Шпионы XX века - Филлип Найтли

В течение двадцати лет Советский Союз не упоминал о роли Зорге в войне. В 1964 году профессор Джонсон писал: «Советский Союз никогда не признавал существования Рихарда Зорге, и мы не знаем, какие из его сообщений имели особое значение или как они оценивались по сравнению с сообщениями других советских разведчиков»(29). Одна из причин, по которой Сталин никогда полностью не доверял информации, поступающей от Зорге, заключалась в том, что первый босс этого разведчика – Ян Берзин был как троцкист расстрелян в 1938 году, что бросало тень на всех его агентов. Сталин был бы озабочен ещё больше, знай он о контактах Зорге с немецкой разведкой. С того момента, как он укрепил свое положение в немецком посольстве в Токио, и до своего ареста Зорге направлял сообщения не только в Москву, но и в Берлин. Он информировал немецкую разведку о том, что пакт держав «оси» не имеет для Германии большого военного значения, потому что Япония не денонсирует своего пакта о нейтралитете с Советским Союзом. Иными словами, ключевую информацию, сообщенную русским, а именно то, что Япония не вторгнется в Сибирь, он также передал и немцам(30). И нельзя исключить того, что Зорге впервые попал в поле зрения японской полиции как нацистский шпион. Это вовсе не означает, что Зорге являлся двойным агентом, хотя КГБ крайне подозрительно относился к подобному поведению. Наиболее обоснованное объяснение состоит в том, что Зорге не смог бы добиться доверия со стороны посла и с его помощью получить источники информации в Германии и Японии, если бы ничего не давал взамен. Как и все, кто заняты сбором информации, – журналисты, шпионы, писатели, – он знал, что движение должно быть двусторонним. Вся жизнь Зорге и его смерть – в последних своих словах он прославлял коммунистическую партию и Красную Армию – указывают на то, что он был преданным сотрудником КГБ – именно это ведомство получало мясо, немцам же шли кости.

В конечном итоге КГБ признал это. В 1964 году, к двадцатой годовщине смерти Зорге, в советских изданиях появилась масса статей. Основное внимание в них уделялось деятельности Зорге в Японии во время войны в 1940 – 1944 годах(31). Была выпущена почтовая марка с его портретом. Среди простых советских людей Зорге считался наиболее известным разведчиком времен второй мировой войны, по крайней мере до публикации в СССР в 1980 году книги Кима Филби.

Роль Ходзуми Одзаки и по сей день продолжает интриговать японцев. Загадочный коммунист, который стал «изменником из самых патриотических побуждений». Он верил, что Коминтерн даст возможность свергнуть милитаристских и империалистических правителей Японии. Блестящий аналитик, Одзаки предсказал, что рост национализма в результате действий японской армии приведет к революции в Китае, которая преобразит весь Восток. Его строгий научный анализ этих проблем, ясность мысли и озабоченность ролью и судьбой Японии в Юго-Восточной Азии приводят в восхищение его сограждан, придерживающихся самых разных политических взглядов. Письма Одзаки из тюрьмы стали в 1946 году бестселлером и с тех пор переиздавались множество раз. Его жизни и суду над ним посвящены два фильма, пьеса и несколько романов. Одзаки и Зорге были такими людьми, о которых мечтает любая разведка. В их лице Советский Союз имел преданных друзей, действующих из идеологических побуждений и занимавших такое положение, которое позволяло им не только сообщать о секретных решениях, но также влиять на сам характер этих решений.

Как уже упоминалось, информация Зорге о дате вторжения, посланная за три недели до его начала, была не единственным предупреждением, полученным и проигнорированным Сталиным. Зорге был всего лишь одним из источников, которые использовал КГБ для выяснения намерений Гитлера. После встречи в Кремле в январе 1939 года, на которой Сталин заявил высшему командному составу армии, что будущая война, вероятно, будет вестись на два фронта: на западе против нацистской Германии, а на востоке против империалистической Японии(32), КГБ предпринимал отчаянные усилия для выяснения военных планов обеих этих стран. Поскольку это была одна из величайших целей разведки во всей второй мировой войне, небезынтересно взглянуть, как КГБ с ней справился.

Англичане были, пожалуй, первыми, кто обнаружил факты, указывающие на то, что Германия намеревается напасть на Советский Союз. В августе 1940 года СИС через своего чешского агента А-54 выяснила, что немецкое верховное командование предприняло широкомасштабную акцию по усилению разведывательной деятельности в группе восточных армий. Подразделения абвера в Румынии получили подкрепление в лице экспертов по Крыму и Кавказу. Однако ни один из агентов КГБ в Англии не имел возможности ознакомиться с этим сообщением. Филби только что поступил в СИС и сидел в секции «Д», обсуждая с Берджессом нелепые планы блокирования Дуная. Блант был лишь недавно принят во второстепенный отдел МИ-5 и не имел доступа к сколько-нибудь серьезной информации. Рут Кучински начала свои операции в Англии не раньше мая 1941 года. Более того, СИС держала это сообщение агента у себя и не информировала ни Объединенный комитет по разведке, ни начальника Генерального штаба, ни Кабинет министров, полагая или предпочитая полагать, что Гитлер сосредоточивает усилия на планировании вторжения в Британию, а вовсе не в Советский Союз. (Точка зрения СИС не изменилась и после присланного в ноябре сообщения её агента в Хельсинки. Тот, ссылаясь на слова офицеров абвера, информировал: «Германия нападет на Советский Союз весной»(33).)

Таким образом, первое надежное сообщение о планах германского вторжения Сталин получил не от КГБ и его агентов, а по дипломатическим каналам. Сэм Вудс – американский коммерческий атташе в Берлине имел информатора в военных кругах Германии. Этот информатор – антифашистски настроенный немец – сообщил Вудсу не только о планируемом вторжении, но и о намерении нацистов разграбить экономические ресурсы Советского Союза. Вудс составил отчет и направил его в январе 1941 года в Вашингтон. Доклад сначала был встречен с большим недоверием. Оно основывалось на том, что подобного рода информацию вряд ли мог получить чиновник такого низкого ранга, как коммерческий атташе. Однако после того, как команда из ФБР провела оценку сообщения и подтвердила его подлинность. Государственный департамент воспринял информацию Вудса весьма серьезно. Американский посол в Москве, к которому обратились за консультацией, заявил, что русские не поверят в подлинность этой информации и объявят сообщение американской провокацией. В конечном итоге помощник госсекретаря Самнер Уэллс счел возможным сообщить информацию и указать на её источник советскому послу в Вашингтоне. Это произошло 1 марта 1941 года(34).

Тем временем посол Великобритании в Москве сэр Стаффорд Криппс, видимо, узнав о существовании доклада Вудса от своего американского коллеги, принялся действовать по собственной инициативе. 28 февраля он провел неофициальную пресс-конференцию, в ходе которой высказал убеждение, что Германия нападет на Советский Союз ещё до конца июня(35). Поскольку Криппс вряд ли стал бы высказывать свою точку зрения публично, предварительно не познакомив с ней советское руководство, мы можем предположить, что это было сделано ещё до пресс-конференции.

Сообщения о готовящемся нападении Германии пошли по дипломатическим каналам густым потоком. Шведское правительство получило сообщение о готовящемся вторжении из своих посольств в Берлине, Бухаресте и Хельсинки. 3 апреля Черчилль направил личное послание Сталину. Он узнал из радиоперехватов, что немцы начали переброску пяти танковых дивизий из Румынии на юг Польши, но развернули их назад в связи с антифашистским восстанием в Югославии. Из этого Черчилль сделал вывод, что Гитлер намеревался атаковать Советский Союз в мае, но отложил нападение до июня, чтобы прежде усмирить Югославию. Черчилль приглашал Сталина прийти к такому же выводу. Но Криппс, который должен был передать послание, видя, как воспринимались предшествующие предупреждения, отложил это до 19 апреля. Он считал, что русские увидят в письме Черчилля лишь очередную провокацию. Есть все основания полагать, что его опасения были небезосновательными. Сталин к этому времени располагал массой данных о намерении немцев, но он не хотел к ним прислушиваться. Агенты КГБ в Германии подтверждали данные о концентрации войск, агент в Чехословакии сообщал, что гигантский комбинат «Шкода» получил приказ прекратить поставки продукции, имеющей военное значение, в Советский Союз. Несколько позже чехословацкое правительство в изгнании, имевшее прекрасную агентурную сеть в оккупированной Европе, получило сообщение о деталях «оккупационного режима», который немцы намеревались установить в России. КГБ знал о том, что военно-морские силы Германии на Балтике приведены в состояние повышенной боевой готовности. Военный атташе СССР в Берлине докладывал, что немецкое нападение намечено, видимо, на 14 мая; позже его заместитель сообщил, что дата вторжения – 15 июня. Еще в одном докладе КГБ говорилось, что «военные приготовления ведутся совершенно открыто, а немецкие офицеры и солдаты откровенно говорят о предстоящей войне между Советским Союзом и Германией как о чем-то решенном». Эти сообщения должны были бы, кажется, заставить Сталина со всей серьезностью отнестись к предупреждениям, поступающим из других, несоветских источников. Однако 14 мая советский министр иностранных дел В. М. Молотов отмахнулся от сигналов о грядущем вторжении как от «британской и американской пропаганды» и заявил, что состояние отношений между СССР и Германией блестящее. Сталин читал стекающиеся в Москву предупреждения о готовящемся нападении лишь для того, чтобы нацарапать на них «провокация» и отправить назад к Ф. И. Голикову, чтобы тот похоронил документы в архивах(36).