Расплата - Александр Стрыгин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мгновенно вспыхнуло пламя. Шипя и облизывая сырые камышины, оно поползло в стороны...
Все это он проделал в каком-то неистовом забытьи, которое бывает у человека в моменты огромного душевного потрясения.
- В Тамбов, - тихо приказал он бойцам и пришпорил коня.
Вымахнув галопом на взгорок за хутором, где стоял дозор, Василий остановил коня и, сам не зная для чего, снял шлем.
Бойцы повторили его жест, даже не догадываясь о том, что это значило, а спрашивать сейчас они не решались.
С неба тихо опускался мелкий осенний дождик, где-то прогремел, словно гром, орудийный выстрел.
С взгорка хорошо был виден стоящий на отшибе от хутора дом, который пылал огромным багровым костром.
Ч А С Т Ь Т Р Е Т Ь Я
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Большие хлопья снега медленно оседают на все, что встречается на пути: на испачканные кровью руки бандитов, на пропотевшие насквозь от дальних переходов буденовки красноармейцев, на следы конских копыт, изрябивших, словно оспой, все поля и дороги; оседают на неубранные копны ржи и брошенные в поле трупы...
Падает равнодушно снег, тает, впитываясь в сырую ноябрьскую землю, а где-то падают подкошенные свинцом жизни... Впитает и их когда-то мать сыра земля, как эти снежные хлопья...
Смотрит Панька, как исчезает снег во влажных комьях пашни, и думает тяжелую думу о страшной гибели сынишки и тещи. Лежат обугленные трупы под пепелищем, и некому даже предать их земле. Не дает Паньке покоя мысль, что своим спасением он погубил две дорогие ему и Клане жизни. И как ни убеждает его Кланя, как ни оправдывает себя он сам, - нет покоя душе. А руки до боли тискают гранату и револьвер, спрятанные в карманах.
- Хватит тосковать, братишка, - подошел к Паньке молодой бравый командир латышских стрелков Альтов, за которым Панька прискакал по приказанию командующего Сампурским боевым участком Маркина. - Скоро покончим с бандюками. К невесте вернешься о орденом.
- Моя жена со мной, - ответил Панька. - Медсестрой в Рязанском батальоне. Сынишку-малютку у нас убили бандиты в селе... И сожгли.
Альтов нахмурился, молча потряс Паньку за плечо:
- Крепись, братишка! Мстить надо!
2
Маркин был недоволен результатом боев в Понзырях и Верхоценье. Бандиты ушли безнаказанно и теперь готовят нападение на Ивановский совхоз, где коммунисты кормят и охраняют триста отборных кровных лошадей.
Командующий боевым участком уже показал свое военное мастерство и личную отвагу в Кирсанове и Рассказове. Теперь ему предстояло выправить положение на третьем боевом участке - в Сампуре.
В штабной вагон собрались все командиры.
Маркин сразу, без предисловий, приступил к делу.
- У нас под охраной два элеватора, полные хлеба, несколько складов кооперации с кожевенными товарами и мануфактурой. В десяти километрах конесовхоз. Антонов рвется к этим богатствам. Он решил создать регулярные части. Прошу подойти к карте.
Познакомив с данными разведки, командующий изложил свой план обороны:
- Рязанскому батальону занять позиции у элеваторов. Коммунистическому отряду Матвеева охранять склады и пакгаузы на станции. Рота двадцатого полка должна немедленно выступить в Ивановский совхоз. Латышским стрелкам Альтова стоять в Дмитриевке в резерве. Бронелетучке Саленкова - курсировать между вокзалом и первым элеватором. Во время боя обстреливать район Петровское. Бронелетучке Мачихина ходить от второго элеватора до Чакино, обстреливать Хитровский участок. Вопросы есть? Предложения?
Командиры взяли "под козырек":
- Все понятно!
- По местам, товарищи командиры. Не терять ни одной минуты.
Заметив в дверях адъютанта Олесина, Маркин насторожился:
- Что случилось?
- Эскадрон в двести сабель с пиками прибыл из тульской Губчека!
- Задержитесь, товарищи командиры. Познакомимся с туляком. Зови, Олесин, командира.
В купе вошел кавалерист в буденовке, доложил о прибытии.
- Сколько времени эскадрону нужно на отдых? - спросил Маркин.
- Сутки, товарищ командующий.
- Что? Вы с ума сошли! Через полчаса двинетесь в Ивановский конесовхоз. Вечером ожидается бой.
3
К полуночи подул сильный ветер, взвихривая сырой снег. Сквозь пелену едва слышно донесся одинокий орудийный выстрел.
Маркин быстро очнулся, поднял голову с жесткой подушки, выглянул в вагонное окно. "Неужели в такую метель пойдут?"
Зазвонил телефон. Командир бронелетучки Саленков докладывал о прорыве заставы со стороны Хитровки. Орудийный выстрел послышался у конесовхоза.
Командующий приказал Саленкову вести обстрел и, бросив трубку, выскочил из вагона.
Перед ним, как из-под земли, выросла фигура Паньки.
- Ни черта не видно! - заругался Маркин. - Олесин, скачи в Рязанский батальон. Мой приказ: беречь патроны. Подпускать врага ближе, не палить в метель. Без приказа не отходить, держаться насмерть! В пешем строю бандиты - не вояки. Скачи! - И уже вслед крикнул: - Если нужно, останься там!
Он вспомнил, что жена адъютанта служит медсестрой в Рязанском батальоне.
Маркин вернулся к телефону. Обстановка прояснилась. Антоновцы наступали с двух направлений. С юга, со стороны села Петровское, они обрушились на Ивановский конесовхоз (там действовал Богуславский, только что назначенный оперштабом бандитов командующим армией). С севера, из района Хитровки, на станцию обрушился Токмаков.
Стрельба слышалась все ближе и ближе. Участились орудийные раскаты: это бронелетучка обстреливала южный район.
Сидеть у телефона было теперь бесполезно. Маркин оставил в купе начальника штаба, приказав ему резерв отважных латышских стрелков послать к конесовхозу.
К вагону гнал галопом верховой.
- Кто? - резко спросил Маркин, выхватив револьвер.
- Посыльный с вокзала. Нас окружают.
- А пулемет почему молчит?
- Пулеметчика убило.
- Слазь с коня! - приказал Маркин.
Легко вымахнув на седло, он поскакал к вокзалу.
У пулемета возился какой-то бородач. Оттолкнув его, Маркин развернул пулемет на выстрелы и крики. Мокрое холодное тело пулемета вздрогнуло и забилось в горячем гневе. Крики бандитов смолкли, но пули все еще летели из невидимого за метелью пространства.
- Батальон коммунистов! - крикнул командующий. - За мной! Вперед! Бей бандитов!
Бородач схватился за пулемет рядом с рукой командующего, и они покатили его по слякоти вперед, навстречу метели и выстрелам. За ними бежало не более десятка красноармейцев из охраны вокзала.
В это время рязанцы вели горячий бой у элеваторов. Антоновцы, оставив коней в Периксе, наступали пешим строем. Они разворотили один из путей, по которому шла бронелетучка Мачихина, и кинулись к элеваторам. Мачихин спешил свой отряд и ударил пулеметным огнем во фланг бандитскому наступлению.
Пьяные бандиты, изрыгая похабные ругательства, лезли на рязанцев. Они уже были совсем близко. Бойцы, залегшие в промозглую слякоть, дрожали от холода и страха.
И вдруг сзади цепи послышался слегка охрипший, но звучный голос командующего:
- Борцы революции! Ни шагу назад. Вперед, только вперед! - Маркин вырвался туда, откуда летели пьяные ругательства, и бросил одну за другой две гранаты.
Панька Олесин с Кланей были на фланге батальона, но ветер донес и до них крик командующего.
Паньку словно подбросило какой-то могучей горячей волной. Он вскочил и побежал вперед.
- Ура-а! Братцы! Ура-а! - закричал он в исступленном порыве, забыв обо всем на свете.
Но цепь не поднималась.
- Что же вы, ребята? - с укором крикнула Кланя в цепь. - Ну, родные! Вперед! - И кинулась за Панькой, придерживая санитарную сумку.
- Ура-а! - прокатилось по цепи сначала неуверенно и тихо, а потом, когда Панька бросил гранату и еще раз громко крикнул: "Братцы! Бей бандитов!", "ура" понеслось, схваченное и усиленное ветром, мощно и грозно.
Командующий пропустил цепь вперед, подбежал к пулеметчику:
- Ты чего лежишь? Чего ждешь? Вперед! За цепью вперед!
Бандитов гнали до самой Периксы.
Кланя потеряла из виду Паньку, она едва поспевала за бойцами, которых неудержимо влекло вперед радостное чувство победы.
А Панька уже ворвался в первый дом села и хриплым от бега голосом крикнул:
- А ну кто тут который? - Он и сам не знает, как всплыли в памяти эти отчаянные слова Петьки Куркова, но он их произнес именно так, как должен был бы произнести Петька, - сурово, беспощадно, героически.
Плешивенький мужичонка упал на колени, снял шапку и заплакал:
- У меня вороного мерина взяли бандюки проклятые, а серка паршивого мне бросили, поскакали они на Кензари край речки. Догони, солдатик, отбей у них мово вороного. Такого век не наживу. Без него я с тоски подохну!
Панька с досадой махнул рукой и выскочил из дома...
Ивановский конесовхоз горел, подожженный снарядами. Несколько часов длился бой. Латышские стрелки под командованием беззаветно храброго Альтова подоспели вовремя. Они ударили бандитам в тыл, и те от неожиданности стали разбегаться куда попало, бросая все, что тащили с собой в обозе.