Одинокий колдун - Юрий Ищенко

Он сумел доковылять до двери на четвертом этаже. Замешкался на входе; высокая и с ожогом ткнула его пальцем в сутулую спину. Палец был на ощупь очень твердый, как железный штырь, даже больно стало костяшкам в позвоночнике. Они вошли, скинули куртки, — девушки сунули свои одеяния ему в руки, и он, унизительно стараясь, сам нацепил куртки (его и высокой девки были без петличек на воротах) на пластмассовые крючки вешалки.

— У нас гости? — спросил Гаврила Степанович, выйдя из своей комнаты.

Он был в тех же кальсонах и в мокрой майке, но, как показалось Димке, он стал гораздо трезвее, чем во время Димкиного ухода. И мальчику подумалось, что лучше бы папе быть сейчас пьяным.

— Молчанка, разберись с червяком, — сказала высокая, направляясь к Гавриле Степановичу.

Меньшая вдруг вцепилась Димке в ухо (такие мерзкие повадки имела когда-то его воспитательница в детсаде), да так ловко и крепко, что в голове у него сильно захрустело, а глаза на несколько секунд перестали видеть.

— Иди, иди, — командовала гостья; а Димка послушно шел.

За ним хлопнула дверь, он держался за ухо и ждал, когда вернется зрение. Первое, что он увидел, был портрет мамы, большая фотография в рамке теперь висела в его комнате. Отец после его ухода вернул на место? По стеклу на фотографии ползли огромные черные слизняки. Их было штук двадцать, все стекло блестело от мутной слизи, даже лица мамы он не мог разобрать.

В коридоре бубнили голоса. Его отец извинялся за внешний вид, потом высокая рявкнула, потом быстро заговорила речитативом. Взвился и стих изумленный возглас отца. Затопали ноги, — все ушли из коридора в гостиную. Димка, потихоньку приходя в себя, попробовал выглянуть в коридор, — но дверь не поддалась, не гнулась ручка защелки, хотя на ключ его никто не закрывал. Он подергал ручку, болтаясь на ней всем телом. Пошарил по комнате, выдергивая из стола ящики, из шкафов одежду — но ничего не нашел. Вспомнил и радостно вскрикнул — нож, нож этой гадины лежал в кармане его штанов (по пути специально переложил, потому что все карманы в куртке были с дырочками)! Он пошарил в штанах здоровой рукой и вытащил сучок. Такой сухой, заскорузлый обломок ветки, — понюхал, запахом сучок был похож на вишню или сливу. Только теперь Димка окончательно вспомнил и понял, что это не просто жуткие девки, а именно ведьмы — настоящие, страшные, с которыми ничего нельзя сделать или справиться, пожаловавшие из мира проклятого Егора, — ведьмы!

— Герла, веди пацана, пусть тоже насладится, — донесся из коридора высокий голос той, что называлась Молчанкой.

Без проблем распахнулась дверь, глянула на пацана высокая — Герла. Он сам пошел в коридор. Она указала на гостиную, вошла за ним и плотно прикрыла дверь.

Гаврила Степанович, виновато улыбаясь, стоял на полированном столе, посреди комнаты, и снимал с крюка огромную люстру. Хрустальные «сопельки» (как их назвал как-то Егор) тревожно стукались, и неприятный звон эхом метался по заставленной мебелью гостиной.

— Поживей, дедуля, — строго сказала Молчанка.

— Я щас, деточки... Извините, не получается... миленькие мои, совсем спятил папаша, совсем никудышный, сейчас, сейчас... — словно чему-то радуясь и поспешая, говорил отец Димки, поглядывая на мальчика.

Наконец ему удалось сдернуть с крюка люстру. Никто не подошел, чтобы ее принять. Тогда отец Димки сам бросил ее на пол, — прыснули по паркету капли хрусталя. Отец весело хохотнул, сноровисто подобрал с крышки стола капроновый шпагат, который Димка очень любил за прочность и всегда брал с собой в турпоходы. Отец сложил кусок шпагата вдвое, намотал и сделал несколько узлов на крюке, ловко смастерил петлю и просунул в нее кудлатую, потную голову.

— Папа, не надо, — сумел выдавить Димка.

Ведьмы ничего ему не сделали, лишь переглянулись и хихикнули.

Отец никак не отозвался на просьбу Димки; неловко потоптался босыми ногами по крышке стола, сказал:

— Ну, значит, до свиданьица...

И резко оттолкнулся от стола: стол качнулся, упал на ребро крышки, стукнул качающегося и отчаянно болтающего ногами Гаврилу Степановича, а затем шлепнулся вверх витыми ореховыми ножками. Димка сделал шаг назад, уперся спиной и руками в стену, будто бы она рушилась на него, и смотрел, как бьется в петле отец. Отец обмочился, желтая жидкость закапала с мокрых кальсон на пол. Хрипел, одной рукой нащупывая на горле впившуюся нить шпагата, другой что-то чертя в воздухе... Потом он обмяк, вытянулся, неловко свесив набок темнеющую голову, — изо рта тоже что-то потекло. Короткие судороги пробегали по телу, и, наконец, всё кончилось.

Ночью они раздели Димку догола, распяли на четырех веревках, привязав их к шкафу, к кровати, к отопительной батарее и к ручке на оконной раме. Так он лежал на полу, радуясь, что лежит не в гостиной, где висел отец, а в своей комнате. Совсем не было видно матери на портрете, под многослойным ковром слизняков, несколько холодных громадных тварей добрались до мальчика, медленно ползали по его ногам и втянутому от озноба животу. Сестры почти все время находились в этой же комнате.

Расстелили на полу покрывало и несколько одеял. Шарили по квартире, принося из кладовки, с кухни консервы, соленья и посуду. А потом жрали, как голодные звери, с чавканьем, визгом и хрустом, пили две бутылки вермута, который купил с Молчанкой Димка. И ему в рот она сливала остатки вина из бутылок. Он плохо соображал, но все равно было противно и страшно на них глядеть; особенно когда, нажравшись, они совокуплялись на остатках пищи, раздевшись догола. И их хвосты торчали возбужденно, словно мужские пенисы.

Молчанка заснула. Герла подошла к распятому Димке; ее набитый живот, как проглоченный воздушный шарик, качался при ходьбе. Она встала, раздвинув ноги, и помочилась стоя на его лицо. Сказала «водичка», пьяно срыгнула и ушла из комнаты. Он задремал, но когда она вернулась и присела на пол, прямо в лужу своей и Димкиной мочи, он снова проснулся, со страхом и мольбой глядя на нее.

— Видишь, что он со мной сделал? — сказала Герла, указывая себе на лицо. — Он, твой брат. Я убью его и убью тебя. Очень долгая, мучительная смерть. Здорово, да?

— У него девушка спрятана, ваша сестра, — лихорадочно сказал Димка. — Вы могли бы поменять меня. Или я бы сам провел вас к ней...

Он пытался найти причину, чтобы его не убили, а сочли полезным.

— Насрать мне на нее. Мне Егор нужен. И приятно, что у колдуна такой жалкий и трусливый брат, — словно дразня Димку, с пафосом сказала Герла.

— Я сам его ненавижу, — постарался оправдаться Димка.

— Ну и дурак, — сказала Герла.

Она нащупала его сморщенные голые мужские признаки, собрала в горсть и дернула. Димка взвыл, получил затрещину по губам. Герла встала, утратив к нему интерес, снова ушла из комнаты. А Димка плакал, стараясь делать это тихо, чтобы не разбудить Молчанку.