Расплата - Александр Стрыгин

- А кого в главоперштаб метишь? - С нескрываемой тревогой Антонов уставил свои бесцветные глаза на Старика.

- Тебя начальником. - При этих словах Плужникова Антонов опустил глаза. - Токмакова помощником. Эктова как оперативного штабиста. Ну и мы с Богуславским. Знамена полкам уже заказал, и девиз на них будет: "В борьбе обретешь ты право свое!.."

- Неплохо придумано, - дернулся всем телом Антонов. - Только решить надо, посоветоваться. И вот что... - уже тоном начальника заговорил он, выработать устав армейских судов. За несвоевременное питье самогона: первый раз - убеждение, второй раз - плети. Для командиров - разжалование в рядовые.

- Я бы совсем ее запретил, да без толку. Тогда всех командиров разжалуем, - возразил Плужников.

- А для острастки судить за это надо. Главное - устав объявить всем, как в настоящей армии.

- Ну, за этим дело не станет. Так ты в основном согласен?

- Не торопи, не торопи, я больше тебя обо всем этом думаю. Свое решение скажу, как приеду в Каменку. Назначь сбор всех командиров полков, тогда и решу. А документы готовь. Поправить будет недолго.

"Кочевряжится еще, шаромыжник", - с ненавистью подумал Плужников.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

Панька отпросился в тот день у начальника штаба съездить в коммуну, проведать жену и сына.

Заехав на квартиру переодеться, Панька увидел открытую дверь и сидящих на узлах мать, Машу с ребятишками и своих младших сестер.

Кланя дала им ключ от квартиры и велела сказать мужу, что, как станет сынишке лучше, она сразу вернется в Тамбов, а пока побудет с матерью в их старом доме.

Выслушав рассказы сестер о событиях в соседних селах, Панька забеспокоился и решил немедленно скакать туда, чтобы Кланю с сыном вывезти из Кривуши.

Мать и сестры стали уговаривать Паньку не ездить, не рисковать, но пришедший из исполкома отец одобрил Паньку и попросил передать Андрею Филатову, что всех разместили в доме коммунаров и его задания Ефим выполнил.

- У меня конь лихой. Через два часа там буду, - с гордостью сказал отцу Панька, выезжая со двора.

- Только ты в объезд скачи. Сначала край Козловской дороги, потом свернешь на Матыру. Поглядывай!

Панька скакал легким наметом, радостно думая о близкой встрече с женой и сыном. Опасность такого свидания возбуждала в Паньке даже какую-то задорную веселость, - он скакал, насвистывая бодрый кавалерийский напев.

Вскоре показались крылья мельницы. Конь легко выскочил на бугор и заржал, почуяв близкое жилье. И, словно в ответ на это ржанье, послышались близкие выстрелы у мельницы.

Панька пришпорил коня и поскакал вниз, к Кривушинскому оврагу. Внизу, у кустов, конь вдруг словно споткнулся - рухнул на землю, Панька вылетел из седла, перевернувшись через голову лошади.

Он оценил обстановку в одно мгновение. Пусть те, кто стрелял, думают, что убит и он. Вставать нельзя, надо уползти в кусты. Превозмогая боль в плече, Панька пополз...

Стрельба со стороны коммуны была все слышнее. Ритмично стучал пулемет. Наверно, отстреливались продотрядчики. Панька сунул руку в карман и оцепенел: нагана там не было.

Пробраться бы к своим, в коммуну, залечь с ними в цепь... И им овладела вдруг смелая мысль: а что, если вдруг встать и зашагать, будто ничего не произошло? Могут принять издали за своего. На нем ведь нет формы.

Панька встал, отряхнулся и пошел в сторону коммуны.

Стрельба все нарастала и нарастала, послышались крики сотен глоток в саду - бандиты наступали.

Вскоре Панька увидел, как за мельницей, на взгорке, заметались фигуры бойцов продотряда, отступавшие б ту сторону, откуда прискакал Панька. Но пулемет все еще стучал в коммуне, - значит, кто-то прикрывал отход.

Наконец все стихло.

Панька остался один!

Совсем недалеко дом Аграфены. Там Кланя и больной сынишка. Как пройти к ним? Как миновать открытые огороды, как войти в дом? А если там бандиты? Перележать в канаве до вечера?

Он свернул к большому кусту, но споткнулся обо что-то и упал. Не успел осмотреться - его уже подмяли под себя двое бандитов.

- Чего так храбро гуляешь? У нас тут засада, - засмеялся старший.

- Ты чей? Местный? - осведомился другой.

- Местный. Чего ж мне прятаться?

- Поведем к Сидору.

- Отпустите, братцы, - попросил Панька. - К больному ребенку и к жене иду. Простой смертный я, как и вы.

- А ну веди, показывай, где жена и сын.

Панька обрадовался решению бандитов - может быть, не поведут к Сидору? Отпустят? Он зашагал к огороду Аграфены, чтобы с подворья подойти к дому.

Дверь с опаской открыла Аграфена. Увидев Паньку, позвала Кланю. Та кинулась к нему в объятия с радостью, но, увидев за его спиной бандитов, заплакала.

- Ну, ты завтра приди сам запишись у Сидора. А то хуже будет, сказал старший.

Паньку отпустили. С радостью захлопнула Аграфена дверь.

К сумеркам все было готово. Решили, что Панька будет нести ребенка на руках - чтобы не придирались встречные бандиты.

Панька взял на руки завернутого в голубое стеганое одеяльце сына, Кланя надела на руку узел. Идем, мол, к бабке лечить.

Аграфена расцеловала обоих и вывела за калитку...

От плетня вдруг отделились три человека.

- Куда, сучий сын, торопишься?

Паньке голос показался знакомым.

- Отец твой меня на тот свет отправил, а я оттуда вернулся, чтобы за Тимофея поквитаться. Не узнаешь?

Панька узнал голос Сидора.

- Панька! Бежи! - крикнула не своим голосом Аграфена. Она выхватила у него из рук ребенка, кинулась назад в калитку. Кланя обняла Паньку, защищая его своим телом.

- Кланя, уходи в Тамбов... передай дяде Васе, - торопливо зашептал Панька.

- Нет, нет, не отдам! - закричала Кланя. - Петьку убили и Паньку хотите у меня взять? Звери! Бандюги проклятые!

Сидор подошел вплотную:

- Клашка, уходи в дом, добром говорю. Мы с бабами не воюем, а плетей всыплю!

- Звери, звери! Бандиты! - в исступлении кричала она, тиская в объятиях Паньку.

Сидор полоснул ее плетью по спине, рванул за руку. Она бросилась было за Панькой, но Сидор преградил ей дорогу, угрожающе выставив револьвер.

Кланя увидела, как упирающегося Паньку бьют в спину прикладом, и замертво упала на землю у ног Сидора.

2

Утром, исполосованный плетьми, Панька шагал к своей могиле...

Сидор не пожелал сам пачкать об него руки. Отдал падовскому уголовнику - Псёнку.

Странное чувство владело Панькой, словно все было во сне. А зачем в руке лопата? Ах да! Его заставят рыть себе могилу... Жнивье больно накалывает босые ноги - нет, это не сон!

И все равно Панька не верит, что вот сейчас в такой теплый осенний день он умрет, что не увидит больше ни Клани, ни сына.

Он шагал быстро, сам не зная, для чего: то ли надеялся, что отстанут от него эти падовские бандиты, то ли хотел, чтобы скорее все кончилось...

- Не торопись, куманек, пуля все равно догонит, - с издевкой сказал Ванька Псёнок, поправив на плече обрез. - Сенька, пхни его прикладом в зад, что он, оглох, что л?

Сенька, худенький, длиннолицый блондин, ровесник Паньки, неуверенно толкнул прикладом в спину - чувствовалось, что впервые идет на такое дело.

"Может, дать деру? - мелькнуло в голове. - Пусть пуля догонит и убьет сразу..." Но надежда на какое-то невероятное спасение сильнее отчаяния. На что надеялся Панька - сам не знал. Просто очень хотел жить, - любовь Клани и рождение сына взметнули в нем столько сил и энергии!

Только бы жить...

- Ну, стой, хватит, - небрежно сказал Псёнок.

Панька остановился.

- Торопиться некуда, - продолжал Псёнок. - Полюбуемся, как ты себе могилу копать станешь. Так дядя Сидор велел. Пусть, грит, копает, меня вспоминает, слезьми обливается и за отца прощения просит. А тогда, грит, и убивайте, как вам захочется.

У Паньки вдруг страшная тоска засосала под ложечкой. Он окинул взглядом поле - ничего уже не случится, никто ему на помощь не спешит, да и никто не знает, в какое дурацкое положение он попал и как глупо должен погибнуть.

Панька расслабленно оперся на лопату и покосился на Псёнка. Тот оскалил свои гнилые, прокуренные зубы:

- Что? Ослаб? Тошно от моих слов стало? Не то еще будет... Я умею шабашить! Читай молитву, коль не забыл. - Он вынул кисет, стал свертывать цигарку.

Панька никогда не видел более ненавистного лица. Он опустил глаза и увидел вмятые в землю острием лопаты короткие стебельки ржаной соломы...

Мысль работала лихорадочно быстро... Лопата!.. Это же оружие! Убить хоть одного ненавистного Псёнка! Я вам, гады, легко не дамся!

Панька, не поднимая головы, удобнее взял черенок лопаты.

Послышались удары о кремень - Псёнок высекал огонь.

В безумном порыве борьбы за жизнь Панька взмахнул лопатой и с диким криком рубанул железным острием по голове Псёнка. Все это произошло в одно мгновение. Сенька с испуга выстрелил мимо и, увидев, как рухнул на землю окровавленный Псёнок, а Панька занес уже лопату над ним, метнулся в сторону и бросился бежать.