломать голову, как вывернуться, и нагромождать одну ложь на другую.

Поэтому Питт не видел смысла в откровенном разговоре с Латимером. Если его оклеветали, он все равно не сможет это опровергнуть, а если это правда, старший инспектор будет все отрицать. Ни в том, ни в другом случае Томас ничего не добьется. Необходимо найти доказательства, это главное. Возможно, Латимер не убивал Уимса, но это лишь половина ответа на вопрос — и не та, что больше всего беспокоит Питта. Какой бы ни оказалась правда об убийстве процентщика, Томас все равно должен узнать, каким образом Латимер собирался погашать свои долги. Готов ли он сделать это честным путем? Питт сомневался, что такая возможность у него есть.

Поэтому он решил, использовав авторитет Драммонда, получить возможность ознакомиться с делами, которые вел Латимер. Разумеется, они находятся в архивах Скотленд-Ярда, и нужна веская причина, чтобы офицеру из другого участка разрешили доступ к ним.

Питт провел немало скучных и тягостных дней в маленькой комнатушке в конце длинного коридора, сидя на неудобном стуле с твердым сиденьем и высокой спинкой перед кучей папок, загромоздивших стол. Он листал дело за делом, читая протоколы об актах насилия, о человеческой алчности и обмане. Круг обязанностей Латимера был довольно широк — от убийств и поджогов до хорошо организованного мошенничества и крупных растрат. Это был печальный перечень человеческих проступков и пороков, похожий на те, что велись офицерами такого ранга, как Питт, в любом полицейском участке Лондона, крупнейшего города мира, центра огромной империи, мировой финансовой столицы, бывшей также сердцем всей промышленной и коммерческой деятельности, крупным портом и узлом железнодорожных магистралей и линий связи, не говоря уже об огромном социальном значении английской столицы.

Питт сразу же отложил в сторону все дела, которые Латимер вел совместно с другими офицерами и где результаты расследования не вызывали вопросов. Отложил он и те, где доказательства были неопровержимы и все закончилось арестом и осуждением преступника. Зато он неоднократно возвращался к делам, закончившимся оправданием подозреваемого, но в конце концов и там не нашел ничего, что вызвало бы сомнения и потребовало дополнительного объяснения.

Наконец, когда он уже совсем устал, почувствовал резь в глазах и растущее раздражение от того, что вместо живой работы возится со старыми бумагами, инспектор приступил к изучению дел незавершенных. Их было три: дела об убийствах, совершенных за последние пять лет. Томас прочел их с особой тщательностью. Ознакомившись с протоколами допросов свидетелей, Питт пришел к выводу, что, пожалуй, и сам вел бы допросы так, как их вел Латимер, — и воспрянул духом. Возможно, в конце концов он убедился, что перед ним просто человек, влюбленный в свою красивую и тщеславную жену, ради которой готов преступить границы своих финансовых возможностей.

У Питта не было оснований думать, что судья Карсуэлл брал у ростовщика деньги взаймы, зато он знал вескую причину, почему Уимс мог его шантажировать. Чтобы шантажировать Латимера, тоже имелись основания, и весьма серьезные!

Лорд Байэм сам признался, что стал жертвой шантажа. Не мог же Латимер, стоящий третьим в списке Уимса, попасть в него как просто примерный плательщик долгов. Не является ли и старший инспектор членом «Узкого круга»? Он вполне им подходит: молод, тщеславен, жаждет привилегий и своего места в обществе. Питт не нуждался в доказательствах этого, а предпочел бы, наоборот, убедиться, что Латимер не имеет отношения к «Кругу» и сам он может ему доверять.

В полдень Томас вышел перекусить. Он сидел в шумной таверне с толстым бутербродом в руке и кружкой сидра на столике, глядя на входящих посетителей, здоровающихся, обменивающихся словами и кивками, знакомящихся, говорящих о делах.

Возможно, стоит попытаться обратиться к своим источникам в криминальном мире? Если Латимер помогает «Узкому кругу», обращаться надо не к мелким воришкам, изготовителям фальшивых документов, карманникам и сутенерам, а к крупным мошенникам, продажным адвокатам, взяточникам и растратчикам крупных сумм.

Питт обратил внимание на мужчину с узким лисьим лицом, который сидел за столиком рядом. Он был неопрятен, с желтыми от курева зубами, немытыми руками и черными ногтями. Видимо, он перебивается воровством. А также, бесспорно, обманывает слабых и менее сообразительных, чем он сам, обижает жену, если она у него есть, и детей.

И все же Питту, согласно его собственному кодексу чести, он казался менее опасным, чем богач, который не прямо, а косвенно обирает людей, чтобы стать еще богаче, и развращает других, чтобы самому остаться безнаказанным.

Вернувшись в Скотленд-Ярд и тесную комнатушку с грудами папок, Томас возобновил свою работу, теперь уже ища среди участников тех, кто мог быть связан с «Кругом» или же представлял для них интерес.

Наконец он нашел то, чего так опасался: неоправданные пропуски в протоколах показаний, необоснованное прекращение дальнейшего расследования там, где оно могло бы дать нужные результаты, странная потеря профессиональной добросовестности у следователя высшего класса. Будь это кто-то другой, такое можно было бы считать неверной оценкой факта или случайной ошибкой. Как и любой следователь, Латимер не застрахован от ошибок, и неразумно было бы требовать от него, чтобы он был идеален. Как и все, он мог стать жертвой неверной догадки, мог пропустить какое-то звено в общей цепи фактов или же прийти к неправильному заключению; наконец, быть даже предвзятым или же слепым. Но факты, выстраиваясь, создавали вполне определенную картину, и чем больше Питт вглядывался в нее, тем очевидней она становилась. У него было мало шансов раскрыть всё до конца. Организация слишком засекречена, а наказания за разглашение тайн слишком суровы. Об этом его предупреждал Урбан, и если он прав, то список Уимса — лишнее тому подтверждение. Питт заметил, что пропуски и странные ошибки в заключениях попадались ему именно в тех делах, которые он мог считать связанными с интересами «Узкого круга», а Латимер был всего лишь их исполнителем.