Книга о Небе - Кодзиро Сэридзава

«Не сотвори себе кумира» — девиз писателя. Живя в мире, можно не зависеть от него, если следовать чистому сердцу. Как сказано в Вималакирти сутре: «Если сердце чисто, то и все чисто. Если сердце нечисто, то и все нечисто». И о том же Апостол Павел: «Для чистых все чисто; а для оскверненных и неверных нет ничего чистого, но осквернены ум их и совесть». Сердце у каждого свое и у всех одно (иссин). И об этом говорит писатель в «Милосердии Бога»: «…ведь деревья тоже существуют благодаря милости Великой Природы, значит, и они способны чувствовать и отвечать на нашу любовь. А уж о людях и говорить нечего, они не только умеют чувствовать, но еще и обладают даром речи, можно себе представить, как счастливо бы они зажили, если бы отказались от эгоистических желаний, устремились бы к истинному».

Писатель более всего уповал на Истину-Искренность (Макото). «Искренность трогает небеса» — говорит японская пословица. Уже древние императоры Японии знали, что вне Истины недостижимо благополучие страны. И японский христианин Кандзо Утимура (1861–1930), о котором с почтением вспоминает писатель, ставил Истину превыше всего: «Истина от Бога, не от государства. Если не можем спасти страну, нужно сделать все, чтобы спасти Истину. Если сохраним Истину, то и поверженное государство поднимется. Отречемся от Истины, и процветающее государство погибнет». Точнее не скажешь. Истина — это Путь, заданный миропорядок, он не виден, но нарушающий его обречен. Оя-сама в своих записях «Офудэсаки» («На кончике кисти») постоянно напоминает: «До сих пор вы не знали Истины, следовали лишь человеческим побуждениям». «Я поведаю вам о высшей Истине. Я готовилась к ней все 43 года. Эта Истина — соединение сердец». Не познавший Истину не может быть свободен, несвободный не может жить в Радости (Ёкигураси). «Если ваше сердце искренне стремится к Истине, вы будете спасены». «Когда Бог Искренности делает свою работу, то очищаются все души во вселенной».

Истина едина и вечна, но познается в личном опыте. Потому писатель, носивший Истину в своей душе, полагался на свой внутренний голос, а не на общепринятые правила. Ему созвучны слова: «Человек по сути своей религиозен, однако, когда вера его облекается в отчетливые слова и системы, я уже перестаю понимать ее»[22]. Он не признавал коллективные формы, организации любого рода, церковные, литературные. Именно потому, что, поглощая индивидуальность, они волей-неволей приносят неповторимую душу в жертву общему интересу. Истина же — в спасении души, без которой нет общения с Богом. Спасая себя, спасаешь других, говорят буддисты и христиане. И Бог-Родитель устами Мики Накаяма возвещает, что невозможно спасение всех через все, ибо у каждого свое призвание. Если человек приноравливается к другим, к общим правилам, то, теряя Искренность, теряет себя. Потому и привлекают книги Сэридзавы чистые души, возвращая человеку веру в свое назначение.

Истина изначальна, ее называют по-разному — Богом, Дао, Логосом, — тем, что вносит в мир порядок, движущий к совершенству. Иначе почему так разумно устроен мир? А если в наше время этот мир уже не выглядит разумным и люди озабочены тем, как уничтожить друг друга, то в этом нет вины Бога — есть Его забота. Сквозь пыль, покрывшую души людей, не проникает божественный Свет, но Бог не мог не предоставить человеку свободу выбора. Как он этой свободой распорядится, такова и будет его жизнь. Поднимется ли до Бога или опустится ниже животного — это его выбор. Вне свободы не осуществится «Замысел Бога». Однако Бог не предоставил бы человеку свободу выбора, если бы не был уверен в ее научающей роли: через испытания — к спасению. Сказано: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин., 8:32). Значит, не познав истину, человек не может быть свободен, сколько бы ни мнил себя таковым и ни принимал деклараций о свободе. Но и Христос не сказал бы этих слов, если бы не знал, что человек может познать истину и стать свободным. У не познавшего истину, не прозревшего все так и будет превращаться в свою противоположность; мнимая свобода оборачивается вседозволенностью, распущенностью, то есть полным ее отсутствием.

Слова Христа о свободе записал его любимый ученик Иоанн. И Родительница просит писателя хранить изреченное в своем сердце, напоминая, что не случайно схожи их имена: «Кодзиро — свет, созидающий добро», «Иоанн — это тот, кто учит свету, тот, кто открывает свет… И ты принял и несешь в мир его истину. Истину всего, о чем говорится в Священном Писании». Каждый действовал в свое время, на своем поприще, но каждый по-своему старался достучаться до сердец людей. Прошли времена пророков, теперь писатель призван доносить слова безгласного Бога.

Но не случайно и то, что в разных концах света раздается крик отчаяния или торжества непробужденного ума: «Бог умер!» Писатель с ужасом наблюдает, как одурманенная Япония теряет себя.«…Развязалась Тихоокеанская война. Япония осуществляла агрессию против других стран, ее народ постоянно стал рассматриваться не как совокупность отдельных человеческих личностей, а как пушечное мясо. Различные верования, жившие в японском народе, и в первую очередь христианство, беспощадно искоренялись. Бог умер…» Но Бог умирает для одних, отпавших от Него, — отпадая, они начинают истреблять друг друга и самих себя, — и жив для других. То, что сотворило мир, его Первопричина, Великая Сила Природы, не может исчезнуть, ибо не возникает, существует вечно. Вечен Истинный мир и мимолетен Мир явлений, он исчезает, если не направляется к миру духовному, если Земля отпадает от Неба. И важно не принять одно за другое, преходящее — за вечное. Бог есть высшая Справедливость, Он не допускает существования одного за счет другого. Если принимать второстепенное за главное, часть — за целое, то деформируется сознание, а вслед за ним — мир человеческий. Все выворачивается наизнанку, и человек уже не поднимает взор к Небу, он прикован к Земле, из которой вытягивает последние соки.

Для того и стала являться Родительница в Мир явлений, что времени больше нет, настали сроки для возрождения или гибели. Она передала волю Бога, чтобы писатель выразил ее в своей трилогии. Людям необходимо знать о том, что может с ними случиться, если они пренебрегут моральным законом, который составляет суть всякой религии. «Бог един для всей Вселенной… Поскольку Он является Отцом человечества, то Его называют Богом-Родителем… После того как Бог-Родитель создал на земле человека. Он на протяжении долгого исторического периода, из любви и сострадания к людям, чадам Своим, время от времени нисходил на кого-то из них и через этих посредников сообщал людям о Своих замыслах. В 1838 году Он сошел на Мики Накаяму».

Бог един, но Пути к нему разные. Сказано: «В доме Отца Моего обителей много» (Иоан., 14:2). Одинаковых Путей не бывает. Всякое однообразие, подобие противно закону Природы: пресекает движение энергий Неба и Земли, божественной и человеческой. Как Земля вырождается, отпадая от Неба, так и человек, отпадая от Великой Природы. Писателю важно донести Истину: каждый получает от Бога свое призвание, и, значит, те, кто пренебрегает им, берет на себя задачу другого, нарушает волю Бога. Лишь индивидуальная душа общается с Богом, и потому все, посягающее на свободу индивидуального выражения, будь то человек или нация, противоречит Божьему Замыслу. Но это не индивидуализм западного типа, где происходит замыкание на «эго», которое, по закону замкнутой системы, неизбежно вырождается, а за ним дробится все остальное[23]. В отрицании эгоцентризма едины все религии. Если ты для себя, то зачем ты? Что делаешь, делай не во имя свое.

Но и невозможно спасти людей, замурованных в массу, где подавлено все личное. На этот счет заблуждались многие, надеясь завоевать свободу силой и сразу для всех, непробужденных, и свобода превращалась в тиранию. Свобода не даруется вождями, — зачем повторять деяния Бога, — а произрастает изнутри, в духовном опыте. Говоря словами апостола: «Сеется тело душевное, восстает тело духовное» (1 Кор., 15:44). И это близко восточной идее «не-я» (муга), в которой писатель видит Путь к Спасению. Он постоянно возвращается к этой мысли: в праведной жизни человек преодолевает себя внешнего и находит себя внутреннего, свое истинное «я», для которого весь мир — дом Бытия. По апостолу Павлу: «Если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется» (2 Кор., 4:16). А дзенский мастер XIII века Догэн скажет: «Узнать Будду значит узнать себя. Узнать себя значит забыть себя. Забыв себя, станешь единым со всеми» (Сёбогэндзо, 1).

Как ни близка сердцу писателя вера в Христа, все же подсознательно он шел к тому Богу, который роднее японскому сердцу, к Лунно-Солнечному Богу (Цуки-Хи). И не потому ли ему оказалась близка вера Жака в Бога как созидающую Силу Великой Природы, что испокон веку японцы поклонялись Природе — обиталищу богов ками. Вся японская поэзия преисполнена чувством благоговения перед ликом Природы, и Природа воздала им должное за доверие к себе. Японцев не удивило бы, что кто-то разговаривает с деревьями, поклоняется горе Фудзи, как родной матери. Уже в древних текстах сказано, что деревья и камни умеют говорить и все имеет свое сердце — кокоро, — цветок ли, время года или лунный свет. Это и позволяет человеку общаться с Природой «от сердца к сердцу». В этом сила японцев, они не ставили себя выше Природы, не учили, а учились у нее правилам искусства и жизни и оттого избегли недуга отчуждения. Этим они отличаются от людей западной цивилизации, извлекающих из природы выгоду: выигрывая в малом, проигрывают в большом, лишаясь жизненной опоры, впадают в неверие. Ничего святого, значит, все дозволено — и устраивать взрывы в Космосе, не понимая, что он живой и может ответить.